Колыбельная монарху

 
                Тревожный мир забыт
                во сне святыми – к их стыду святому.
                Геенна спит, и Рай прекрасный спит.
                Никто не выйдет в этот час из дому.
                И. Бродский

Полночный час остался позади,
Особенная ночь – всё в ней спокойно.
Усни. Ничем свой ум не береди, -
Всё хорошо, всё чинно и достойно.
На всём вуаль блаженной тишины:
Вещах, предметах, зеркалах, обоях,
Безмолвие стекает со стены,
И сонный бриз царит в твоих покоях.
Усни, не беспокойся ни о чём,
Мир колыбелью для тебя стал снова,
Ночная тишь окутала плащом,
Не помня, что «Вначале было Слово».
Что звук любой осознан, и вполне
За сказанное отвечать придётся,
Забыто напрочь ныне. Всё – на дне
Заплёванного некогда колодца.
Не будет слов, сотворено, и пусть.
Покой недвижим, точно древний идол.
Сны не приснятся, не навеют грусть.
Не будет снов, чего ты в них не видел?..
Владенья спят твои, и ты усни.
Спят телефоны, журналистов «утки»,
Бомжи, учителя, и лишь одни
Дежурные домучивают сутки.
Спи крепко, не пугайся ничего –
Беспомощным тебя никто не видит.
Надёжно спрячет ночь ото всего,
Кто мог обидеть – спят и не обидят.
И те, кто тихо собирают дань
С тебя за трон (их ставленник и ширма),
Не тронут. Душу страхом не тирань,
Усни. Всё тихо и покуда мирно.
Они тебе расправой не грозят,
Кошель их сохранён и наполняем,
Весьма тобой довольны, крепко спят,
Иль пользуют девиц, - не до тебя им.
Отбрось тревоги – дрёмой мир объят.
Вот разве где-то, обманув постели,
Поэты гнусно пёрышком скрипят,
Но кто они такие, в самом деле?
Не бойся скрипа – стражников шаги
Вне времени, неслышней, чем тик-таки,
Измученные, спят твои враги,
И гнев их растворяется во мраке…
Во мраке только сон плывёт волной.
Изранясь православными крестами,
Он оседает густо тишиной
Над сёлами и Мега-городами…

Спи крепко-крепко, ибо сон непрост –
Пока ты здесь, твой Ангел, мальчик светлый,
Хлебнув свободы, в полусвете звёзд
Резвится, нарушая все обеты.
Пока ты спишь, пока всё спит кругом,
Он, недоступный слуху, чуждым взорам,
С веления Того, кто всем знаком,
 Немного отдыхает от позора:
Его не мучит труд, но мучит стыд,
Он юн ещё и не изжил бунтарство,
И суть его не за тебя кровит,
Но за других… Но жалость – не коварство.
Не смотрит вниз – во мраке много слёз,
И в стороны не смотрит – это больно.
Лишь Бог его не судит, и всерьёз
Резвится Ангел, думая, что вольно.
Как он неправ! Всевышнею рукой,
Отягощен бездушьем и грехами,
Безжалостно истерзанный тобой,
С почти что неподъёмными крылами,
Он поднят ввысь… Один во всей тиши,
От бесовской освобождён атаки.
Чтоб падшим он не стал под гнётом лжи,
Позволено забыть, что там, во мраке:
Блеск роскоши, где рядом – нищета
Почти что сплошь. Разруха язв не прячет.
Не жизнь, а выживаний маета
Усилья многих сводит к неудаче.
Там страхи, безнадёжность и тоска,
Поповство, что не видит боль людскую,
Отравы, петли, дуло у виска
С решением: «Да к чёрту жизнь такую!»
А что ещё там прячется, во тьме?
Безбудущность, ведущая к пороку,
И тюрем смрад в одной большой тюрьме
В страну размером, взятки, да оброки.
Там пашни, где закопан тяжкий труд,
Больницы все, где медиков так мало,
Что непонятно, как они несут
Свои кресты… Но смерть там отступала,
Пусть изредка… Но шла к другим местам:
Голодным старикам с их утлым скарбом,
Но чаще и внезапней – к мужикам,
Смеясь в лицо их безутешным бабам,
И только озлобляла их сирот…
Но полно, сон волною всё покроет,
Он щедр сейчас на отдых и плывёт
Над всем, что днями мучится и воет.
Плывёт долинами (там тоже крепко спят),
Погостами (уже их сон не тронет),
Листва не дрогнет, птицы не взлетят,
Всё и со всеми в сонном мраке тонет.

Спи, одинокий… Спи ещё, ещё…
Ты в безопасности, с тобой не станет злого.
Хранителям не предъявляют счёт,
Пусть отдохнёт – ему трудней любого.
Его вернёт  и дрожь ресниц твоих,
Хоть ты ничто - лишь прах для Сотворенья.
Но на таких для будущих святых
Бог  обучает Ангелов смиренью…