Математические основы искусства поэзии

На фото: Григорий Перельман



Григорию Перельману - вдохновенному поэту математики,
силой художественного воображения одолевшему
проблему Пуанкаре о гомотопической эквивалентности
n-мерного многообразия n-мерной сфере для любого натурального числа n.

Всякий, кто отважится на чтение этого рунического текста,
с полным на то основанием может считать себя героем, если
ему удастся живым, здоровым и помолодевшим дойти до финала.



ЗА ЧТЕНИЕМ КНИГИ КЛОДА ШЕВАЛЛЕ

Я раскрываю книгу Клода Шевалле, в свет изданную
Американским Математическим Обществом Нью-Йорка
в 1951 году.
Почему-то в среде просвещенных привыкли считать,
что издавна
юг названьем одним человека освобождает от дум
о необходимости заботиться о теплых одеждах, –
недаром у натопленной печки работать любил
Пьер Ферма.
Но юг – это лишь направленье, которое держит
волю в узде, подобно тому, как в Сибирь, на восток
стремился
Ермак.
За окном у меня отнюдь не юг, слышу дыханье Борея.
 «Введение в теорию алгебраических функций от одной
переменной»
с английского перевел блистательный профессор
Зенон Боревич.
От карьеры математика свой отказ я не считаю
изменой
ни царице наук, ни обету, ни юношеской своей мечте,
ни самой бесконечности, единственно для меня
желанной,
потому что из множества интересных для меня разных тем
я выбираю ту, которая обывателю более всего
представляется
странной.
Государственным издательством физико-математической
литературы
издана книга в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году,
в Москве.
Распространенные в ту пору печатных шрифтов гарнитуры
создают на страницах узоры, как разъяренный охотником
вепрь.
Книга замечательна тем, что изложенье ведется
над произвольным полем констант, и только
в самом конце
полю комплексных чисел панегирик поётся,
чтобы читатель смог оценить автора прикладной
концепт.
Глава первая: точки и дивизоры. Параграф первый
алгебраических функций от одной переменной полю
посвящен. Изученье его успокоит душу и нервы,
сосредоточит вниманье и даст насладиться вволю
свежестью чистых идей семантического универсума.
Далее следует параграф второй: точки. Поистине –
эврика!
Ведь это ж о вечном Едином рассказа другая версия
начинается, как от истока универсального новой эры
река.
Параграф третий: точки поля К[x]. Очевидное
усложнение
элементарного понятия, расширение видимости
горизонта.
О словаре новой мифологии Вадима Воинова есть
мнение,
что в культуре он играет защитную роль
интеллектуального
озона.
Параграф четвертый весь посвящен о существовании
точек
теоремам,
ибо не факт, что если мы о чем-то говорим, – оно
непременно
существует.
Ведь еще со времен, как известно, Ромула и Рема
силлогизм в разговорах ученых мужей торжествует.
Читаю названье параграфа пятого: функция порядка,
степень точки.
Не могу с этим не согласиться, поскольку порядок и степень
важны крайне.
Начинают распускаться еще только робкие мыслей почки,
превращаясь в ростки гипотез, чтобы затем осыпаться
лепестками
в кратер
вулкана научно-художественной парадигмы
сюрфутуристической,
в которой окажутся сплавленными всех знаний плоды.
Если лжеученых, поэтов, художников не удалить
с нивы теоретической, –
с неизбежностью до конца времен доведет их профанации
дым.
Теорема о независимости, дивизоры и, наконец,
функции дивизор
Шевалле рассматривает в последних трех параграфах
с любовью.
Отрываюсь от книги, в окно устремляю утомившийся взор,
но, тем не менее, с гордо вскинутой в изумлении бровью.
За окном все тот же тяжело вздыхает пейзаж – уныл и сер,
но угадываю приближенье весны и как бы девы молодой
пенье.
Математик, спортсмен, эстетствующий Жан-Пьер Серр
во всех своих книгах никогда не оставлял недоразумений
пену.
Первой главы крещендо отгрохотал конец, подвожу итог,
дабы мысли и чувства призвать к послушанью, – иначе
между ними начнутся тяжба, разлад, утомительный торг.
В служении музам бессмертным гармония так много значит!
Аккордом звучит вторая глава: теорема Римана – Роха.
Приступаю к параграфу первому под названием род.
Между прочим, один из лучших учебников написал
В. А. Рохлин,
шуткою умевший рассмешить на лекции народ.
Вот были люди-жрецы – столпы мировой науки,
мыслью своей проникающие за самый последний
предел!
Над площадями, приветствуя их, возносили
восторженно руки
студенты, даже притом, что порой избегали учебных дел.
Род дорог, он жизни основа и крепкая связь поколений,
он – город дорог ниоткуда текущих и в никуда.
Лишь тот, кто не справился с голосом собственной
лени,
навсегда забывает однажды свой творческий дар.
Параграф второй – весь во власти полей рода ноль,
но не думаю я, что совсем безнадежен февраль.
Жизни особенность в том, что в ней радость и боль
перемешаны так, как в одном лице друг твой и враг.
Запорошен третий параграф вьюгою белых страниц,
первого рода поля в нем едва ли увидишь под снегом.
Только б не растеряться, не упасть в смятении ниц
пред разящею саблей рокового случая-печенега.
Четвертого параграфа легионами идущие
распределения
не менее стройны, чем когорты Марка Аврелия.
Футуристские послания Миру Сафара Гали произведут
впечатление, –
полагаю, к выходу в свет их смогу подготовить
к апрелю я.
Дифференциалы пятого параграфа – предчувствие
кульминации, –
только бы ветер не разметал иней на спящих ветках.
При создании нового очень важна проблема номинации,
особенно для людей, сидящих в своих заблуждений
клетках.
Канонический класс и локальные компоненты
дифференциала –
суть названия параграфов шестого и седьмого
соответственно.
Ф. Петровского переводы с латинского
Марка Валерия Марциала
могут быть улучшены, – это я утверждаю ответственно.
Канонический класс, – помогает ли он в понимании
канона,
что более всего в искусстве во все времена важен?
Если срочно не принять в масштабах планеты закона
на повсеместный запрет глубинных разработок скважин,
то однажды произойдет такое чудовищное землетрясение,
что вода смоет целые страны и во тьму погрузится весь Свет.
Тогда люди, без всякой надежды на посмертное воскресение,
будут завидовать тем, кого уж давно на этой земле нет.
И смешными покажутся в своей красоте компоненты
дифференциала
локальные,
даже не взволнует о поцелуе девушки юной воспоминание.
Угрожающий характер земному существованию примут
катастрофы
глобальные,
и неумолимый Апокалипсис не сможет предотвратить
никакое
знание.
Но если душа не боится уничтожения тела,
то пред ней, я верю, откроются просторы нездешних
полей.
Не знаю, был ли другом Катулла малоизвестный Вителий,
в отличие от многих других смотревший на жизнь веселей.
И не подтверждает ли прыжок Эмпедокла в жерло вулкана
мудрую насмешку его над тщетою земных усилий?
Уж он-то наверняка знал, что душа его в Лету не канет,
и ей за последней чертой не грозит никакое насилие.
На арену третьей главы выходят полные p-адические
расширения, –
параллель с распространенным расширения сознания
приемом.
Определением p-адического пополнения начинается
точка зрения
параграфа первого как сосуда пред неисчерпаемым
водоёмом.
До каких же пределов могут быть расширены поля,
пространства, –
нам сохранить бы те свои земли, что у России есть.
Перемены желательны лишь при наличии
фундаментального
постоянства.
Платье снову нужно беречь, зубы – смолоду,
и в течение жизни –
незапятнанной честь!
Футуриста кредо – аналог геральдического вензеля,
а Сизифа овеществленная мифология – репрезентация
геральдики самой.
Второй параграф трактует как оракул лемму Хензеля
как будто бы по предписанью молчаливых мойр.
Абстракция всесильна, это факт. Но какова же времени
скульптура,
чтоб можно было, осязая, хрупкость ее узреть воочию?
Параграфа третьего пополнений p-адических структура
мне гадать начинает на невидимых картах позднею ночью.
Не знаю, смеялся б Аристофан, когда б прочитал, что пишет
Шевалле
в параграфе четвертом о понятии распределения в обобщенном
виде.
Этих изысков алгебраических непроходимый лес
Кого угодно сведет с ума или, по меньшей мере, оставит
в горькой
обиде.
Мне ж предпочтительней распределения в области
чистого
смысла,
чем те распределения голодных пайков в годы
военного
коммунизма,
ибо Миром, бесспорно, во все времена управляют числа,
спасающие преданных им адептов от поголовного
идиотизма.
Завершает главу пятый параграф вычетами
дифференциала,
что при недостатке наличности в кармане
не так уж и плохо.
На скрижалях своих история тех героев вырубает
инициалы,
кто, не унывая, с упорством выполняет свою миссию
до последнего
вздоха.
Постепенно осознаю, что лучшим средством
от душевного
ожирения, –
и это после того, как за кормой чтения остались уже
три
главы, –
являются полей алгебраических функций от одной переменной
расширения.
Таково названье главы четвертой, соколом
взметнувшееся
ввысь.
Эскадра из девяти параграфов-кораблей покачивается
на рейде.
Последовательно и торжественно в море логики выходить
начинают –
первый, второй, третий и т. д., вплоть до девятого,
но прежде –
флагман, по борту которого названия буквы сверкают.
Относительная степень и разветвления индекс –
напоминают не только о теории относительности
Эйнштейна.
Был бы я счастлив и пешком добрести до Инда,
если бы знал, что встречу там старого друга Эйно.
Но Лаппалайнен остепенился в стране Калевалы –
Лапландии,
то есть, как говорится, от Петербурга под боком.
Жаль, что скоро исчезнут в лесах жемчугов белых
ландыши
при таком истинно гуманоидном к себе обращении
жестоком.
Случай нормальных алгебраических расширений –
продолженье
сюжета
хождения за три моря букв и специальных знаков.
Только Воинов, зная мифологическую функцию
обычного
манжета,
превращает его в мифологему, как действующий
в искусстве
знахарь.
Воинов был моряком, историком. Теперь он художник,
воспевший
оазисы
заброшенных домов, предназначенных к ремонту
или сносу
даже.
Его функциоколлажи – чем не инсталляций
целые
базисы,
алгебраический смысл которых по Шевалле
так
важен.
Интересно, смог бы Вадим, разобравшийся однажды
с суммой
квадратов
и впоследствии обратившийся к эстетике
черных
дыр,
противопоставить кронекеровских произведений
коммутативных алгебр
рати
своих предметных композиций дружно сомкнутые ряды?
Гроссмейстера футуризма Сафара Гали благодарная публика
ценит
мнение
за его достоинства, а не из страха пред могуществом
кембриджского
посланника.
Сизиф, выписывая прилежной рукой
расширения
p-адического
пополнения,
в профиль похож на птицу или на от усталости
задремавшего
странника.
Два вождя футуризма – командор и гроссмейстер
не раз обсуждали секреты
футуристического
омоложения.
На конференциях, вернисажах появляясь вместе,
они превозносить начинают Пюизе разложения.
Кроме того, они утверждают, что норма и конорма,
а также след и кослед
для будущих поколений станут примерами поведения,
поскольку в них – залог ожидаемых
футуристических
побед
и к созданию новой научно-художественной парадигмы
введение.
Туркменбаши подарил им ахалтекинских коней
и немалую ренту,
облачил их в белые одежды и предоставил гаремы,
чтоб могли футуристы воспевать в Туркменистане
Шевалле дифференту,
доказывая к радости дехкан свои
футуристические
теоремы.
Сизиф и Сафар Гали, наблюдая над Ашхабадом
ночные
светила,
одновременно проверяли структуру полей
гиперэллиптических.
Но предсказать с точностью до минуты разливы
Амударьи,
Сырдарьи
и Нила
они не смогли из-за эффекта аберраций оптических.
В расширенном поле констант футуристов главы
пятой
достойное место занимает вождь Ким Чен Ир –
наследник
революции
чучхе.
Агрессии американского империализма
проклятой
он противопоставляет свой несгибаемый
коммунистический
хер!
Значит, вождь чучхейцев Ким Ир Сен, спустившийся
однажды
с горы
Пэкту,
Чтоб сделать революцию корейского коммунизма
в масштабах
маленького
государства,
диктаторскую линию своего хитрого поведения
выбрал удачно, –
именно ту,
которая трансцендентные сепарабельные расширения делает
главной
идеологией
корейского
царства.
Рядовой кореец – не француз, не негр, не румын, и даже
не поляк,
поэтому усилиями футуристов Сизифа и Сафара Гали
две Кореи
объединены
будут.
Из второго параграфа относительно алгебраические
замкнутые
подполя
благодарные и освобожденные от рабства корейцы
вовеки веков
не забудут.
Великий и многомудрый руководитель чучхе Ким Чен Ир
предпочитает
меры
превентивные,
то есть упреждающие самого злобного и коварного
врага
коммунизма.
Поэтому третьего параграфа революционной пятой главы
алгебры
коммутативные
он рассматривает как надежное революционное средство
против
интеллектуального
онанизма.
Футуристы верят в будущий расцвет Корейского полуострова
на радость
всему
Миру,
их веру питает параграф четвертый о расширении
поля
констант.
Сафар Гали без устали грохочет футуристическим молотом,
Сизиф
теребит
лиру,
чем они немало восполняют отсутствующий
в настоящее время
на корейской земле
провиант.
Чтобы предупредить нежелательный истории ход
и не обольститься
внезапным
наваждением,
футуристы советуют всем герольдам величайшей
Футуристической
Реформации
при расширении в пятом параграфе поля констант
учитывать точек
особенности
поведения
как своеобразный аналог с высшего благословения
проведенной
футуристической
конфирмации.
Расширения поля констант и род поля, –
сказал как-то Сафару Гали
искушенный в битвах Сизиф, –
благодаря нашим усилиям скоро станут
ведущей идеологией
миллиардов масс.
И всякий, полагающий, что это неправда,
а на скорую руку
состряпанный
футуристический миф,
оказывается не чучхейцем, а игроком в карты,
никогда не державшем в руках
козырную
масть.
Спор о роли личности в истории разрешается
главой шестой,
называемой
дифференциалы
точные.
Приращение смысла в мировой культурный текст вносит
Екатерина Юрьевна Андреева –
футуризма
Муза.
Ее об искусстве мысли на удивление актуальные,
оригинальные,
отточенные
избавляют современников, как по мановению
волшебной палочки,
от невежества
груза.
Параграф первый о дифференциале dx в поле K[x] –
зачало повествования
о походе ахейцев,
в то время как параграф второй – след и кослед
дифференциалов, –
вопреки всем проискам упорствующих в коммунизме
чучхейцев,
есть излюбленное чтение в свободное от дебатов
в Сенате время
римских принципалов.
Но если Е. Ю. Андреева берет на вооружение
дифференциал dx
в произвольном поле,
о котором идет повествование в параграфе третьем
в порядке
хронологическом,
то она превосходит всех говорящих-пишущих,
а немотствующих об искусстве –
тем более
в своем страстном и безупречно выверенном
изложении
эпическом.
Дифференцирования полей из следующего параграфа
Е. Ю. принимает
за ту основу,
на которой строит затем диалектику
дискретного и непрерывного,
конечного и бесконечного,
после чего пятый параграф о дифференцированиях
и дифференциалах
Е. Ю. использует
как материал
новый
в алгебраическом изучении Черных Дыр,
но прежде того –
космологии
Пути Млечного.
Читая благородного духом Шевалле,
не раз с негодованием
подумаешь о том,
что еще слишком велико в России наследие
марксистско-ленинского
бреда.
И вспомнишь тогда, что именно в параграфе
шестом
надо искать спасенье от большевизма
путем обобщения
понятия коследа.
А далее, отдыхая от этаких алгебро-топологических
штудий,
с сожалением констатируешь каждодневное
увеличение числа
всяческих уродов.
Но, дифференцированиями поля констант
как залпом
из всех
орудий,
убеждаешься в эффективном действии
от дегенерации
дифференциалов
второго рода.
Вкусив аромат восьмого параграфа шестой главы,
смело идешь дальше,
к главе последней
о римановой поверхности,
значение которой в математике, как, впрочем,
и в искусстве
неоспоримо.
Поверхности римановой определение в параграфе первом
звучит как лицейская
клятва верности,
которая с течением лет выявляет достоинства
А. С. Пушкина
и его друзей
более зримо.
Мысли и чувства, если в них нет яркости, рельефа,
если они
как тесто
аморфные,
с неизбежностью приводят к пессимизму
хроническому
и тяжелой апатии.
Лишь из второго параграфа функции
на римановой
поверхности
мероморфные
в сердцах людей воспламеняют творческий огонь,
жажду познания
и взаимные
симпатии!
При наблюдении звездного неба предпочтительней
зрение бинокулярное,
как и при разглядывании красивой девушки,
находящейся
рядом.
Из третьего параграфа гомологий
теория
сингулярная
не менее замечательна абстрактной красотой,
чем эта самая девушка
конкретным своим нарядом.
Периоды дифференциалов, билинейная функция j(;;;`),
определение
индексов
пересечения,
а также геометрические леммы, группы гомологий
римановой поверхности,
Абеля теорема
на чуткую до высшей отвлеченной красоты
Екатерину Юрьевну Андрееву
производят впечатление,
как на любящих природу детей
книги о животных
старика-Брэма.
Поля рода 1, риманову поверхность как
аналитическое
многообразие
Дмитрий Северюхин в своих Петербургских
исторических записках
воспеть намерен,
дабы культурный потенциал человечества,
но более всего –
Евразии,
оказался его исторической мыслью как эталоном
в назиданье потомкам
измерен.
Заканчивает Шевалле свою одиссею
билинейным
неравенством
Римана.
Успокаиваются чувства, яснеют мысли, в душу
нисходит
умиротворение.
Из сказанного явствует, что алгебра
так же важна
в культуре,
как и открытия
Шлимана.
В этом убеждает титанический Сизифа труд
и его футуристическая
точка
зрения.