М. Вишнек. У меня ничего не болело, и я ждал смерт

У МЕНЯ НИЧЕГО НЕ БОЛЕЛО, И Я ЖДАЛ СМЕРТИ

Действующее лицо:

ЧЕЛОВЕК, ПРИГВОЖДЕННЫЙ К КРЕСТУ



Я был пригвожден к кресту с полудня. Солнце стало клониться к закату, а толпа поредела. Еще раздавались выкрики, кто-то еще суматошился, я даже различал обращаемые ко мне слова, но общий гул смолкал.  Три женщины, одетые в черное, еще плакали у подножья креста, но их тоже явно одолевала усталость. Даже солдаты, которые меня стерегли, вроде бы с облегчением переводили дух после дневной толчеи и истерии.
Я ждал смерти, но, не знаю почему, не умирал. Вероятно, ток крови где-то застопорило, кровотечение прекратилось. Нормально было бы, если бы кровь вся, до последней капли, уже вытекла. Из ран на ладонях, на ступнях ног, из раны в подреберье должна была бы пролиться до капли эта текучая субстанция, которая так завораживает смертных. У меня ничего не болело, и жажда не мучила, но я чувствовал страшную сдавленность в желудке. Как будто вся масса моего тела сосредоточилась в желудке, и это мешало мне дышать.
Глаза у меня были открыты, но я видел немногое. Только золотистый шар солнца, который сближался с линией горизонта. Все другие предметы и все фигуры, двигавшиеся вокруг меня, казались мне расплывчатыми тенями.
Я ждал смерти и спрашивал себя, сколько еще придется ее ждать. Справа и слева от меня были и другие распятые, по крайней мере двое, вот только я не понимал, находятся ли они в том же состоянии, что и я. Несколько раз я пытался произнести слово «смерть», но не смог разжать губы.
Кто-то сказал мне, пока солдаты поднимали меня на крест, что бояться не надо: я-де скоро воскресну. Но я-то ждал не воскресения, я ждал смерти и молился про себя, чтобы она пришла поскорее.
Я молился тому, кто даровал мне жизнь и кто направлял мои шаги на Земле.   Правда, сейчас я чувствовал себя покинутым им и не знал, за что. По существу, я не наделал ошибок, я выполнил все, что он повелел и что вложил в мои собственные убеждения. Позволил взять себя под стражу, хотя мог бы бежать, позволил судить себя, не защищаясь, хотя мог бы дать отпор судьям. Не противясь, принял все пытки, бичевание и распятие, а будучи уже на кресте, не роптал и не вопил, как другие осужденные.
Смерть казалась мне заслуженным подарком, и я не понимал, почему она медлит и не идет. Может быть, мне надо было понять что-то еще, прежде чем умереть, что-то, что ускользнуло от меня, пока я человеком жил среди людей. Но что?
Солнце исчезло, наконец, за чертой горизонта, и вокруг меня устанавливались начатки тишины. Три женщины, которые оплакивали меня много часов, теперь спали судорожным сном. Даже и солдаты клевали носом, опершись на свои копья. Какая-то собака, забредшая сюда, заскучала и пошла прочь —  знак, что больше нечего делать и не на что глазеть в том месте, где был я и другие распятые.
Не знаю, сколько я так прождал. До утра оставалось еще далеко, а звезды на небе неслись по кругу так, что кружилась и моя голова. Не пожелал бы вам пережить такое — быть распятыми и попасть головой в коловращение целого звездного неба. Выстрелила луна, как плевок из клюва совы, — вы знаете, как эти ночные птицы иногда заглатывают крысу целиком, в один миг пережевывают и выплевывают только косточки?
У меня было ощущение, что это я сам вытошнил такое небо, что все созвездия вышли из моего собственного рта, алчущего воздуха.
Пока я ждал смерти, мне вдруг стало стыдно, что мне так не терпится умереть. Я почувствовал себя неблагодарным сыном, который не заслуживает доверия своего творца. Я отдавал себе отчет и в том, что желание умереть — грех, и что наказание за эту форму нетерпеливости должно быть устрашающим.
Но я ведь пока не умер. И хотя ночь еле-еле тянулась, я бы даже сказал, что у меня не было ни минуты покоя.
Сначала я увидел, как по холму взбирается вор или, может быть, мародер. Я видел, как он ходит кругами, то приближаясь ко мне и уснувшим солдатам, то удаляясь от нас, то прячась за большой камень и минуту-другую выжидая… чего он ждал? Мне даже показалось, что он шепотом обращается ко мне — вероятно, убедиться, что я мертв. Не знаю, чего он искал, и не знаю, что он мог у меня украсть. Впрочем, через некоторое время он сник и ушел.
После ухода вора на небе появилась комета, без спешки пересекла вселенную, оставляя за собой дрожащую полосу света. На миг я подумал, что это — моя звезда, которая гаснет, и сказал себе: «Кончено, умираю», — но не тут-то было. Комета исчезла, а моя агония продолжилась.
Думаю, перевалило за полночь, когда появилась стая собак. Может быть, их привела та собака-одиночка, которая навестила меня первой, точно не знаю. Так или иначе, было слишком темно, чтобы понять, не та же ли собака, что ходила вокруг меня вскоре после захода солнца, — вожак стаи. Беззвучно, только изредка порыкивая, возможно, привлеченные запахом крови и моей избитой плоти, собаки долго обнюхивали мой крест и два других креста. Раз я даже почувствовал на пальцах ног холодный пар, выходящий из собачьей пасти, но ни одна псина не осмелилась подпрыгнуть, чтобы откусить от меня кусок.
После ухода собак проснулся один из солдат, потому что ему захотелось помочиться. Сначала он хотел помочиться прямо на мой крест, но другой его одернул: «Не здесь». «Почему?» — спросил солдат, который хотел помочиться. «Потому», — ответил другой. Не знаю, каким образом, но этот аргумент показался убедительным солдату,  который хотел облегчить свой мочевой пузырь, так что он отошел и помочился где-то в ночи, не на виду.
Прошло некоторое время, и я услышал уханье совы. Услышал даже биение крыльев над собой, и мне стало страшно — вдруг какая-нибудь хищная птица, которая охотится по ночам, сядет на мой крест, — но шум крыльев наконец отдалился.
Хотя я ждал смерти и у меня было ощущение, что с минуты на минуту мой разум затмится, все, что происходило вокруг, отзывалось во мне с поразительной ясностью. Я неважно видел, но чувствовал, когда ко мне приближались, я неважно слышал, но мне казалось, что все звуки в конце концов вонзаются в мое тело.
Так было и когда к кресту тихонько подкрался человек, чтобы поцеловать мне ноги. Когда он припал к ним губами, его поцелуй тоже вонзился в мое тело. От благоговения, с каким он целовал мне ноги, я содрогнулся, я ощутил, как оно пробирает меня насквозь, проходя через желудок, через грудную клетку и подступая к горлу, чтобы удушить окончательно. Так неприятен был его исступленный порыв, что мое тело содрогнулось в конвульсии. Я чуть не оторвал от креста одну руку прямо с гвоздем, чтобы оттолкнуть лоб того, кто был распростерт у моих ног.
Но у меня не получилось. То ли действительно не хватило сил, то ли моим вниманием завладел еще один звук: звон металла, монет. Похоже, человек, который целовал мне ноги, вытащил из кошелька сребреники и дал их кому-то из солдат. Монеты пошли по рукам, пока всем моим стражникам не досталась их доля.
Что бы это все значило? Человек, который целовал мне ноги, подкупил солдат? Какой-то новый вид торга, взявший начало в ночи у подножья креста, на котором мне не удавалось умереть?
Так или иначе, эта история нравилась мне все меньше и меньше. Но наступившее утро сулило сюрпризы покрупнее. Сразу после восхода солнца явилась какая-то шумливая ватага  и сняла с крестов тех двоих несчастных, что были распяты один справа, другой слева от меня. Вероятно, эти двое подвергнутые пыткам бедняги были уже мертвы. Немного погодя я увидел, как люди, пришедшие ранним утром, перенесли их на край общей могилы и сбросили туда, с некоторой жалостью, судя по жестам, но безо всяких особых церемоний.
Когда я увидел, как два мои товарища по пыткам скрылись в глубине общей могилы, во мне встрепенулась надежда. Похоже, наконец-то смерть была близко, и мне оставалось только дождаться очереди, чтобы меня сняли с гвоздей и положили на землю. Может, я уже умер и просто не отдавал себе в этом отчета? А может, меня принимали за мертвого и собирались похоронить заживо? От последней мысли я содрогнулся, хотя и сказал себе, что лучше уж умереть похороненным заживо, чем висеть на кресте между жизнью и смертью.
Однако каково же было мое удивление, когда все пришедшие сгрудились у моих ног и принялись бить поклоны. Они осеняли себя знаком креста, как будто крест, на котором я был распят, вдруг стал для них важным символом. Только вместо того, чтобы снять меня с гвоздей, собравшаяся вокруг толпа принялась петь, а множество женщин смыли с моего тела кровь и засохшую грязь. Потом люди нескончаемой вереницей потянулись мимо, и каждый делал одно и то же: вставал на колени, крестился и целовал мне ноги. Мне хотелось спросить, не сошли ли они с ума, но у меня не было сил ни открыть рот, ни приподнять веки. В то же время я видел других людей, которые принесли с собой плотницкий и прочий инструмент для строительства, камни и деревянные опоры. Не знаю, сколько их работало потом вокруг меня, но по мере того как солнце поднималось все выше и все невыносимее становилась жара, эти искусные мастера возводили стену между мной и солнцем.
Видя, как быстро удается им строить стену, которая должна была защитить меня от беспощадных солнечных лучей, я был им в некотором роде признателен, хотя и предпочел бы, чтобы меня бросили в прохладную могилу. Они работали до вечера или, по крайней мере, до тех пор, пока я перестал видеть солнце. А стена окружила меня, высокая и величественная… Тогда-то я понял, что вокруг моего креста построили храм и что я был теперь узником исполинской обители, накрытой сводом, напоминающим небесный.
Вдруг мне явилось, что я размножен по тысячам подобных зданий, и нескончаемые вереницы людей идут целовать мне ноги. Пальцы на ногах побелели и были отшлифованы, как эбеновое дерево, прикосновениями тысяч и тысяч губ. И каждое их прикосновение я ощущал, как ожог.
Когда, когда же наконец все эти люди, которые верят, что я воскрес, поймут, что на самом деле я еще не умер?

Перевод с румынского Анастасии Старостиной

Все права на постановку, профессиональную, любительскую, в кино, на радио и на телевидении, а также права на публичные чтения и т.д. строго охраняются. По всем вопросам обращаться к литагенту автора:
SACD (Общество драматургов и театральных композиторов)
11-bis, Rue  Ballu, 75442 Paris cedex 09, France
Tel. 0033 - (0) 1 40 23 44 44. Fax: 0033 - (0) 1 40 23 45 31
e.mail: dsv@sacd.fr