Тайная судьба Пушкина

 ТАЙНАЯ СУДЬБА ПУШКИНА


Можно ли следовать традициям пророка, гения? Когда он предусмотрел и предвосхитил уже всё и вся? Можно только разрабатывать его предвосхищения. Пушкин дал нам материал, который он сам не успел воплотить, - так непомерен был его дар. Не зря же он отдавал свои сюжеты Гоголю, например.
Гений вырастает из самого себя, впитывая и всю предыдущую культуру, отзываясь на неё по-своему. Талант обращает всю силу как бы вокруг, это труженик, который чаще всего приходит к мастерству, но не к совершенству. Дар - высшее из всех этих званий, он воплощается вихревым столпом, недаром Пушкин любил делать свои стремительные рисунки-росчерки...
Он и горний, и дольний. И горний ангел прилетел за ним, когда стал Поэту на земле непосилен этот дар:
«Дар напрасный, дар случайный, Жизнь, зачем ты мне дана?» Вся его жизнь была - дар, дар поэтический, это дар нелегкий, то, что поэт Виктор Лапшин называет долженствованием. Поэт не избранник Божий, он должник. Бог возложил свой дар на Поэта как испытание, как епитимию. И как же гению не задуматься над этим? За что же его тут судить, считая, что «не на путях православия пролегла судьба его»? (С.Булгаков «Жребий Пушкина»). Протоиерей Владислав Свешников называет подобное мнение одной из мнимостей. «Устранение мнимостей, загораживающих дорогу», я считаю одной из первостепенных задач современности.
Итак, жизнь -дар: «...зачем судьбою тайной ты на казнь осуждена?»
Судьбою тайной - вот в этих двух словах признание Бога и вера в него. Что такое «судьбою тайной»? Это час смерти - освобождение от дара жизни, которую дал Бог как испытание. И знает только Бог, когда это испытание, эта трагедия кончится. А зачем жизнь-дар на казнь осуждена - только одному Богу ведомо. Может быть затем, чтобы прервать земные муки.  Освободить от земных оков, которые нам посланы Им, Высшим Духом, за первородный наш, за плотский грех.
И освобождает   «враждебной властью» именно тот, кто «из ничтожества воззвал»; потому и враждебен, что воззвал-то Он из ничтожества плоти к высшему дару жизни, к духу, который «наполнил страстью, а ум сомненьем взволновал...». Многоточие означает здесь многое. Если читать эти стихи вслух, и так же страстно вторую строфу, содержащую страсть, то на самом взлёте страсти задохнёшься и остановишься там, «где Пушкин отхлебнул глоток, но больше расплескал».
Вот оно, отрезвление от жизни-дара, вот она, развенчанность духа и души... Я просто физически ощущаю, как Поэт устал:

Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум.

Опять же читаю вслух, медленно и тяжело: цели нет передо мною... Да, опустошение растраченного сердца тяжело, а когда у Поэта «празден ум», то «среди детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он». Тогда он знает свой предел, и  "томит его тоскою однозвучный жизни шум». Он знает, как избавиться от этого томления и тоски - надо, чтобы в «однозвучный жизни шум» ворвался другой звук, надо поменять свою жизнь. Но ведь эта жизнь-дар. Поменять на жизнь-семью?
Он влюблен, но предчувствует, что он не волен... Сопротивляться дару невозможно. Отсюда вихревой всплеск первой болдинской осени, перед самым ожидаемым земным счастьем - женитьбой.
Его «тайная судьба» начала осуществляться. Всю страсть души, и волнение ума вложил он в своё творчество болдинской осени 1830 года, всю свою жизнь-дар отдал.
Осень 1836 года была другой.
Теперь из ничтожества «детей ничтожных мира» воззвал его Ангел Божий.
Звуки выстрелов прервали «однозвучный жизни шум», и раб Божий Александр, после своего выстрела сказавший: «Я думал, что мне доставит удовольствие его убить, теперь вижу, что нет», предстал «перед Господом во тьме... Единым». Единым с Ним, с Господом, с Высшим Духом. Оттого и было у него после смерти, как писал Жуковский, «какое-то необычное выражение на лице, которое описать невозможно».
Так свершилась «тайная судьба» Пушкина.