Но ветке завещана почка

     Надо признать, что чаще и чаще приходится читать легковесные, оторванные от судьбы родного края, а зачастую – и от судьбы самого стихотворца, какие-то механические, – да что там выбирать слова, – откровенно плохие стихи. А многое, кое-как зарифмованное, и стихами назвать – язык не поворачивается. И это – не только в рукописях: и книг с подобными творениями немало. Читаешь – и чахнешь… Но, Слава Богу! – были и золотой, и серебряный века, была Советская поэзия со своими недосягаемыми вершинами.
   А впрочем – никуда ничего не пропало. Всё осталось с нами. Поэзия минувших лет (но – не прошлого дня) – это огромная светлая река, которая несёт свои живые воды и через наши сумеречные времена, не позволяя окончательно сбиться с пути истинного, она катит свои волны всё дальше и дальше. Кто пожелает – может окунуться с головой! Эта река никогда не обмелеет. Наоборот: несмотря на то, что в неё начали сбрасывать всякие нечистоты, река, самоочищаясь, становится полноводней. Пишутся, выплёскиваются, выдыхаются новые настоящие стихи!

Зачем прошу у Вас прощенье
За свой порыв, за свой полёт?
Крылатость – мироощущенье –
Во мне живёт, со мной умрёт.
А вы к полётам непричастны:
Одну меня лишь Бог не спас…
Не потому ль, что вы несчастны,
Прошу прощения у Вас?

   Это строки из рукописи Валентины Коркиной – «Открытая даль»…
   О стихах говорить прозой нелегко. Нет никакого желания их разбирать, объяснять. Прочёл – будто сделал глоток хорошего вина: чувствуется не только чуть горчащая своей грустью сладость, но – и насыщенность судьбой. А чуть погодя вдруг начинаешь чувствовать и крепость – хмелеешь.

Когда ночная жница
Поднимет лунный серп,
Пускай тебе приснится
Скамейка возле верб…

  Даже тот, кто не любит и не умеет читать стихи – не зачитается ли?

…Заря коснётся краем
Скамейки возле верб,
Где мы пока не знаем,
Как мир жестокосерд.

   Здесь – взгляд на юность свою, взгляд поэта, уже видевшего не раз, что мир всё-таки не очень сердечен… Прочтите стихотворение «Первое сентября», которое продиктовано известными трагическими событиями в Беслане:

…Это Курск. Тут спокойно всегда…
Только сердце: «А вдруг они рядом?».

   Читаешь – и понимаешь: спокойно, но – пока, спокойно, но – «они рядом».

Эти нелюди целятся в нас
И над нами утробно смеются!

   Ещё недавно представить было нельзя, что стихотворение, названное – «Первое сентября»  может быть трагическим. Но поэт пишет не только под диктовку небес – часто строки ему диктует Время… Что такое Время? – Его я понимаю так: это некое построение, строится оно не с бухты-барахты. Целые народы, не подозревая того, строят Время по чьим-то чётким небожественным чертежам…
   Читаю стихи «Равнодушные, как инородцы» (хотя, вряд ли инородцы – равнодушны, всё-таки скорее – неравнодушны, со своим интересом); читаю «Село становится татарским», где подняты проблемы, которые нынче пытаются не замечать, уподобляясь страусу, – читаю и чувствую: поэту тяжело видеть исковерканную судьбу родного края. Эта боль и заставила лирика до мозга костей Валентину Коркину высказать довольно прямо свою гражданскую позицию…
   Коркина – поэт известный. Но сегодня добрая известность не сродни той, что была вчера. Всё сузилось в России, после того, как она, бескрайняя вроде, стала и меньше, и уже. Потому, может быть, читая рукопись, мне на память пришли строки Алексея Прасолова:
 
           …В пылу труда
Хранит в нас душу безымянность
Надёжней славы иногда…

   Сохранить душу! – Это не так просто было сделать всегда. Нынче – подавно. Многие потеряли её. Коркина – хранит! Это она, душа,  не даёт ей покоя, но обеспечивает таким трудным счастьем – счастьем творчества.

Какая власть, какая сила
Сроднила душу и звезду?!

   Творчество – не конструирование строк и строф, а их рождение. Так появилось на свет стихотворение «Только домик в три окошка» с изумительной концовкой:

…В детстве вынула бадью
Из колодца,
                а поди ж ты! –
До сих пор ту воду пью.

Водица – не простая: это и чувство восхищения, это всё, что полюбилось–не разлюбить, то, что окружало поэта в детстве. Как продолжение этого стихотворения – другие: «Теперь отец, когда придёт с работы», «Речка – Рызлейка»…
Рызлейка! Какие родные слова мы теряем! И каким мусором сегодня заполоняем свой язык! Оторопь берёт.

     …Теперь зима. Я в чудесной деревеньке топлю плиту дровами и пламенным углём. Аппетит у плиты аховый, и мне приходится постоянно потчевать её, отрываясь от статьи. И дрова, и плита, и уголь мне уже порядком надоели, надоели даже хлеще слабых рукописей. Хочется весны! И хочется прочесть в книге, вместе со многими читателями «Молитву», «Последний лист», «Давным-давно, когда была я маленькой» и, конечно, драматическое «Одиночество» - о той, беде, которая, чем больше живёшь на свете, тем понятней:

Деду Грише недужится что-то:
И знобит, и раздумья гнетут…

Заждалась уж старуха, поди-ка,
Да и я уж не против бы к ней –
От сыновней-то ласки – от крика,
От невесткиной ругани всей…

  Кто не слишком чёрств сердцем, тот, читая, увидит, тот почувствует: слова таких стихов являются проводниками такого электрического тока, проводниками потока заряженных частиц души поэта, частиц, заряженных добротой, сочувствием, благодарной памятью, печалью. Такой ток не обжигает, но сила его достаточна, чтобы встряхнуть, пробудить совесть.
   Жду выхода книги, которая – верю –  для многих станет мудрым собеседником: не крикливым, не перебивающим размышления, одаривающим, несмотря ни на что, светлой надеждой, подсобляющей в этом непростом деле – в жизни.

Отшумят, не спросясь, мои годы,
Растворятся в беспамятной мгле,
И смотреть в Божий Лик небосвода
Будет кто-то другой на земле.
А куда я уйду и откуда –
Что за дело ему? –
Пусть живёт!
Пусть моё ощущение чуда,
Как наследство, к нему перейдёт.

   Вот как надо одаривать!  После таких стихов «презренной прозой» говорить неловко. Поэтому  - умолкаю.
                2007г.               
                (книга «Открытая даль» вышла в 2007 году)