Страсти по Мандельштаму
Венок лавровый я держал в руке,
Во тьму с него слетала позолота.
Нам тепловоз меняли в тупике
Мичуринского разворота.
К нам приходили чьи-нибудь сыны,
Давали хлеба, наливали водки.
На гребне остановленной волны
Маячили косоворотки.
И я не ел, не пил, я был один.
И небо было шкурой леопарда.
И поезд трясся словно груда льдин.
Провинция. Гробница. Клеопатра.
Всё двинулось, и шкура поползла
По скользкой плоти мировой основы.
Раздался всюду крик предсмертный зла,
И сверху засмеялся лес сосновый.
И женщины, мужчины, дети: все
Неслись веретенами перестуков,
Слетев с подвесок, в общем колесе,
И шла, как новомученик, разлука.
2
Мы смотрели чужое кино
И свои мы в нём видели тени:
То твоя залетит к ним в окно,
То моя замаячит у двери.
То твоя заберётся на стол,
То моя занавеску подымет.
(Появлялись они там раз сто)
Безымянности полное имя
Расходилось, как мощный сюжет.
Помолитесь сердечно о смерти,
Без конца выбирающей жертв
Среди вспышек души в круговерти.
Мы поэтому прячемся в тень...
Вспышке фар мы достанемся слитны.
И поэтом безадресный день
Набросает другие молитвы
На углы, на листовки... тела,
На поребрики, тротуары,
Развернётся, коснётся стекла
Ликом северным, ликом алым.
Свидетельство о публикации №111102309286