часть3

      Теперь о моих предках. Я Владимир Абрамович Файвишевский. Мой отец – Абрам Яковлевич. Дед - Яков Абрамович. Глубже мои  сведения о генеалогии с отцовской стороны не простираются. Начну с  того, что  знаю о деде.
 
      Мой дед Яков Абрамович родился в гор. Нежине на Украине, однако,  каким-то образом перебрался в гор. Орел. По  происхождению и по статусу он был коэном  и воспитан  в еврейской религиозной семье. Однако, по-моему, его  в религии больше всего интересовали её философские аспекты. Он не оканчивал ешиву, но самостоятельно тщательно изучал не только Тору, но  и Талмуд, и порой задавал  такие вопросы,  на которые  ученые «мудрецы» не могли дать ему ответов.
     Кроме религии, его интересовали  все  современные технические достижения, он был «рукомесловый» и, видимо, предприимчивый  и, может быть, несколько авантюристичный  парень (если так можно сказать о деде).  Когда в конце Х1Х века появилась гальванопластика, он стал изготовлять бронзовые слепки с различных украшений и безделушек, и это, видимо, приносило ему какой-то доход. Когда появился кинематограф,  дед создал первую «синематеку» в  Орле. Великий князь,  не то Николай Николаевич, не то Владимир Николаевич,  побывав как-то в Орле впервые в своей жизни,  увидел кино из рук моего деда, за что подарил ему  золотой портсигар с изумрудной застежкой (я его видел, но он исчез в недрах наследников).

      Дед, видимо, был и « игровым» человеком с чувством юмора. В Орле он был старостой синагоги и слыл очень набожным и религиозно образованным евреем. Однажды,  рассказывал  дед, они с приятелем разыграли такую сценку. Выйдя на середину синагоги, приятель громко обратился к деду: «Яков, ты веришь в Бога?» Все  изумились такому вопросу, обращенному к Ребе Якову, славящемуся своей  набожностью.  «Нет, - ответил так же громко дед.- Я не верю в Бога».  Вся синагога ахнула: «Что он говорит, такой набожный еврей Ребе Яков?!»   Выждав  эффектную паузу, дед продолжал: «Я не верю в Бога – я ЗНАЮ, что ОН ЕСТЬ! Ибо верить – это значит сомневаться. Я не сомневаюсь, а просто знаю, что ОН ЕСТЬ».

        Судя по фотографиям и по моей памяти,  дед был  очень  красив. Он был похож на Чехова, с такой же бородкой и очень элегантен даже в старости  - коричневая шляпа, трость с серебряным  набалдашником, стройная  осанка.
        В положенном возрасте дед женился на моей бабке Рае. Она была из семьи Луцких - купцов первой гильдии, то есть очень богатых.
        Однако после первой брачной ночи, проснувшись раньше молодой жены, дед увидел в стаканчике на ночном столике вставную челюсть новобрачной  - у бабки с детства не выросли зубы (впоследствии  я очень беспокоился за свою дочку – не наследственное ли это).   Тихо собравшись,  дед ушел из дома. Но после дополнительного приданого вернулся, и они с бабкой Раей прожили долгую жизнь, родив  четырёх детей: моего отца Абрама и  трех девочек -  Полину,  Соню  и младшую  Аду.
 
        В отличие от своего мужа, моя бабка Рая была «неумехой» и  плохо управлялась со всякой техникой. Однажды (ещё в молодости) она разжигала примус и опрокинула его на себя. Её всю охватило пламенем,  и она   закричала: «Яков, я горю!»  Дед стремглав бросился к ней и, набросав   на неё  какие-то тряпки,  своим телом погасил огонь. Но после этого   всю жизнь  на  её шее остались послеожоговые  рубцы, уродовавшие шею. Забегая вперёд,  расскажу ещё одну историю о бабке с примусом.
       Спустя  много десятков лет, уже  после войны,  летом  дед с бабкой  жили у нас в Мамонтовке под Москвой (мы  называли её дачей).  Дед был после инсульта, который случился, когда он узнал о гибели сына Абрама – моего отца.  У него была  парализована правая половина тела, но сохранены ум и речь  (кровоизлияние в правое полушарие).  И снова бабка возилась с примусом на кухне, и снова опрокинула его, и снова загорелась. И снова крикнула: «Яков, я опять горю!» Дед из  другой комнаты услышал её крик, приковылял на своем костыле, бросился к ней с необычной для парализованного человека проворностью  и, сбросив с себя   телогрейку,  погасил огонь.  На этот раз ожоги у бабки были лёгкие и не оставили никаких следов.

       Вела хозяйство в нашем доме моя няня Шура – мудрая,  незаурядная, удивительная  женщина. Ей все было интересно, и, стоя в очередях, она запоминала рецепты блюд, чтобы приготовить что-нибудь новенькое. Однажды она пожарила необыкновенно вкусное мясо. Бабка ела его  с удовольствием, нахваливала и поинтересовалась, какое же это мясо. И Шура простодушно ответила, что это свинина.  Бабка мгновенно выскочила из-за стола, побежала в туалет, и ее вырвало.  Дед съел всё спокойно,  объяснив, что,  по Талмуду,  при голоде (хотя мы в это время не голодали)  можно есть всё.
       Незадолго до смерти дед с интересом расспрашивал у меня, что такое молекула, атом, радиоволны. Умер он с книгой  «Степан Разин» в руках в 1949-м году.  Спустя несколько лет умерла и моя бабушка Рая. Оба похоронены в Москве на  Востряковском кладбище.


                *   *