Последняя исповедь

Небольшой городок, так, провинция,
Храм стоит, так, не мал, не большой.
На обшарпанной, старой паперти
Седая старуха с клюкой.

Чуть трясется рука, беззубая
Потемнело в морщинах лицо
И не людям, не Богу , не Дьяволу
Нету дел никаких до нее.

Взгляд пустой,серых глаз давно выцветших,
Шевелит чуть заметно  губой.
Возле храма старая грешница,
С непокрытой стоит головой.

Я смотрю на одежды ветхие
И зачем-то пытаюсь понять
Ведь кому-то она сейчас бабушка,
И кому-то видимо мать.

Разве есть справедливость, Господи?!
Просто больно смотреть на нее.
Ну а впрочем, чего я разохался?
Это чьи-то дела, не мое.

Поседевшие белые волосы
Будто тряпки дрожат на ветру.
И чего на нее я уставился?
Мне зачем это все? Не пойму.

А она, будто мысли подслушала,
И сухою костлявой рукой,
Отодвинув с лица космы белые,
Заговорила со мной.

- Что уставился? Не красивая?
Не по вкусу тебе облик мой?
А ты возьми пожалей ведьму старую,
Не скупись, подари золотой!

Ты еще молодой, руки целые,
Ты себе еще наживешь,
И потом, ты не знаешь не ведаешь,
Может старым с сумою пойдешь.

Будешь так же сидеть на паперти
Проклиная себя и судьбу,
Под  дождем затрясешься от холода
Прикрывая собою суму…

В ней богатство, почти королевское,
В ней сегодняшний твой обед,
На помойке вечером найденный
Заплесневелый хлеб…

Вот расшамкалась – Ведьма старая!
Что приспичило ей поворчать?
За гнилые ее пророчества,
Я решил ей не подавать!

Лучше, грошик подам, деду старому,
Что вот здесь, на ступеньках сидит
Он, не просит, а истово крестится,
Да всё на небо глядит.

Я достал в попыхах сотку мятую,
И ее протянул ему,
Как от огня он шарахнулся,
- Нет – говорит – не возьму!

Я не мало по свету хаживал,
Уж без малого сотню лет.
Многим людям  я в души заглядывал,
Но чернее твоей – души нет!

Он спокойно глядел в глаза мои
И с минуту о чем-то молчал,
А  потом усмехнувшись в бороду
Не спеша свою речь продолжал.

- Откупиться хотел? Не получится!
Ты попробуй, пойди отмоли!
И не надо в глаза мне таращиться!
Я тебе все сказал, отойди!

Вот попалось сегодня сообщество!
Ведьма старая, да юродиевый древний дед,
Мне бы плюнуть сейчас прямо под ноги,
И уйти, а не слушать тот бред!

Но плевать, неудобно на паперти,
А ругаться ? – я вовсе не хам.
И рукою махнув на сообщество,
Я решил войти в этот храм.

Я не резал, не грабил, не убивал.
А грехи? – Я совсем не святой!
Чтоб хоть чье-то исполнить желание,
Я решил дать карге золотой.

Но пошарив рукою по поясу,
Ничего я за ним не нашел!
Местный вор, что крутился поблизости,
У меня, гад, барсетку увел!

Я пошарил в карманах для верности,
Боже мой, вновь по всюду косяк!
Ни рубля не осталось для бедности!
А нашел я лишь медный пятак!

Усмехнувшись, его повертел в руке
И отдал я карге тот пятак.
Это видимо дань неизбежности,
Боже мой! Почему все не так?!

Та взяла пятак, не побрезговав,
Подняла над своей головой.
- Вот смотрите-ка, люди добрые,
Он и вправду подал золотой!

В храме, запахи воска и ладана,
Всюду лики святых, образа,
Тянет хор заунывно и жалобно,
А на Ликах – чужие глаза!

Постою, а потом исповедуюсь,
Расскажу все, как на духу!
Помолюсь, как сумею я Господу.
И прощенья за все попрошу!

Я  стоял. Речь готовя на исповедь,
Но не вышел с попом разговор,
-Грешен?
- Да!
- Кайся!
- Каюсь!
- Раз каешься,  Бог простит, все иди!
Я пошел...

Все так просто? Немного покаялся,
 Бог простит, и ты будешь в раю?
Но внезапно земля зашаталася,
И я понял, идти, не смогу!
 
Я не видел врат рая, не слышал труб,
И по адам круги не мотал.
Лишь на миг, озарил яркий свет все вокруг,
Где стоял я, там я и упал!

Я не видел себя, с той, другой стороны,
Не летел по тонеллям на свет,
Лишь  на миг где-то вдруг промелькнула мысль,
Это все! Ничего больше нет!..