Делимое и неделимое

ДЕЛИМОЕ И НЕДЕЛИМОЕ
              Посвящено С. Д.

Осень. Киев. Тихий переулок.
Старый дом  в четыре этажа.
Лестничный колодец эхом гулок.
Поднимайся, маршами кружа.
Наверху балкон. С него отличный
открывался внутренний обзор:
за замшелой стенкою кирпичной –
божий град – Софиевский собор.

А с подворья – старые каштаны,
свесив перезрелые плоды,
их в проезд роняли неустанно,
целясь прямо в лужицы воды...
Мог бы эту живопись не знать я,
если б не был коротко знаком
с девушкою в скромном сером платье
с белым отложным воротником.

Не умея с нею объясниться,
проносил её я ночью в дом: 
шла в кино «Индийская гробница», 
после – лужи с неокрепшим льдом.               
Увезя в даль киевских задворок,
был на ней двенадцать лет женат...
Отчего двенадцать, а не сорок? –
Разбери, кто в этом виноват.

Время шло, и стало нам прохладно.
Скарб делил Всевышний, а не торг...
Привела судьба её в Орландо,
а меня, как видите, в Нью-Йорк.
Но осели в памяти-шкатулке,
больше дележу не подлежа:
Юность. Киев. В тихом переулке
старый дом в четыре этажа.

Этот дом ещё стоит, быть может...
Пусть близки теперь материки,
но не еду в Киев: растревожат
от моей шкатулки черепки.
И потомкам адрес знать не надо,
как на Мойке – «нашего всего».
Небу он известен, вот и ладно.
Мне не нужно больше ничего.
   
              30 октября 2017 г.



Прежний вариант:
ДЕЛИМОЕ И НЕДЕЛИМОЕ               

С. Д.

Осень. Киев. Тихий переулок.
Старый дом  в четыре этажа.
Лифта нет. Колодец эхом гулок.
Поднимайся, маршами кружа.
Наверху балкон. С него отличный
открывался внутренний обзор:
за замшелой стенкою кирпичной –
божий град – Софиевский собор.

А с подворья – старые каштаны,
свесив перезрелые плоды,
их в проезд роняли неустанно,
целясь прямо в лужицы воды...
Мог бы эту живопись не знать я,
если б не был коротко знаком
с девушкою в скромном сером платье
с белым отложным воротником.

Не умея с нею объясниться,
проносил её я ночью в дом
после фильма ужасов «Крик птицы»
через лужи с неокрепшим льдом.
Увезя в даль киевских задворок,
был на ней двенадцать лет женат...
Отчего двенадцать, а не сорок? –
Разбери, кто в этом виноват.

Время шло, и стало нам прохладно.
Скарб делил Всевышний, а не торг...
Привела судьба её в Орландо,
а меня – в Чикаго и Нью-Йорк.
Но осели в памяти-шкатулке,
больше дележу не подлежа:
Осень. Киев. В тихом переулке
старый дом в четыре этажа.

Этот дом  стоит ещё, быть может,
и близки теперь материки,
но не еду в Киев – растревожат
от моей шкатулки черепки.
И потомкам адрес знать не надо,
как на Мойке – «нашего всего».
Богу он известен, вот и ладно,
мне не нужно больше ничего.

                1 октября 2011 г.
                Нью-Йорк