Льётся в окно разноцветьем зари

Льётся в окно разноцветьем зари
Край обожженного неба
И выплывают из мглы фонари
Бликами нервных гипербол.
Чревоугодием жжёт ресторан,
Сытость лоснится на лицах
И от обилия нимф и путан
Хочется в доску напиться.

За разносолами царских столов
Пышет гламурности глянец
И куртизанку разгульных пиров
Я приглашаю на танец.
Вяло влачимся мы сквозь толчею
В гущу гудящего зала,
В тостах, звучащих хвалой бытию,
В отсветах люстр и бокалов.

Стонет оркестр, как болотная выпь,
В лживом развязанном стиле,
Что до беспамятства тянет завыть
Сукой семьи Баскервилей.
Рты и глазницы жующих черны.
Роются в блюдах сердито,
Напоминая, снующих в грязи,
Тучных свиней у корыта.

Сальная похоть скукоженных чувств,
Слепок чужой конъюнктуры,
Рвётся наружу салютом безумств
Из ошалевшей натуры.
Плотских утех предстают миражи,
Суть доводя до абсурда,
И в лабиринтах пропащей души,
Стало темно и паскудно.

Я закрываю глаза и лечу
В мыслях над этим вертепом
Прямо в окно, обгоняя зарю,
В юность в порыве нелепом.
К первой шальной безответной любви,
К детским мечтам и причудам,
Жизнь, проклиная свою по пути,
Бегством спасаясь от блуда.

Скромная школьница, бежевый бант,
Платьице, фартук и чёлка.
Где ты теперь мне не выпавший фант —
Лучшая в мире девчонка.
Помню, отвергла намеренно ты
Тайны признаний мальчишки
В чистых изливах наивной мечты
Из недочитанной книжки.

Что я тогда мог тебе предложить,
Глупый, в неполных семнадцать?
Только любовь, только клятвы и жизнь,
Рай в шалаше да мытарства.
Так и осталась ты там далеко,
Где-то в промчавшемся детстве,
Но до сих пор, как последний звонок
Часто грохочешь под сердцем.

Женщины раньше взрослеют мужчин,
Да и практичней к тому же.
Зрелый красавец, благой господин
Стал твоей жизнью и мужем.
Я ж не дорос до его высоты,
Не засверкал идеалом
И не открылся во мне той поры
Рыцарь с открытым забралом.

Ты ж навсегда сохранилась в душе
Первым прообразом страсти,
Первым сгоревшем в любовном огне
Смутным мерцанием счастья.
Святость невинной твоей красоты,
Преданность девичьей чести
Вскрылись потом образцом чистоты
В дни моей грешной фиесты.

В час, когда тошно бывает порой
От несуразных падений, 
Я, медитируя, брежу тобой,
Зельем твоих утешений.
Знаю, что ты бы простила меня,
Чтобы со мной не случилось.
В этом и есть — пожалеть, не любя
Странная женская милость.

Если бы встретились мы невзначай
Здесь на скользящем паркете,
Я б не узнал бы тебя, промолчал,
Мимо прошёл, не заметив.
Всё потому, что забыть не могу,
С болью скрывая досаду,
Всю, что в себе и сейчас берегу
Детства сермяжную правду.

Льётся в окно разноцветьем зари
Край обожжённого неба
И возникают из мглы фонари
Бликами нервных гипербол.
Чревоугодием жжёт ресторан,
Сытость лоснится на лицах
И от обилия нимф и путан
Хочется в доску напиться.

Июль-сентябрь 2011г.
Самара.