5. Первый экзамен

Шестнадцатый, ещё годок…
Мне кажется не так уж мало,
Писать о чём-нибудь бывало,
Вернувшись из Петра  в наш скромный городок.

Но я и прежде в Ленинграде был
И к климату его едва себя мог приспособить,
Что видел мальчик там – забыл,
И красоту сумел лишь обособить.

Летая в мыслях в небеса,
Тогда лишь с целью я поехал
И, к счастью, цель я не объехал,
Петра изведав чудеса.

Зайдя впервые в Летний сад,
Гармонией был весь объят.
Не правда ли: ведь просто прелесть,
Идя под тихий листьев шелест,
Создать в себе творенья гениев,
Птиц-музыкантов слушать пенье.




Мост Иоанновский минуя,
Я в Петропавловку зашёл,
Шпилем золотым любуясь,
Факты горькие нашёл:

Когда-то жил здесь философ русский,
Революции, прогресса вождь,
Искал он света в стенах узких,
Внизу вода текла, как в дождь.

Он в Алексеевском томясь,
Революцию толкал вперёд
И русский просвещал народ,
Пред мрачной силой не склоняясь.

Покинул крепость, как сперва,
Открылась предо мной Нева.
Мне предоставила она
Красу лазури все тона.

Свернул я вправо брегом шедши,
Свою оставив дань Неве,
И шпиль с фрегатом вдруг нашедши,
Я срезюмировал себе:

Как благолепно то созданье,
Что создал зодчий из народа,
Адмиралтейства это зданье,
Символ жизни русских флота.

Забыть не в силах до сих пор
Божественный Исаакия  Собор,
Народа кропотливый труд,
Века который не сотрут.

Впервой увидев Эрмитаж,
Я вспомнил давнюю мечту,
Не веря в бытия мираж,
Познал барокко красоту.
Варфоломея дарований,
Что создал целый мир прекрасных изваяний,
Ошеломляющих без лени
С тех пор немало поколений.



Красот всех, думаю, отец
Фонтанный есть Петродворец,
Где златом купола блистают
И глаз, что зоркий ослепляют.

Сюда приплывши «Метеором»,
Был поражён уж дальним взором.
Своё вспомнил почему-то юг,
Травы почуяв свежесть вдруг.


  В прекрасное проникшись страстно,
Хотел предел найти  его.
Как ни старался, но напрасно:
Ваятель ведь один постиг всего.

Вернулся я на родину свою,
Преобразив в действительность мечту.

И вот я снова в Ленинграде:
Пришёл учиться – не гулять,
Не думая ни разу о преграде,
Могла что делу помешать...

Но к чёрту всё, что мною претерпето,
Лишь б дух прекрасный мне иметь,
Ведь главное стоит на этот –
Стремиться здесь учиться буду впредь.

Так думал я, пережив беду,
Надеясь, жизнь желанную найду.
Но носа всё же не повесил,
Хоть, правда, был нечасто весел.

В общаге жил университета,
Попал я к людям суперсвета,
Где не было совсем мне душно,
И встретили меня радушно.






Как сон приятный наслаждений,
Здесь жизнь моя была в похмелье,
Кругом свобода и веселье,
И люди разных представлений.

Знакомств имел не очень мало,
Хотя их избегал сначала.
Но лучше знал я Сулеймана –
Поэта, вольтерьянца, меломана.

Кто был ко мне благонамерен,
(Ценил большую душу в нём),
Философ он, призванью верен,
Во всём упорный, был с умом.

 Девчат я также знал свободных,
Жизнь прожигавших в барах модных
Безумно, без душевной боли,
С широким людом развратной воли.

Убрать хотелось с сердца руку
И разыграться в их кругу,
Да разум был противен звуку,
Мне предвещавшему беду.

А сколько нынче впечатлений
От города Петра осталось у меня!
Вот в Ленинграде чувствую себя,
Хочу раскрыть инсана  гений.

Ведь там недаром избегал
Минутных для меня забвений,
Сквозь бурю шума искушал
Цепочку грузных размышлений.

Но нынче не о том скажу,
Покинувши толпу волнений расскажу
О благородной встрече, об одной,
С душою девственной, родной.

В сей раз я мало, куда ходил,
Но Невский весь избороздил,
И, переняв вечерний быт,
Порой друзьями был забыт.

Бродя по невскому проспекту,
Пришёл я к ложному аспекту,
Найти что счастья жизнь могу,
Один на каждом я шагу.

Но, несмотря на мой порок,
Не всё тогда я потерял
И вглубь приятных встреч искал
С надеждой получит урок.

Печали тень уединения,
Принявши разом, но контрастно,
С досадой совести гонения
Я пережил в среде прекрасной.
Где все – философы, поэты…
Идеи выдвигали страстно,
На неба и земли сюжеты.

Один я жил почти до пор,
Пока был приглашён на праздничный вечор,
На именины грека-друга,
(Она была его подруга).
«Тебя жду, брат», - Никос сказал,
Себя поздравить обязал.

Вошёл не в комнату – в бардак,
Где царствовал вакхальный мрак,
Звучна была гитара Джимми,
Все были другом друг любимы.

На стенах фото разглядеть
Пытавшись средь потёмок,
Я почему-то стал краснеть,
Нагих увидев немок.

Скажу я правду от души,
Они что были хороши:
Какая гибкая натура,
Смотреть в неё – одна лишь сласть,
Хотя и Запада культура,
Она тревожит нашу страсть.

С азой в согласии Иисуса,
Лишь повышает степень вкусов,
Жить в мире с дамой учит тесно
И обращаться с ней телесно.

Видать же я и покраснел:
Культуры в сексе чуть имел.
Едва держа душевный пыл,
Рождённый от таких чудес,
На время я себя забыл,
Погиб как будто – вновь воскрес.

И вдруг меня объяла грусть,
Решил всё делать, даже пусть…
Лишь только разогнать её
И горе позабыть своё.

Чтоб грусть рассеять как-нибудь,
Себя вести стал вольно чуть,
Любезней с дамами вдруг стал
И по глазам их вспоминал,
Раскрыв свой temperament чин,
Как чистокровный армянин.

И сбросив маску нигилиста,
Вошедши в форму гитариста,
Я в трансе танцевал, меж тем
Стал импонировать я всем.

Провёл я вечер хорошо,
К тому же пить стал и курить,
Вольготно мыслить с негром Джо
И с ленинградками кутить.

Вдруг вижу: там в углу теснится
В очках девчонка, как дитя.
Вокруг табачный дым клубится
И сквозь который на меня
Взор вызывающий острится.







Она пришлась по вкусу мне:
Мне нравилась её улыбка,
Смотреть на стан был рад вполне,
Что волновался очень гибко.

Гладка, нежна её-то кожа,
Что компонент её красы,
На немку вся была похожа,
В ней русской не было черты.

Взор опустив с лица на стан,
Держался я вполне спокойно,
Не будучи в сей области профан,
Узрел, она что очень стройна.

Решил кадрить её, не ждать,
Чтоб тайну эту разгадать.

Возможно, всё- предрассуждение,
Но вдруг, почувствовав везенье,
Воодушевился, к ней пошёл,
И в ней такой же сон нашёл.

Оцепенев под тихий шум,
Я заблудился в тираде дум:
Что значат родственные души!
Каким не надо рот и уши,
Чтоб объясниться, всё понять:
Глазами можно выражать,-

В сей думе был я погружён,
Обворожённый сильно ею,
К дверям рванулся – выйти вон,
Почуяв вдруг: глухонемею.

Но. Видно, страсть была сильна,
Что остановила вдруг меня.
Подумав, я решил толкать
Короткий спич, но очень кстать.

Лицом к ней обернувшись вмиг,
И взора томного добившись,
Я глубину её очей постиг,
Не без причин засуетившись.

Но к речи был уже готов,
Без предисловных начав слов:
«В горах, на родине своей,
Я, гордый, не ужился в ней,
В задумчивую спустившись лень,
Оставил на душе единства тень.
Ходил почти всегда угрюмый,
Но наслаждался с высокой думой
Всей благодатью на земле,
Храня всё в сердца глубине.
Любил я много воображать,
В идеях быль отображать,
И, создав женский идеал,
Давно встречаться с ней мечтал.
Вот, наконец, мечта моя
Всей полнотой воплощена.
…Вы правы, разумею Вас,
Позвольте, потанцуем раз».

На танец пригласив её,
Я имя произнёс своё.
Мой начался урок познанья,
Хоть действовал из-под сознанья.

Повёл на танго её я нежно,
Прижал покрепче, однако ж, чуть,
Поцеловав её в лоб небрежно,
Вдруг осязал тугую грудь.

В делах сих я будучи чистым,
Был взглядом поражён искристым:
Она раскрыв глаза обширно,
Меня учила тоном мирным:
«Ну что ж, «оккей!»
Вы очень милы,
Но будьте хоть потерпеливей
И хоть на малость понежней.

«Прошу прощения, виноват,
Вот в этике я твердоват,
Не только в отношении к Вам,
Но в отношении всех дам…
Среда моя вся такова,
Любовь свободы где нема,
Где мысли вольные смешны,
Экстравагантности тошны.
Да, к сожалению, правда это,
Теперь не думаю о том,
Ведь жизнь прожить могу и где-то,
Но жизни соль таится в чём?
Меня Вы поняли, надеюсь,
А нынче Вам сказать осмелюсь:
Хочу в общении видеть нас,
Ведь видно, сам не свой подчас».

Она закрыла вдруг глаза
Да призадумалась на время;
И мне ни слова не сказав,
Решила страсти сбросить бремя.

Её я сразу уловил,
В лучистый вклиниваясь взор,
И вмиг на руки посадил,
Узрев приятный приговор.

Как лёгкий ветерок, она
Держалась в воздухе сама,
Обняв, прохладой поливала,
Дух, тело – всё благоухало.

Я, сильно поражённый ею,
Ходить везде готов был с нею,
Чтоб объединить в один союз
Начал лишь два, но сотню уз.

 Моей до комнаты дошли,
Её безлюдную нашли:
Сумели други разгадать,
Зарю к утру пошли встречать,
Развод мостов увидеть в ночь,
В интимном деле чтоб помочь.

Всё шло путём, по нашей воле,
Счастливой предаваясь доле,
Не стал в любви её просить
И страсть без смысла выносить.

Её было то, как солнце, ясно,
И здесь она была прекрасна:
Чего-то будто бы прося,
Ко мне прижалась телом вся.

И засверкали очи вдруг:
В ней страсть кричала – не испуг.
Хотел её что-то лепетнуть,
Не смог: мне страсть сжимала грудь.

Во мне дыхание затаилось,
Да сердце учащённо билось –
Меня на секс инстинкт обрёк,
Гасить который уж не мог.

Как в лихорадке, задрожав,
Я платьице с нею сорвал…
С трудом держа в руках форель,
Проник в неё и слился с ней.

В миг растворился я в раю,
У битлов как в родном краю,
Их ритмы слушал, ожидая,
Её найти в них сердца звуки..,
Но лишь со временем теряясь,
Блаженные испытал муки.
Дойдя (уж в кладбищной тиши)
До самых недр её души.

От новых связей изнемогал,
Порой словечки изрыгал,
Чужая их была основа,
Чтоб воедино слиться снова.

Не плохо переспал в ту ночь,
И даже смог её я помочь
Заботы все уладить те…
И мы расстались на рассвете.

Здесь и узнал, на семь что лет
Я был её моложе.
«Дурак!» - мне скажете.
И что же? –
Страсть близок был мне сей сюжет.
И кроме, мой свободный нрав
Не видел грязи in free love.


В сём благодатном секс-бою
Доктрину испытал свою
О женской слабости и страсти,
Господствующей над нею власти.

Три дня прожил я так беспечно,
Но с нею жить хотелось б вечно…
Жить негде – в путь уже пора,
Иссякла славная игра.

В прощальный оставаясь час,
С ней испытав одни мученья,
Обнял её в последний раз…
Да, сколько было сожаления!

И, осуждённый пережить не менее, чем горе,
На родину отбыл я вскоре.

2 февраля 1976 г., Степанакерт.