Цикута

Был бы я молод и, может быть, весел —
я бы не ждал ни чумы, ни острога.
Под знойным солнцем какой-нибудь Пресни
слушал бы речь обречённого бога.

Мама тогда не боялась бы шума
на мостовых отчуждённых епархий —
в зрячей витрине новейшего ГУМа
грошик нашла бы в сверкающем прахе.

Я выбивал бы расчётливым клином
всякую муть из глубин сновиденья,
на манекен из податливой глины
бросив накидку для вящего бденья.

А что цикута цветёт под берёзой —
это последствия грехопаденья.
Так мне поведал в беседе тверёзой
старец седой из того же виденья.

Был бы я молод и, может быть, весел,
я бы не бегал от чувственной нови.
Пред прокурором земным и небесным
прямо сказал бы, что я невиновен.

Только цикута цветёт над осокой,
распространяя запах болезни.
Над её соком в витрине высокой
надпись прибита, что он всех полезней.

Зреет цикута, ярится цикута...
Бросить бы всё, да у дальнего моря —
в юрте у чукчи, в чуме якута —
гнать самогон, да на вражеской крови.

...В парке на площади старый рабочий
держит над кронами каменный молот.
Близится ночь, и в предчувствии ночи
он повторяет: «Эх, был бы я молод!»