В огне и ладане, одних ладоней!

Вдруг чистым золотом облив лучей,
коснется утро, осторожно,-
казалось бы, невзрачных уж вещей,
и вздрогнет сердце, чуть тревожно.
С вечным нет у времени слада,-
что бы, ни казалось, иногда.

Да кому-то ведь не дать надо,-
огню погаснуть навсегда.
Лаская приземленность лон, лазурной неземною мечтой,
катился неуклонно под уклон,
ослепительный диск золотой,-
светить, не суетясь, как он, и тебе б душа век свой!

Подлость ли виною тела или оплошность души,
Божеское чтоб слетело, стоит лишь раз согрешить,-
нередко рушится душа, однажды радужно греша!
И капля отравы вольна не оставить путей для возврата,-
искупят ли, и горы добра, одного рокового разврата?
достигнуть радости, навряд, романтизируя разврат!

В этом мире огромном, чудо душ есть ведь,
где осадок от торга никуда не деть,-
грустью от восторга, радость не одеть!
Где-то там, в зазеркальной глуши,
где мы все, увы, не так хороши,-
истинный мир и творится в тиши.

Когда уходит из-под ног земля,
а рядом бездна сторожит,-
там, где мечтать уже нельзя,
и лишь надежда чуть живит,-
нам раскисать, тем более, нельзя,
за что же Бог вознаградит?

Чтоб с чистотою совместить,
утехи, телом здесь дарованные,-
способен ль дух нам объяснить,
убогость радостей ворованных?
Разыскать радость ты и я, в вожделенной желаем мгле,-
да лишь счастливая семья, рай единственный на земле!

Ничего нет печальней в любви,
чем никчемное чудо семьи,-
на том ведь этот страстный мир и стоит,
что святость сытости противостоит!
Тогда лишь счастьем чаша полна и есть силы у любви,-
когда стали он и она, небом и землей семьи!

В сомнениях благих, в довольстве ли,
да не обделит нас Бог понятьем,-
чтоб покупая удовольствия,
не расплачиваться счастьем!
Пусть и обилие боли, не более,-
любовь ведь отнюдь не безволие.

Зная, жизни сей, легко ускользающей, толк,-
не довольствуется удовольствиями долг!
Коль быть, что желтку и белку в яйце,
здесь ей и ему суждено в семье,-
пылать и плыть всегда бы, как в законе,
в огне и ладане, одних ладоней!