Москва, селёдка в этой банке

Москва, селёдка в этой банке,
И что же ждёт нас всех в жестянке?
Тут власть продажная снуёт,
Нас грабит и, воруя, врёт.

Покрылась вороньём святыня,
Тут грязь и мерзость вся отныне.
Вся шелуха, её отброс!
Летят мечты все под откос.

Гниёт тут рыбья голова,
Что с неизвестного пруда.
И что же хочет эта гниль,
В какой зовёт нас монастырь?

Обворовать, и уничтожить,
Еврейство лишь желает множить,
И черноту на нас пускать,
Вот, что желает вражья рать!

Вот, что тут властвует пока,
А вы жуёте облака,
Гоняетесь, за манной с неба,
А там от вас желают света!

Что вы проснётесь, наконец,
И вспомните, где ваш ларец,
Где ваш булатный меч лежит,
И что он вам давно твердит?

Яков Быль  12.09.2011

***


Рецензии
Хочу добавит, я отца,
Единомышленника-борца.

В Москве, на проспекте мира,
Стоит постыдно синагога,
У олимпийского сортира,
Довольно грязна и убога.

А рядом церковь христиан,
Ютится нищенкой она,
Так что такой смешной изъян,
Скрывает матушка Москва.

И не известно, что за царство,
В первопрестольной началось,
Кругом еврейское убранство,
Тут нынче в моде повелось.

А я один что ль замечаю?
Что синагога выше ростом,
Нет, я никого не обличаю,
Но кажется, что все не просто.

Павел Конди   29.09.2011 11:23     Заявить о нарушении
Нет, я никого не обличаю, - Вылетает. Может так: Нет, я не смею, обижая; Нет тут такого, не обижу; Нет, не хочу, не обижаю....

Праздник Святых Петра и Февронии

(Подноготная праздника семьи, верности и любви).

Праздник это или что? Не понятное здесь всё.
Это было так давно, что не ведает никто.
Постараюсь покопаться, здраво мыслить, не ругаться.
По порядку я начну, летописи подниму.

Что же в них? И вот узнал. Да, такого не слыхал!
Князь там был, где Муром – город, правил долго этот ворог.
Почему я так назвал и обидное сказал?
Потому, что он не русский, ведь Давид звучит нагрузкой.

Байстрюком он видно был, хитростью на трон вступил.
Да и болен был проказой, прямо чистая зараза!
Княжить с этим он не мог, выдворили б за порог,
Кинули б сыру темницу, но во сне увидел «птицу».

Девица должна спасти и от хвори отвести.
Отыскал такую, смог! - Мирный, тихий уголок,
Где Рязанская земля, вольные, где все края.
Ласковая та деревня, там его и исцеленье.

Там и девица Февронья, дочь крестьянина, невольни.
Бортник он, в лесу всегда, мёдом промышлял тогда.
А дочурка, толь колдунья, толь избранник полнолунья,
Но видать лечить могла, коль прознала всё молва.

Княжич к ней пришел с бедой, сами знаете, какой!
Попросил, она в раздумье, хитрая в своём безумье.
Цену выдала такую. Ох, хо, хо, ну вточь шальную!
Чтоб женился, предложила, и на ней, во закрутила!

Что же делать? И решился, знамо дело, согласился!
Ведь не хочет умирать, гнить весь заживо, страдать.
Вылечила, помогла, он забыл о том сперва.
Мало времени прошло и опять беда в окно.

И опять он с тем же к ней: «Помогай, да и быстрей!»
Но условие осталось, девица ведь так старалась!
Правда, нету тут любви, только алчные мечты.
Ну и что? Такой тут норов, нет тут места и для споров.

Согласился, что же делать? Слово дал, пора отведать.
Так и зажили без счастья, обвенчались в день ненастья.
Княжить начали вдвоём, но не ласковый их дом.
И детишек Бог не дал, может, кто о них слыхал?

В летописях нет о них, или скажете я псих?
Если, что-то вы найдёте, то меня все позовёте.
А пока пишу опять, что хочу вам рассказать.
Так: Так двадцать лет прошло и три годика ещё.

Всякое бывало с ними, и корили их, бранили,
Даже выгнать их хотели, в том бояре преуспели.
Ведь не княжеского рода, ненасытная порода,
Лезла не в свои дела, ссорила и так всегда.

Время смуты отошло, стало вроде хорошо,
Но чего-то им взгрустнулось, что-то в сердце встрепенулось.
Задавила их тоска, прямо режет, где душа.
Постриг приняли от муки, да, бывает так от сути.

Нарекли его Петром, русские же все кругом,
А её монашкой Феврой, потому, что стала первой.
Начали молитвы класть, но святыми им не стать.
Саваофу не до них, он не слушает таких.

У него свои заботы, много у него работы:
Надо роды принимать, да и десятину брать.
А постриженные плачут, слёзы грешные не прячут.
Тяжек их печальный груз, горек слёз солёный вкус.

Долго маялись и ждали, оглумели от печали
И решили умереть, чтобы с этим всё стереть.
Лечь в могилу вместе, рядом, чтоб не трогали их взглядом,
Не искали их мощей и не ставили свечей.

Бог услышал их тогда и простил всё навсегда.
Умерли они день - в день и оставили мигрень.
В назидание живым, что захочет стать таким.
Ведь с любовью же не шутят, ей родимой вод не мутят.

Все каноны церкви взвыли, от такого, что в могиле.
Пробовали их разъять, но какое тут, не взять!
Пробовали оторвать, возвращаются опять,
Прекратили заставлять, начали их поминать.

«Свят, свят, свят!» - кричат от страха, «тьфу, тьфу, тьфу» - с всего размаха,
А потом кладут и крест, так запомнился им Бес.
Вот так стали и святыми, «нашими», для всех «родными»,
Вот поэтому и славят, но себе всё ж не желают.

Кривда в этом, да и ложь, где для правды острый нож,
Да её и нет сейчас, потому, что грязен час.
Врут направо и налево, осмысляй – твоё в том дело,
Истину ищи всегда, думай, да и зри врага!

Яков Быль 18.08.2011

***

Яков Быль   29.09.2011 13:26   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.