дурь-ист

Epigraph:
« Все говорят, что у нас объявился турист,
                все говорят, что округою бродит турист!»       
                ( П. Мамонов.)
Литовка И Сын Его – Листовка.
Басняпесня (всё летит в звезду.) Умопросветлённо!!!
До умопомраченья!
С полуоборота – эм-мэмэмэ-мээм!
Из полусна – сойти с пера, в пух и прах, вице – королём Перу
Схима для химпера; сразу видно – пираты пера! До одури мудро!
Промокашка – потёмки, чем пропитана, кем, на кой – загадка?
Ответы в конце номера, но в кроссворде! Умер как-бы от ума.
А в лампах – дохлый Джим и мошки; биопиво то топливо! И паром!
Чист, как пёрышко, призрачен как стёклышко! 
Прям как орлиния! Жар – перо! Зело перо, на календаре – первое зеро;
На острие пера, на крае, с кончиков маковок! Истой кисти!!!
То ли отлив, вряд ли, отлов толика!? Ну не отстрел, точно!
То ли ещё будет, то ли ещё будет! Ойоййой!!!
Доли выкрутасы, тасы туда – откуда! Нарезка стекла, угощайся!
Лопай! На лопату живо и в козью ножку! Под скрипичные ключи,
танцевали под марфой врачи; кричи, не кричи, а услышат разве басмачи,
смачно команчи, стаи саранчи, и секир - башня!
Пару-Ра-Рим! И Римский Химператор! Пари-ра-ру-ра-риммм!
Выпустит хвалёные пары! И если у него голова золотая, то дрожать ему
за купол; до страшной разборки, до итого света; Тот – кстати, - бог 
с крокодильей держи - мордой! И значит логично, что запредельное
похоже на гримпенскую трясину. А свет – ваще с огней святого Ильма.
От брата до Брута одна литера! А от Брута до Бейрута – ей – ей – ей, две,
химеры. Играли на рожках. Потом начали и драпать. В куцевейке драповой.
Умный пойдёт в горы, но с тренером. И до тропы муфлоньей.
А дурак, тоже попхнёт, да насинячится под калипсоветом; и завтыкает,
а на попуске обломается и припустит под горку в шинок похмеляцца!
Со свистом в карманах, с кариесом в карме; но на умняке опаснее
мотогонок, такие деятели отыщут и в Карпатах, лавину за бураном;
и в клинч, на смерч. Там им и паска запэченная; смилуйся государыня робко
Лучше прочего ежели ты туп, ленив, жаден. Тупой завсегда упрям,
из-за ослоумия; и от непредсказуемости непросчитываются;
ленивые обычно всегда шизоидны, маниакальны; во время коротких
взрывов актива могут не то что взойти, но свернуть горы на корню.
Дать им по снеговым шапкам. Под звуки вальса « На Сопках Маньчжурии.»
Они и покорили Эверест, Монблан, и Казбек конечно! 
а годы с боями отходят, кажись сам 
The God. Eat It.
Жрёт, и не жужжит. Как рафинад. Или кишмиш.
Не буди же Будду во мне, а то я умею брахмануть, и вуду имею на виду.
И шабаш!
И вдруг, как из ниоткуда, появился он, как всегда бодр, весел,
подтянут – и это не смотря на
69-ь годков, почти разложившуюся от гепатита печень, отбитые в кутузке
почки, туберкулёзные лёгкие, загнанное сердце – вечно барахлящий игрушечный
моторчик; явился комик комиков, академик анекдота, харизматичный
хирург хохмы – непревзойденный Бумберто Каслини; кумир моего, м…, просто
кумир, изгоняющий кумар бытия и марево потусторонней м
 - « Поисполняй родной! » - крикнул я задорно; « Отмочи постанову!»
- « О, кто только не выползает на Sunset по-вечернему, Дон Уис, счастлив
безмерно встрече, и  что вы не окочурились в канаве с иглой в вене, и флягой в зубах.»
- дядька всегда благоволил ко мне, - «Специально для тебя, дорогой, написал прошлой
ночью, во время приступа астмы ». Батька запрыгнул как котяра на молодой
вяз, начала собираться толпа бездельников, одноглазая баба бойко торговала
пивом и бычками на вразнос. И вот голосом похожим на карканье и равно на
пыхтенье сломанной динамо Каслини начал декламировать вещь. Или «ВЭЩЬ»
как он сам изъяснялся. Я записал на сотовый и нате, за что купил, за то   
и вам тулю… 
 
                Named: « Nonamed Mad Damn».

На; ну конечно у неё же потеря головы! И на топе, возле бородавок, пот, пот егеря,
заметьте. Откуда, его вчера приняли, горотдел, за некропедофилию, заполночь – а
нелюдь сознавался всё в новых злодеяниях, у нас ни одного висяка не осталось,         
оно и в женщин, и в арабских мальчиков наряжался. Да инспектор Пасри, то бишь я,
не даром торгует вещдоками! А какие у вас сладкие отпрыски, уяу, помилуйся со
мной, юная Подиго! Трусики, - внимание, снимаем, - уже? С чучела, дура!
У истоков, словом, было дело; и у потоков зловонных, только под
током, голубое небце, синь очков, синь кафтан, скинь жмура, профан!  Выключай фары,
стажёр. И вот – фанфары! И инспектор Жуль Пасри, уже и королева безголовая,
и корова безрогая просвещенья, и обсратый жираф; мёртвые фараоны безносые
насилуют его в мозг, дела в дрова – нирвана порвана, словно перво-наперво,
в угол вложил шары, а ты и науськивай, кивай медный киви по-монастырски,
в клюве злак зла, чтобы всех покривило. От штырева, сквозь шторы шторма;
а штыревая 5 раз заходила! И сказал раввин Мушарраф – равняйсь! Лягай!
Реви, ос-ло-оо-ом; что-то мы всё говорили, ослепительную сварку.
Из бус, слюною, твари вкинутые творцы глядят, ворованное кино и бульдозеры взламывают зеро бульваров нанизанных на внизу и на пьяные слезочки.
И попало ухо в ушко. И алес виртуалес.