Из диалогов с другом - самовыражение

(На этот раз – не о самом главном, но, тем не менее, важном).


О важном? А кто измерил важность? Имя? Хотя бы фамилия?
Однако, свойственно нам следовать авторитетам. И собственное суждение чаще всего подкрепляем ссылкой на авторитет, вместо выстраивания цепи убедительных умозаключений.
И ведь бывает, что готовы на  такое милое, совсем малое предательство по отношению к самим себе.
«О Марина Васильевна, мне так далеко до Вас…» А зачем надо сокращать расстояние до Марины Васильевны? Иль правда, только свету что в окне?

Хорошо же тому, кто только в одно окно и глядится. Сорок лет стажа на одном месте! Столько же лет – в профсоюзе.  Ни в чём предосудительном не замечен. Всегда – за.  Критика – только конструктивная: «… нам задают норму сорок болванок, а  не будет ли лучше, если сорок одну… »
И до Марины Васильевны ему дела нет. До Бога высоко, до царя – далеко.

Но мы не таковы. Нам хуже. Мы с авторитетами готовы потягаться.
И погружаемся в науку. Всего-всего. И на избранной территории закапываемся с головой. Это похвально.
И собственное «я» разделываем под орех.

Обучаясь, платим ли самобытностью?

Нисколько.

Масштаб личности способен вместить информацию, представляемую эпохой.  Тут, надо заметить, что с Господом не мешало бы заранее договориться о генетической  предопределённости.
Осознаём ли мы, что всякая информация , которая увлекает или порабощает нас, - всего лишь уловка для постижения этого самого масштаба? То есть масштаба личности? Относительно вселенной?

Обучение, собственно, предлог. Для чего, как не для самопознания?

На каждом новом витке развития нас испытывает радость жизни, подвижность  и восприимчивость к переменам, интерес  к инакомыслию и инакодеянию,  возделывание и охранение красоты – одним словом, любовь .  И обучаясь любви – заметить не мешает – обучаясь любви, усваивая её уроки, мы всё менее нуждаемся в ней. 
Тепло, которое мы вырабатываем, постигая науку любви, настолько мощно, что  мы, будучи субъектами любви,  перестаём испытывать необходимость  получать таковое тепло от её объекта.

Чем более мы наполняемся любовью, тем меньше нуждаемся в ней.
Нет ли патологии в таком бескорыстии?
Да и возможно ли это?

Давайте разбираться.

Любовь в её наиболее достоверном варианте – это, пожалуй,  материнская любовь. 

(Да простят мужчины, нет в наличии иного примера. Да и то, признаться,  возможны бесчисленные варианты несостоятельности.)
.
Любящая мать, вырабатывающая бессознательно энергию любви к своему детищу, приходит в отчаяние не от отсутствия взаимности со стороны ребёнка ( малого ли, великого ли, значения не имеет), а от несовпадения её усилий по формированию личности в соотвествии с её идеалом  - и  результатов, наблюдаемых ею и принимаемых за окончательные. В равной степени она радуется успехам дитяти, боготворимого ею, и его успехи почитает   за воздаяние её любви.
И в обоих случаях любовь матери набирает мощь, и чем более она любит  свое мнимо неуспешное или таковое же  успешное дитя, тем менее вероятность в ней поисков взаимности. Любовь настолько возвышает надо всем, что собственный пламень (реальный/иллюзорный) исключает необходимость в дополнительном источнике тепла.

При чём тут обучение? И авторитеты?

Как обычно, ни при чём.

Если не учесть, что как и обучение и самоформирование в любви, так и обучение и самовоспитание в любой сфере явления  миру личности имеют общие тенденции.

Там, где за обретённое умение изыскивается вознаграждение, там, несомненно, созданы равновесные отношения между телом и душой. А также предметам, имеющим воплощать духовные запросы, отведено достойное место. Пожалуй, и  на книги можно наткнуться пытливым взглядом, если заглянуть в гармонически обустроенное мирозданье человека разумного.
Разумный, овладевая наукой (всякой, равно как и наукой любви) берёт из неё по потребности. И при отсутствии взаимности отправляется на поиски таковой.

 Заметим: мать  не отправляется на поиски. Ибо чего искать?  Не другого же ребёнка. Любит она данного ей в её единственной жизни. И не следует образцам. Их нет для неё, потому что такого ребёнка, как у неё, нет у них. И, любя дитя, созидая его, созидает себя, собственный мир, настолько прочный, что выдержит любые колебания атмосферы.

Возделывая собственное "я",  не полезнее ли отказаться от следования авторитетным образцам, сколь ни привлекательны они и престижны? Ибо данность, семя добра, искра божья, звуча высокопарно, в повседневности вполне доступны каждому, верящему в перспективу собственной личности.

Не потому ли  нас так держит сервер стихов или прозы, так влечёт это гостеприимное пространство? Ведь хотя мы не получаем воздаяния, принятого в пространстве словесности, но зато  мы, пестуя своё творческое "я", возделываем себя в соответствии с нашими устремлениями. И наши графически воссозданные грёзы любим, то отчаиваясь, то  ликуя. То упорствуя  на своём, то соглашаясь с чужим подходом. И всё для того, чтобы, сжигая мосты, не возвращаться к добытому, а продвигаться к маячащим перед внутренним взором откровениям, насколько бы  серьёзно/несерьёзно ни выглядели они в глазах признанных авторитетов. Кем признанных? Имя? Хотя бы фамилия?