Про Красную Шапочку

Пожалуй, что из всех виденных мною предостережений падшим
о неотвратимости  расплаты, самым грозным была ухмылка
хмурого неуступчивого неба, в вечернем оперении клочковатых облаков,
презревшего всех и вся на этой неуютной земле.

Очень высокого неба, если смотреть на него глазами
распластанного среди хвойной подстилки леса бездомного пса..   

Собственно о чем это я... Ах, да...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРОЗА.

Меня кинул любовник.
И образно, и по буквам:
безобразно,  как всё традиционно привычное,
по самому банальному сценарию подставил.

Мы прибыли в загородный пансионат в кортеже самой веселой и бесшабашной
свадьбы на земле - свадьбы лучших друзей. Роскошный стол, водопад алкоголя
сделали своё дело, и вот уже в одном из кабинетов, на зеленом сукне бильярдного стола он изо-всех сил пыхтит, стараясь быть оригинальным.

Скучая, считаю в киевнице шары; не досчитавшись одного, пускаюсь взглядом по сторонам в поисках, куда ж он мог запропаститься.

На пепельницу приземляется стрекоза, её глазища тоже напоминают мне шарики,
сложенные под "американку". Её не отпугивает сигарный дым.
Привыкшая, думаю я...
Кстати, а откуда здесь стрекоза, наверное ветер переменится...

Возможно под гипнозом насекомого, взявшегося невесть зачем и откуда, я не сразу осознаю дальнейшую последовательность событий...

Словно получив сознание стрекозы и её фасеточное зрение, я наблюдаю за происходящим как бы со стороны, и с этой стороны картинка упрямо расцифровывается; звук приобрёл ватную глухоту кислотного наркоза...

Вот драгоценный партнер неуклюже мечется, возвращая себе былую пристойность  внешнего облика, но делает это оскорбительно медленно для того источника шума, что сотрясает запертую дверь, и с каждой секундой угроза её обрушения становится всё более осязаемой.

Вот он распахивает (нет, не дверь, чтобы принять грудью удары своей разъярённой  фурии), а окно (жарко ему что ли, или прыгать собрался, так ведь высоковато, второй этаж?)...

Оказалось, что, вероятно, это мне жарко, и это мне предстоит прыгать, и уже, едва я успела подхватить подол, клатч и босоножки, он подсаживает меня на подоконник...

Вобщем: "Прости любимая, так получилось"...

За качественно вспаханную клумбу глубокое мерси услужливым садовникам:  как удалось мне не сломать конечности, понятно только им, пожалуй.

За полёты во сне и наяву "любимому" уже досталось от жены СТОЛЬКО, что я пожалуй его еще даже пожалею (за всех обманываемых в браке женщин леди отомстила звоном крушащегося коллекционного бильярдного зала, так что, если не вкатала ему шары вместо глаз или вместо ..., вобщем, если не"кокошаров" теперь его фамилия, то "разорёнов" -однозначно). 

Как неслась не разбирая дороги прочь, "в деревню, к тётке, в глушь, в Саратов", в лес, в бурелом, по оврагам, помню плохо, точнее не помню совсем.

Чулки, теперь уже реально на босых ногах, гротескно имитировали целостность. Получалось плохо.

Липкое лицо от слёз и паутины, изодранные, словно розгами локти, пристающее к ногам платье "от кутюр", обломки маникюра, мёртвой хваткой вцепившиеся в сумочку (обувь предпочла покинуть меня в более цивилизованных местах, в надежде на принцев, еще ведущих охоту на обувь мелкокалиберных размеров) - вобщем, в этих лесах я представляла собой тот еще бурлеск, "блеск и нищету куртизанки" в одном, опустошенном морально и физически, уже ни на что не годном флаконе... 

Стоит ли говорить, что наступил тот момент, когда сознание милосердно пошло к чертям, и я,  споткнувшись обо что-то, с удовольствием забылась от реальности.

Сколько прошло  времени, сказать по-правде, не скажу... 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЖИЗНЬ.

Очнулась я в кромешной темноте,
не понимая что со мной и где я. 
Звезд видно не было, возможно из-за туч.

Попробовав привстать, пронзилась болью,
ну, точно, сломана нога в лодыжке, 
она уже опухла и горит. 

Внезапно накатило вместе с болью: 
тошнотный приступ, голод? - нет, вернее, 
что от похмелья (но не от "мартини", 
скорей от пережитого). Прохладно.   
Роса уже легла, и я продрогла,
и подтянулась к сломанной ноге 
(насколько это позволяло тело) 
в "калачик". Тут же снова наступил 
припадок иступлённых горьких слёз, 
и я затихла, только провалившись
в беспамятство, как в черную дыру.

Когда сознанье предпочло вернуться,
то был момент, что лучше б не пришло:

В глаза мои смотрела хищно скалясь
Двумя рядами острых и зловонных, 
Со сломаным клыком, похоже волчья
морда. Смерть моя, её ухмылка,
пришла, теперь уж точно... 

Успеваю 
я с мыслями собраться, вспоминаю,
что в сумочке моей в кармане где-то
почти наверняка быть должен ножик,
нет-нет, не шкуродёр,   
не "боуи", не нож для выживанья,
всего лишь складничок американский,

годящийся для офисных фуршетов, 
ну вроде карандашик заточить,
колбаску покрошить на бутерброды,
лишь тем и знаменит, что был подарен,
по случаю, не помню уж чего, и с пафосом, 
что уникальный сталью
и изыском дизайнера, который
их изготовил, в сущности, пустяк (в масштабах мира).   

Вобщем, безделушка, только
мне в этот миг хотелось, чтоб он был, 
и главное, суметь чтоб дотянуться 
хоть как-нибудь до сумочки моей.

Сгодится, если не вспороть скотину,   
то хоть себе артерию вспороть,
чтоб мучаться поменьше за обедом
чудовища, пришедшего на пир,
и кстати притащившего семейство 
(теперь мне слышны стали голоса -
поскуливанья рядом волчьей стаи). 

Два желтых глаза словно уловили 
моё намеренье, раздался тихий рык,
пока предупрежденье: "не пытайся!
даже не думай" - говорил мне взгляд.

Не знаю отчего, я подчинилась, 
зажмурилась в отчаяньи немом...
Однако, 
Что это? Боясь открыть глаза,
я поняла, что волк меня лизнул 
в лодыжку, там где боль была сильнее...

Потом повыше, кончик языка
его уже прошелся под коленом,
легонечко куснул, но без нажима,
всего лишь обозначив... страсть?...

О Боже,
что это, ведь - он меня ласкает,   
и шерсть его, под брюхом провисая,
меня щекочет и даёт тепло,
столь долгожданное на этом пятачке
земли промозглой сыростью лесной.

Решив открыть глаза,
я обнаружила, что волки наблюдают
за действиями альфа-вожака, 
внимательно, не издавая шума,
нас окружив кольцом, словно охрана. 

И вдруг мне захотелось закричать: 
"Подите прочь, волки позорные, что встали!",
но связки не послушались меня,
и я смогла не то, чтоб захрипеть, но...зарычать?...

О небо, я безумна!
Волк продолжил 
покусывать и ластиться ко мне,
тихонько поворачивая лапой
меня на бок, направо, со спины 
на грудь, но осторожно, чтоб некстати 
поломанная в панике нога
приобрела устойчивую позу, 
и сильной боли мне не причиняла.

А мне, признаться, страстно захотелось
побыть немного ласково ведомой,
тем более таким неординарным
партнером, встреченным в лесной глуши,

что я решила, пусть уж будь что будет,
и если это волчий ритуал
такой, перед съеданьем, то хотя бы
я не увижу гибели своей
оскал   
и рваные осколки плоти.

Впрочем, 
все ощущенья резко поменялись, 
по телу вдруг прошла волна тепла,
быть может от того, что боль иссякла
от раненой ноги.

И тут же челюсть 
сомкнулась волчья на моей спине 
лопаток выше, и вцепившись в платье
(вернее в то, что платьем называлось),
слегка пустив мне кровь (лишь оцарапав),
рванул он ткань так сильно, что мгновенно
я беззащитней стала в сотни раз

(по сути, гардероб - вторая кожа - 
действительно нас сильно защищает
от уязвимости публичной наготы)...

Потоком воздуха меня охолонуло,
я осознала то, что я в огне,
возможно, что болезни наступившей, 
которая меня б убила вскоре,
подольше пролежи я в забытьи,

а может этот жар в моей крови 
с болезнью был не связан, только страхом
и паникой, а может быть другим
желаньем, вызванным адреналином
и вожделеньем смерти и... любви,
мной так и не изведанной доныне...

По воздуху промчалась чья-то тень,
и крыльев хлопанье, затем вдруг стало тихо,
и звон в ушах как комариный зумер
стал беспрерывным...

И взорвался мир!

Такого беспредельного пространства, 
закрученного в мощную спираль, и 
распрямленного одним ударом
в меня, вовнутрь, и далее по венам, 
по жилам и по клеточкам  - я раньше
помыслить никогда бы не смогла.

Текла потоком неги, страсти к звездам,
не ощущая тела своего,
судьбу благодаря за миг блаженства,
полученного, как оплату чека 
за все мытарства.

Призрачных иллюзий 
лишилась в одночасье, совершив
тот переход, который обетован,
тому кто в запредельности познает
страданий цену, цену искупления
грехов. И благодарно завершив
обряд иль ритуал (уже не важно),
превозмогая боль, прогнувши спину,
в блаженстве я завыла на луну...

(P.S. Девушку нашли в чаще леса,
изнасилованную стаей волков и растерзанную, 
но на её лице в момент гибели
застыла экзальтированная, экстатическая улыбка).