Арлетта - Лионель

..Пусть будет так: в разгуле беспредела
в толпе горячих головой лжецов
снялась с печной трубы и улетела
белёсоперая оправа нужных слов.
По-при дорогах пух громят колёса,
коты лениво трогают перо,
а тишина подпяточного ворса
вживается в нутро как приговор.
На попеченье слабым и уставшим,
для раскаянья старым и смурным
оставлены не ставшие пропажей
слова. Птица вдыхает горький дым,
въевшийся с сажей пласт родного неба,
трясёт залипшим ржавчиной крылом.
Нет ни чернил, ни писем, ни заветов.
Сказан и выпит ставший страшным дом,
отпущены измученные кони,
Излом хлещет узлами на плетях,
носятся землями закатные погони,
сочувствие растёт среди бродяг.
Привычных плевел мирных пустозвонность
несёт не беззаботность, но печаль.
Мой сын, какая пакостная скромность
тебя со мной заставила молчать?
Вы все в войну бросаетесь с весною -
оленьим бегом до границ вразлёт.
Я научилась с этим жить, не спорю.
Враг ныне чувств в расчёт свой не берёт.
--
Спорят за право быть надеждой светлой
лиса и пастырь, ведьма и монах,
равниной межевой гоняют ветры,
в мундиры грязь въедается на швах.
Без крови - это всё равно что с кровью,
загнившей в грузной слякоти болот.
Я, может быть, войны этой не стою,
но крепко меня взяли в оборот.
Гения мало вражескому краху,
побед начало - в собственном строю
победа отчуждения и страха.
С паркета - на коня, с коня к огню.
Я знаю, для чего кавалерия
ломает ноги средь кротовых нор,
давится стеблями полыни и спорыем.
Со мной не вступят в праздный разговор,
меня не выпустят живым из кладки,
дай я себя в неё замуровать.
Срываются холщовые палатки,
грызёт хрящи страдающая знать,
пустует трон, рассвет в закат уходит,
напевно камни шепчут о конце,
и мёртвый Моро путает поводья,
и враг живой меняется в лице.
Историки замылили страницы,
кому дано внимать - боится снов,
а барды воспевают то ресницы,
то тяжкую судьбу своих ковров.
От прошлого осталось своеволье
да ходы потайные королев.
Я перестал им жить давно, не спорю.
Враг из желаний вычеркнул побег.
--
Дурацких мыслей суета тщедушна,
но отдаёт ударами в виски.
Холодный пол, отставленная кружка,
огрызки яблок, карты, фонари,
круженье тёмных пятен по застенкам,
призраки веры, время новых правд.
Сгнивает всё, что мнилось нам нетленным,
подпорчена незыблемость орав,
и те, кто поднимают с поля вилы,
гоняясь то за честью, то за тьмой,
сгорают быстро. Мне хватает силы
не думать, что бывала я женой,
вдовой и матерью, а стала утешеньем,
последним долгом выросших юнцов.
Дотянем до зимы - пройдём крещенье
всем страхом, что придуман быть бы мог.
Я забываюсь в гулких лабиринтах
сплетённых и проклеенных интриг,
а будто бы - иду по недобитым
и завершаю ими цепь обид,
и убираю слово "справедливость"
из языка, привычек, из страны.
Мой сын, чья мне помочь сумеет милость,
когда расплатой можете стать вы?
Какой ответ сотрёт тоску и горе?
Если найду - я им судьбе отвечу.
Я научилась быть сильней, не спорю.
Враг тянет руку. Мы идём навстречу.