Память

           Все же удивительно устроена человеческая память: сколько событий проходит в обыденной жизни,  не коснувшись глубоко наших чувств. Порой они растворяются в суете и во времени,  не оставляя следа в нашей памяти. Так проходят не часы, а годы похожие своею однообразностью на один длинный день. А ведь с возрастом наше время побежит еще быстрее. И вдруг мы с ужасом понимаем, что совершенно не помним его, забыт даже наш вчерашний день. ”Господи, да жили ли мы все это время?“ – восклицаем  тогда и пытаемся круто изменить свою жизнь.
            Помнится, что в древнегреческой мифологии существовало повествование  о реке Лета. Лета обозначала забвение и являлась частью царства мертвых. Значит, умершие это те, кто перешел эту реку и навсегда потерял память, забыл своих близких, свою страну. А если память потеряли еще живущие в этом мире, то живут ли они человеческой жизнью? Правда говорят, что способность забывать является лучшей защитой от жестокости современного мира, от проблем и переживаний, порой даже от больной совести. У психологов существуют методики вытеснения нежелательной информации с помощью других ярких образов, мысленно стирать ее, “сжигать в пламени свечи”. У животных, например, быстро забываются потери потомства. Для них это необходимое условие существования. Но нам то нужно еще при этом оставаться людьми, и мы снова  возвращаем свою память.
             Страницы прошлого приходят к нам как наваждение, без спросу и стука в дверь. Память больно тревожит души и не отпускает по ночам, мы уходим в далекое прошлое, счастливые и печальные мгновения нашей жизни.
              Первые детские воспоминания приходят мне о жизни в Монголии, куда отца направили после окончания учебы в Ленинграде. Воспоминания  проступают еще неясными образами, словно через  мутное стекло. Лучше помнятся цвета, звуки и запахи того времени. Отец служил в армии, и поездили мы по стране немало. От него всегда исходил запах крепких папирос и кожаных ремней.  Военная форма сидела на нем  очень ладно, а скрипучие хромовые сапоги поблескивали холодным зеркальным блеском даже на каменистых просторах пустыни Гоби. Мать, тогда еще совсем молодая, работала учительницей. На всю жизнь она сохранила яркую красоту и страстную увлеченность своей работой.
                В ту пору наши военные строители принимали участие в создании участка железнодорожной магистрали Москва – Пекин через Монголию. Жили мы тогда там же, в бараках военного городка. Пяти лет отроду я уже довольно бойко декламировал стихи Пушкина и пробовал себя в рисовании, пытаясь копировать портреты вождя всех народов, внимательно смотревшего на меня со всех сторон окружающего быта того времени. В глазах старших это создавало образ подающего надежды юного дарования и одновременно не вызывало сомнений в будущей политической благонадежности. Однако настоящий и самый увлекательный мир был все же  за стенами этого барака. Там была первая в моей жизни пустыня,  которая весной покрывалась  голубым цветом черемши, а летом, по утрам, от перепада температур трещал камень. Здесь протекала совершенно другая, вольная и дикая для нас жизнь,  стояли  монгольские юрты, и гулял ветер в косматых гривах маленьких лошадок. О чем поет этот степной кочевник-пастух? Его широкоскулое с узкими щелочками глаз лицо покрыто толстым слоем бараньего жира  и не выражает ничего, кроме покоя и полной гармонии с окружающим миром. В песне слышатся звуки ветра и клекот вольного орла, парящего в фиолетовом небе. Медленно движется время, а еще медленнее ползут отары по голодной степи. За дрожащей линией горизонта открываются водопады и озера полные чистой воды, но это только мираж. Реальность - это стоящий рядом верблюд с клочьями свалявшейся грязной шерсти. Его безразличная, жующая морда с презрением смотрит на меня. “Сейчас плюнет”, - лихорадочно проносится в моей голове.  Отбежав на безопасное расстояние, зачем-то начинаю бросать в него камни.
            Опасность пришла неожиданно: на меня стремительно набросилась стая собак. Бывшая неподалеку мать все же успела подбежать и, подхватив меня на руки, закрыла глаза. Убегать было уже поздно. Спас подоспевший дежурный офицер, который закрывая нас, начал стрелять по собакам. Бешеный лай, оскаленные и хрипящие морды, кровь кувыркающихся под выстрелами собак. Для непосредственного  виновника происшедшего все это представлялось не более чем интересным приключением. Осознание того, что я подвергал смертельной опасности себя и мать, пришло гораздо позже.
             С тех пор много воды утекло в реке Лета, дважды по ней не плывут, не переписывают минувшие события. Только пожелтевшие фотографии да старые вещи  остались хранителями времени. Вот и этой ночью не отпускает память, мешает прошлое с осенним питерским дождем за окном. Все чаще видится отец, сильно постаревший и встречающий меня в конце бесконечно длинного коридора. Он сидит передо мною в своем любимом вольтеровском кресле, на нем простая рубаха со знакомым кавказским ремешком с серебряными насечками. Отец глядит с укором: “Совсем ты забыл меня, сынок. Когда же приедешь сюда, на могилку?”
                Матушка Божию милостью здравствует и поныне, давно разменяв свой девятый десяток и сохранив при этом удивительную свежесть и молодые глаза. Вот только появились в них теперь особая глубина и внутренний свет, будто постигнута ею на склоне лет особая и  неведомая еще мне человеческая мудрость.