Завоевание Константинополя. 9

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ.

ДОГОВОР С ВЕНЕЦИЕЙ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

РЕАКЦИЯ ДОЖА. НАЧАЛО РЕЧИ ДОЖА.

Узнав о том, что рыцари не могут
По договору оплатить сполна,
Великий Дож воспринял это строго
Сказав: «Совета помощь мне нужна».

Так вот, совет был собран утром рано
И дож Дондоло сразу произнёс:
«Я мучить Вас догадками не стану,
Хочу я обсудить один вопрос.

Сеньоры, эти люди не сумеют
Нам оплатить всю сумму целиком,
Так почему жалею я сильнее
Баронов, что покинули свой дом.

Те средства, что платили нам бароны
Мы вместе с Вами разделить должны,
Поверьте, знаю я определённо,
Нам не заплатят Франции сыны.

Пускай не признаётся наше право,
Но не хочу на нас позор навлечь,
Мы войску предоставим переправу,
Чтобы не покарал нас Божий меч.

Я предложу им соглашенье снова,
Они его обязаны принять,
Сегодня же они дадут мне слово
И слово не нарушат то опять».[1]

А дальше мне тебе поведать надо
Как дож закончит пламенную речь,
В главе мы новой лишь окинем взглядом
Слова его, чтобы в душе сберечь.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

ОКОНЧАНИЕ РЕЧИ ДОЖА.

Дож продолжал и слушали, как прежде,
Все члены самых доблестных родов:
«Есть у меня сейчас одна Надежда
И я о том Вам рассказать готов.

Вы знаете, что есть король кровавый[2],
Что захватил Задар[3], что всех милей,
В Склавонии[4], что так покрыта славой
И так прекрасна среди жизни дней.

Тот город укрепленьями богатый
И нам его нельзя отвоевать,
Пока бароны те, что верят свято
Не согласятся нам помочь опять.

Им только предложить отсрочку надо,
Они пойдут, куда я их пошлю,
Они мне станут лучшею наградой
И смертью станут злому королю.

Мы им дадим отсрочку в сумме этой,
Что нам отдать пока что не смогли[5].
Их души вечной Верою согреты,
Их манит город, что сейчас вдали.

Когда ж Господь к нам благосклонен будет
Мы сможем вместе заработать их».[6]
Так он закончил, приутихли люди
И зал совета, кажется, затих.

Так был предложен договор кровавый,
Пускай ему противились, и что ж,
Но всё равно пленительная слава
Затмила вмиг предательскую ложь.

Был заключён тот договор так скоро
И утверждён, как требовал закон[7].
Великий дож предателем и вором
Прослыть готов средь будущих времён.

Теперь, читатель, рассказать мне надо
О том великом празднике святом,
Коснёмся мы его одним лишь взглядом,
И к рыцарям вернёмся мы потом.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

РОЖДЕСТВО БОГОРОДИЦЫ В ЦЕРКВИ СВЯТОГО МАРКА.

В тот час был праздник и собрались люди
Под сводом церкви, что пленит красой,
А то что в этой церкви дальше будет
О том узнаешь ты, читатель мой.

В то время рождество святое было
Марии, светлой матери Христа[8]
И в церковь собрались Христовы силы,
А также те, кого душа чиста.

Там собрались святые пилигримы[9],
Бароны, что собрались в долгий путь,
Надеждою и Верою хранимы,
Была в том жизни золотая суть.

Великий праздник и собрались люди,
Чтоб помолиться Деве неземной,
Что охранять их души вечно будет
И в этой нашей жизни, и в иной.

Пускай всегда сопутствует удача
Тем кто с молитвой делает дела,
Пусть всё свершится так или иначе,
Пока Любовь и Вера нас вела.

Пускай же Богородица, как прежде,
Поможет тем, кто помощи той ждёт,
Даря сердцам последнюю Надежду
И Веру, что растопит толстый лёд.

Теперь, читатель, вкратце расскажу я
О речи той, что дож здесь произнёс,
Чтоб усыпить в нас бдительность святую
И нашей кровью свой решить вопрос.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ.

РЕЧЬ ДОЖА В ХРАМЕ.

Перед большой обедней[10] в храме этом
Великий дож сказал при всех слова:
«Бароны, для меня уж нет секрета,
Что Вера в душах до сих пор жива».

Сказал так дож, возвысясь на амвоне
Над всеми, кто на праздник поспешил.
Продолжил он: «Пускай же враг не тронет
Прекрасных и могучих божьих сил.

Сеньоры, мы скрепили дружбой нашей
Союз на пользу неба и земли
И нет похода ни милей, ни краше,
Когда его Крестовым нарекли.

Я слишком стар, нуждаюсь я в покое[11],
К тому же тело много знало ран[12],
Но среди Вас есть множество героев,
Которым божий меч для мести дан.

Пускай я слеп, но я прекрасно вижу,
Нет среди Вас достойных королей,
А я ж для Вас других милей и ближе,
Других всех драгоценней и родней.

И если вы дозволите, сеньоры,
Я крест возьму, чтобы вперёд идти,
Одной святою верой окрылённый,
Встречая все преграды на пути.

Оберегать я Вас в походе буду,
Иль вместе жить, иль вместе умереть,
Но буду я надеяться на чудо,
Так было, есть, и  вечно будет впредь.

Вместо себя здесь сына оставляю[13],
Чтобы хранил он Родину от зла,
А я ж пойду до Ада или Рая,
Туда, куда нас Вера позвала».

Так дож сказал и слушали все стоя,
И плакали бароны всей земли,
Теперь, читатель, я для Вас открою
Какой бароны дать ответ смогли.

ГЛАВА ПЯТАЯ.

ОТВЕТ БАРОНОВ.

Бароны же, слова услышав дожа,
Подумали, что Вера в них живёт,
Как часто лесть на доброту похожа
И на огонь Любви холодный лёд.

Поверь, читатель, что они не знали,
Что лжи полны слова из уст его,
Они не знали горя и печали
И верили в святое волшебство.

Они согласны были покориться,
Отдать венецианцам всё что есть
И полететь за море, словно птицы,
Храня в душе лишь преданность и честь.

Тогда они ответили так скоро:
«Мы верим в то, что так желает Бог,
Окончим же пустые разговоры,
Пойдут в поход, кто Веру уберёг.

А вы же возглавляйте войско наше,
Защитою служа от вражьих стрел,
Вас нет душою ни милей, ни краше
Из всех, кто в бой отправиться хотел».

Бароны так ответили, а дальше,
Поведаю о силе светлых слов,
Пусть те слова полны глубокой фальши,
Но всё равно им верить люд готов.

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

РЕАКЦИЯ НАРОДА НА СЛОВА ДОЖА.

Народ и пилигримы, слыша это,
Словами были тронуты до слёз
И думали, что с праздничным рассветом
Господь им весть чудесную принёс.

И слёзы проливали те, кто слышал,
Великий дож остаться дома мог,
Но всё равно пошёл по воле свыше,
Избрав одну из тысячи дорог.

Пусть старый он, но всё же, как и прежде,
Войска он за собою поведёт,
Даруя людям вечную Надежду
И избавленье от былых невзгод.

Пусть он не видел, но прекрасны очи,
Хотя давно не видно в них огня,
Но думал люд, что он помочь им хочет,
Святую Веру навсегда храня.

И так о нём твердили неустанно:
«Он славный муж с великою душой,
Он принял жизни тягостные раны,
Но всё равно остался сам собой.

А на него же вовсе не похожи
Те, кто решил не продолжать поход,
Пускай же Бог теперь ему поможет,
И с дальних стран с победой он придёт».

Так люди говорили, это значит,
Все верили словам, что он сказал,
Но только в сердце думал он иначе
И лестью наполнял души бокал.

Но это после, а пока, читатель,
Поведать должен я тебе о том
Как принял крест с присягой нашей рати
Тот дож, что покидал родимый дом.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

КАК ДОЖ ПРИНЯЛ КРЕСТ.

Итак, спустился дож с амвона,
Произнеся пустую лесть,
Но верил люд определённо,
Что говорил он то что есть.

Пред алтарём склонил колени,
Рыдая, будто от души,
Но очень скоро он изменит
Словам, что были хороши.

И крест на шапку нашивали[14],
Чтобы любой увидеть смог,
Что дож с войсками был в начале
И Веру он в душе сберёг.

Венецианцы следом стали,
Чтобы пойти в далёкий путь,
Забыв тревоги и печали,
Не думая с пути свернуть.

Пускай их было и немного
До слов, что дож сказал тогда,
Теперь же их завала дорога
И в небе яркая звезда[15].

А пилигримы были рады,
Что в деле этом повезло
Теперь с великим дожем рядом
Пойдут громить неверных зло.

Вот так свершилось всё когда-то,
И все давно стремятся в путь,
Пусть кто-то Богу верит свято,
А кто-то хочет обмануть.

Но знают всё, что так случится,
Ведь всё случается не зря,
Начнём мы новую страницу
Уже в начале сентября[16].

Теперь же расскажу немного
О Византии тех времён,
Об императоре столь строгом,
Что попирал святой закон.

Но это будет чуть позднее,
Оставим рыцарей сейчас,
Вернуться к ним ещё успеем,
Когда продолжу я рассказ.

[1] Говоря таким образом, Энрико Дандоло в какой-то мере раскрывает карты своей политико-дипломатической игры; он отдает себе ясный отчет в том, что справедливость условий договора, навязанного венецианцами крестоносцам, не могла бы быть никем признана и, разойдись войско, вся Венеция была бы опозорена в глазах «общественного мнения». Разумеется, дож имел в виду в первую очередь Иннокентия III, который впоследствии и в самом деле с присущей ему решительностью и категоричностью осудил действия венецианцев (по крайней мере, на словах). Вкладывая мотивировку своих дальнейших предложений в уста дожа, хронист явно обнаруживает намерение оправдать его, а вместе с тем и вождей крестоносной рати. Наивное на первый взгляд «озарение» дожа, который внесет им предложение завоевать Задар, есть не что иное, как реализация заранее продуманного решения: направить собранное в целях «освобождения Иерусалима» из всей Западной Европы войско против соперника Венеции — Задара.
[2] Имеется в виду Бела III (венг. III. B;la, словацк. Belo III; ок. 1148—1196) — венгерский король из династии Арпадов при котором Задар перешёл в состав Венгрии.
[3] Задар — крупный торговый центр на восточном побережье Адриатического моря, в Далмации. В XII в. между Венецией и Венгрией велась упорная борьба за овладение городом, который неоднократно переходил из рук в руки. В 1183 г. Задар отдался под покровительство венгерского короля Белы III — венгры изгнали тогда венецианского правителя и возвели в городе мощную крепость. В 1192 г. или 1193 г. Венеция попыталась было отвоевать его, но безуспешно. Венецианская плутократия тем не менее не оставляла намерений вернуть Задар под свое владычество и таким путем покончить с торговым могуществом соперника. Использование с этой целью сил крестоносной рати, оказавшейся в зависимости от Венеции, сулило последней заманчивую перспективу: представлялась возможность овладеть Задаром ценой наименьших затрат собственных людских ресурсов. Не случайно дож в своей речи, оттеняя могущество республики, указывает на ее неспособность самостоятельно отвоевать Задар; решить эту задачу можно не иначе, кроме как при содействии крестоносцев. К тому же, по условиям договора 1201 г., республика св. Марка получила бы в свою пользу половину всей захваченной добычи.
[4] Склавония (Славония) — принятое на средневековом Западе обозначение Далмации.
[5] Венецианцы дали отсрочку 34 000 марок.
[6] В этом рассуждении, вкладываемом хронистом в уста Энрико Дандоло, тоже довольно отчетливо обнаруживается чисто коммерческая, точнее купеческо-ростовщическая, подоплека проекта: использовать власть Венеции над должником — крестоносной ратью, чтобы двинуть ее против Задара и сокрушить мощь соперника.
[7] Виллардуэн, как явствует из этих слов, постоянно оправдывает курс предводителей крестоносцев: ценой завоевания христианского Задара обеспечить продолжение крестового похода. Обращают на себя внимание существенные различия в передаче этого эпизода, с одной стороны, Виллардуэном, с другой — Робером де Клари. Последний останавливается на событиях, связанных с предложением дожа, гораздо обстоятельнее, нежели маршал Шампанский. В частности, пикардийский хронист явно оттеняет непричастность «меньшего люда» к плану изменения направления крестового похода, тогда как Виллардуэн хотя и вскользь, во все же дает понять, будто в конечном счете было достигнуто общее согласие — принять условие венецианцев взамен обещанной ими отсрочки уплаты долга.
[8] В некоторый рукописях говорится о некоем «празднике св. Марка» — на самом деле такового летом не бывает. Торжество, о котором рассказывает Виллардуэн, происходило в праздник рождества Богородицы — 8 сентября. Такие сведения приводит, правда без ссылок на источник, поздний автор, переведший на латинский язык в XVI в. хронику, — Паоло Раннузи. Верно, во всяком случае, что в 1202 г. 8 сентября приходилось на воскресенье, что вполне согласуется с текстом Виллардуэна. Сам он, впрочем, повествует о событиях таким образом, что можно думать, будто они имели место еще и до начала сентября.
[9] Виллардуэн, как, впрочем, и Клари, постоянно называет крестоносцев паломниками-«пилигримами». Так именовались тогда участники благочестивых странствований к «святым местам». По представлениям, распространенным в Западной Европе, крестоносцы тоже зачислялись в эту категорию, ибо и сами крестовые походы считались своего рода «вооруженными паломничествами».
[10] Большая обедня — принятое в католической церкви торжественное богослужение по воскресным и праздничным дням.
[11] В подчеркивании почтенного возраста его героя, физической дряхлости и слепоты последнего явственно сказывается стремление хрониста представить дожа по возможности в благоприятном свете. Особенно важно упоминание о том, что дож был незрячим человеком: обстоятельства, при которых он потерял зрение, могли служить обоснованием его смертельной ненависти к Византии
[12] Согласно рассказу венецианской хроники Андреа Дандоло, еще в бытность свою послом в Константинополе Энрико Дандоло был по приказу императора Мануила ослеплен. Прочие венецианские авторы воспроизводят эту версию, отличающуюся, однако, от известий французских и фламандских хронистов, которые приводят иные причины слепоты дожа. Известия об ослеплении Энрико Дандоло (с помощью солнечных лучей, преломленных через стекло) содержатся также в Новгородской и Морейской хрониках.
[13] Сына дожа звали Райнальдо.
[14] Дожи носили высокую шапку. Обычно крест нашивался на плечо (или на грудь), но для Энрико Дандоло сделали исключение.
[15] Судя по известиям Робера де Клари (гл. XIV), отражавшего представления рядового рыцарства, венецианцы поначалу не слишком близко принимали к сердцу дела, связанные с походом на Восток. Решено было, что на корабли погрузится половина венецианцев, способных носить оружие. Многие вообще отказались от участия в походе, так что для определения тех, кто отправится на Восток, пришлось даже прибегнуть к жеребьевке с помощью пары восковых шариков, причем в каждый второй был вставлен кусочек пергамента, и тот, кто вытягивал шарик с таким пергаментным язычком, считался обязанным отправиться в поход с крестоносцами.
[16] Сентябрь 1202 г.