Речь

Позади перевёрнутой фуры животом и затылком больной спит носитель великой культуры головой на бутылке пивной. В царстве козьем и в мире овечьем среди «ме» и покорного «бе» торжество человеческой речи, неужели не в диво тебе? Пусть жуёт полурослое стадо пока пищей не стало мясной, человеку немногое надо – вот бутылки хватило пивной. Мы прошли через сечи и печи, через тьму и глухую тюрьму. Дивный дар человеческой речи – он один оправданье всему.
***
Тут петь нельзя, и говорить не надо. Будь эллин ты, осман иль иудей – над миром каменным царящая цикада не признаёт ни бога, ни людей. А ты – жующий и привычно пьющий – не зажимай бессильные лады, тут властвует безустали поющий  малец с крылом из сетчатой слюды. Среди руин оставленного града, один мотив незыблемо храня, свой чёрный зрак уставила цикада куда-то сквозь ненужного меня. Заговорить не смею и немею сухой гортанью, языком кривым. Но что мне делать с музыкой – моею – с кузнечиком звенящим луговым, и с речью – дар напрасный подающей, невоздающей, ставшею судьбой, и сквозь меня – молчащего – поющей, не признающей власти над собой?