Дерево

То дерево стояло на поляне,
С собратьями своими породнясь
Землей и влагою, и вряд ли много
Отличий можно было уловить
В его листве, стволе, ветвях зеленых,
Что одинокий путник проходя
Вблизи его тени, конечно, взор бы
Свой не поднял и не замедлил шаг.

И девочка, наверно, лет пяти,
Однажды, в громкой радости несясь,
Вдруг налетела на него с размаху,
И корни на мгновенье оказались
Так близко от ее лица, что стало
Без устали возможно различить
Букашек, муравьев, жуков, двух пчелок
И бабочек летающих кругом.

Когда же встала, ствол своей мощей
Загородил ее от остального мира,
Так словно это был не ствол, а чья-то плоть.
И в плоти дерева, как в чреве материнском,
Уже рождалось другое существо,
Принять способное в свое прямое сердце,
Как корень от земли и от ветвей,
Свет внутренний и свет небесный.
               
То было новое рожденье без прикрас,
И роды проходили слишком быстро,
Чтоб чувствовать живую боль и кровь,
Чтоб отличить прикосновение листа
От материнских губ, тепло земли
От теплоты грудного молока
И первый вдох от колыханья листьев,
И первый шаг от созревания плода.

Вся крона оказалась малым миром,
Не уступающим в величии вселенной.
В ней звезды дальние листами оказались,
Растущими на самой высоте. Планеты –
Ветвями, а галактикой весь ствол.
И можно было доползти до звезд,
Повиснуть на луне и обнимать
Весь мир одним смиренным оком.

И девочка, как на плечо отцу
И матери, карабкалась наверх
И мир ей показался с высоты
Неведомой большим полночным кругом,
И маменька навряд ли бы смогла
Так высоко поднять, играючи, ребенка,
Чтоб мир вошел в него с такою глубиной,
Чтоб видел он не детскую площадку

С качелями, песочницей и рощей
А детский мир нам даденный Отцом.
С тех самых пор улыбка умиленья,
Не покидала детских губ и глаз,
Так словно тайны все постигли не спросясь
Они и словно вся природа,
Навеки отразилась молча в них,
Как небо отражается в озерах.

Когда же сестры поверяли ей
Свои ночные думы, сокрушаясь,
Что невозможно быть счастливым на Земле,
Как невозможно звезды опустить
И до луны дотронуться рукой,
Она виновницей смотрела в глубь свою
И после горевала лишь о том,
Что не способна передать им свой покой

И упоенность, находящую с годами,
Укорененную в немых корнях,
Что не обидят и не предадут.
Но каждому хватало умиленья,
Струящегося как из родника,
Из отрешенных глаз ее и каждый мог
Подставить свой стакан и отойти в раздумье
Не сознавая новое рождение свое.

2006