Хармс и я

Знакомство с Хармсом произошло у меня раньше, чем я прочел его стихи и дурацкие анекдоты про Пушкина и Гоголя с Толстым. Нет, с Худым… Подумал и решительно переправил – с хУдым. Не с тОлстым…
На Хармса меня подсадил в конце 92-го, в начале 93 мой магаданский друг Гена Вяткин, известный диванный хармсовед с улицы Гагарина, напротив магазина Нептун. Я как раз остался на улице после раз-вода. Два-суши. Три-воздуха. Атас! Немцы! Бомбовозы!
Воздушная три-вога…
В журнале Вог и не такие бывают. Ноги. Растущие от мозжечка…
В общем, Хармса я еще и не видел во второй половине 80-х. Посттравматический синдром. Вернувшийся домой солдат. Залечивал раны. Зализывал шрамы. Читал древние рукописи. На фоне развалившихся джунглей и раскидистых храмов. Или наоборот. Лианами обвитые храмы. На теле старые шрамы. И свежий бинт на руке. Морская соль на коже. Солнце. Дача. Песок. Белое солнце. Милая, молодая еще тетушка Фатима приволокла кучу книг к моему шезлонгу. На, просвещайся, солдат. Китай. Япония. Индия. Тибет. Веды. Дзэн. Дзынь. На заре ты меня не будди!
Виноград. Инжир. Кисловатый кизил. Арбуз, разваленный пополам одним ударом дяди Энвера. Именно его скальпель вскрыл нагноение, привезенное домой со службы. Терпи, парень, придется без наркоза. А то сердце не того-этого у тебя. Терплю. А что делать? Терпеж не в новинку.
Потом в город трех леволюций уехалось. Р-р-революцьонный держути шаг. Держучи. Пишучи. Выписываючи. Уписываючи. За обе, что называется.
В Питере, сразу по приезду, пошла какая-то хармсятина. Не пошлятина. Но дурковатина. Сам не понял, откуль такое полезло. Хулиганственное…
Вот что написалось сразу по приезду:

Приехал в град Ленина, ранее Питер.
Прозрачною ночью. Зачем, вы спросите.
Приезжих радушно тут встретит шлагбаум.
Езжай-к в Ломоносов. Он ранее ‘Нбаум*.

А с творчеством Хармса в натуре я познакомился через несколько лет спустя. Уже в Магадане.
Когда остался на улице. А Генка просто сказал. Приходи и живи, сколько надо. В этом мире никогда не мог похвастать собственным углом. А когда обзавелся им, то и стал он не очень-то нужен. Отдал детям. Бездомность, как свойство бездымного пороха. И Гоголя, проснувшегося в могиле. Или в стакане яичного гоголя-моголя.
Веселая жизнь у бродяги! Like a drifter I was born. To walk alone (David Coverdale)



*Ораниенбаум = Ломоносов. Но я жил поближе. В Петергофе=Петродворце.