минус 300

Как там пусто. Там холодно и грустно. Наверное, туда лучше не соваться, а то ненароком еще отморозишь себе что-нибудь.
Что? Говоришь там +23? Это ты о чем? А, погода за окном… Я сейчас не о ней. Внутри все опустело, стало серым и покрылось толстенной коркой льда. Может ударить себя в грудь чем-нибудь очень тяжелым, чтоб он, наконец, рассыпался, чтоб разлетелся на мелкие осколки-льдинки, чтоб растопить было проще?
А мне говорили, что когда долго не влюбляешься – забываешь как это. И нет трепета. Знаешь, когда настолько глубоко прячешься в себя, то становится безумно сложно открываться кому-то. Выворачивать себя наизнанку. Мясом наружу.
Меня покинула муза. Она же как цветок! Ей же нужно греться в лучах солнца. А у меня то зима. У меня деревья не распускаются. Листья пожелтели.
Что? Почему я улыбаюсь тогда? А действительно, почему? Наверное, не чувствовать – тоже дар и проклятье одновременно. Я одарена свойством не чувствовать зла и не замечать удары ножей в спину. Улыбка – это просто атавизм. Она есть, но она уже не предназначена для того, чтобы выражать радость. Она для того, чтобы выражать уважение, одобрение или что-то подобное.
Мне говорили, что зрачки расширяются, когда смотришь на то, что тебе нравится.
Они все еще расширяются.
Они все еще помнят.