Путь Грааля. Введение, Глава1

Введение.

       Солнце уходило за горизонт, холод наполнял воздух. Дрожь пробирала не  только от холода, но и от надвигающейся тишины. Травоядные расходились по своим норам, а хищники, пользуясь ночной пеленой, выходили на охоту. Многие люди расходились по своим домам, но некоторые лишь начинали замышлять свои дела...
Петр с самого рассвета, забравшись на скалу, сидел и смотрел на огромный по древним меркам город Иерусалим. Высокие крепостные стены закрывали двухэтажные с плоской крышей дома. Над стенами возвышался храм Соломона, своим строгим видом говоря: я тут главный.
Городской вид и окружающая природная обстановка выражала двоякий ход мыслей Петра. Смена дня на ночь заставляла рассуждения подводить к концу, но не изменяла сам ход его мыслей: «Солнце уходит, но его призрак остается – его сменяет луна. Луну можно назвать призраком Солнца, хотя бы потому, что она не мешает существованию ночи. Луна не дает тепла, являясь не больше, чем отражением Солнца. Как они светят нам не известно, существует ли то, что заставляет их светиться? Все, что мы видим отчетливо – это Солнце, которое дает нам жизнь, поэтому многие считают его Богом. Бог – создатель, Бог – отец, а мы все дети его. Если взять отдельного человека, то ребенок всегда имеет множества качеств от родителей, каждый ребенок похож на родителей не только внешне, но и родительские черты характера в нем сохраняются. На сколько, мы похоже на Солнце, если оно является Богом и нашим родителем? Мы на него совсем не похожи, более того, если взять всех людей, то каждый из нас разный и внешне и тем более характером. Можно ли быть уверенными в том, что отец у нас один и тот же? Солнце имеет большую силу, но оно не может победить ночь. Ночь происходит все время, это природа вещей, что можно сказать и про день. Тогда существуют два Бога, но можно ли разделить всех людей на две группы? Скажем, что есть люди, поступающие плохо – злые люди, есть люди – благодетели, которые стараются создать вокруг себя мир. Но, что можно взять за критерий разделения этих людей? Скорее каждый в той или иной степени относиться к каждой группе. Значит, эти группы можно объединить, поэтому все-таки есть один всемогущий Бог, которому подвластны все и всё. … Но все ли мы видим то, что существует, а способны ли мы поверить в то, чего нет, не существует для нас? Наши познания обширны настолько, насколько сильна и искренне наша вера. Если наши познания могут нам позволить верить в большее, чем мы знаем, то мы добрые люди, которые заслуживают счастья. Но как можно познать то, во что мы можем только верить, а как тогда наша вера будет искренняя и без сомнений, если мы не будем нести знаний? ...».
Все мысли Петра были противоречивы. Он хотел доказать одну мысль другой, но при возникновении новых суждений вопросов становилось лишь больше.
Уже начало темнеть. В пару сотнях метров Петр рассмотрел силуэт, который равномерно и медленно к нему приближался. Это был его брат – Андрей, который шел в глубоком раздумье вверх по склону.
- Уже темнеет Петр, - обратился Андрей к брату, когда оказался в десяток метров от него.
- Темнота ли тебя гложет больше всего, брат?
- Ты же знаешь, что дело не в темноте, а дело в том, что она приносит.
- Да, темнота приносит безверие. Лишь безверие можно назвать полной темнотой, через которую не может пройти ни один луч света.
- Возможно это и так, но разве не темнота рождает свет? И лишь свет может веру воскресить.
- Если бы мы верили искренно, то нам не мешала бы темнота – для нас всегда бы светил свет. Ты пойми, Он ведь от нас ушел, но я так ничего и не понимаю. Он сказал, что мы можем сами справиться, мы должны пойти дальше без него. А я даже не знаю с чего начать!
- Не потому ли ты, брат, сокрушаешься, что его уход навеял на тебя тьму? Ты запутался Петр! Неужели ты считаешь, что до тебя больше никогда не дойдет свет? Брат, как ты мог потерять веру? Как ты мог усомниться?
- Я лишь надеюсь, Андрей, что мое сегодняшнее заблуждение родит свет, как ты только что сказал. Да, мы задаем вопросы, потому что не знаем на них ответ. Незнание – это заблуждение, заблуждение – это тьма, но мы задаем вопросы для того чтобы получить на них ответы. Ответ – это есть свет. Но кто даст мне эти ответы? Будут ли они светом, если мне их кто-то даст? Более того, вопросы мои настолько сложны, что их сложно сформулировать, если я их начну тебе задавать, то ты не поймешь их сути. А для меня они понятны, я чувствую, что ответы на эти вопросы кроются в глубине меня, лишь я смогу на них ответить. А если я найду ответы, то, как они могут оказаться светом, если он существует только для меня?
- Я думаю, брат, ты захочешь удостовериться в правильности тех ответов, которые тебе придут. И если эти ответы помогут нести тебе свет другим, то они будут верными. Кто верен, тот прав и лишь вера может нести правду. Если ты прав, то за тобой пойдут и тебе поверят. Сколько людей за нами уже пошли? Пойдут еще больше, Петр.
- Да, но эти люди повернули на другой путь, они в нас усомнились. Мы перестали дарить им свет? Почему они нас покинули?
- Все ли нас покинули, брат? Неужели, усомнившиеся в тебе, являются поводом для сомнений в тех, кто в нас верит? Мы не должны покидать тех, кто нам верен, иначе мы признаем, что правды за нами нет. Неужели всё то, к чему мы пришли, Петр, можно назвать ложью?
- Нет, это не ложь! Мы не можем обвинить во лжи своих учителей, ибо мы им следовали, мы не сомневались в их правоте.
- Мы в сомнениях, Петр, потому что не все с нами!
- Нет, с нами большинство! Но большинство ли всегда несет правду? Часто знают правильный ответ лишь единицы, а большинство своим незнанием ведут мир к краху. Мы должны принести в мир то, что может объединить большинство. Если люди сейчас разобщены, то кто еще кроме нас сможет их объединить?   
- Но объединяем ведь не мы, объединяют идеи, которые мы несем!
- А идеи это и есть ответы, но если мы не будем получать новые ответы, то нас покинут и те, кто сейчас с нами, а значит, нам придется признать свою неправоту!
- Признать свою неправоту, Петр, лучше, чем понимать, что говоришь ложь!
- Лучше знать, что говоришь правду, но ты никогда не узнаешь насколько ты прав, если за тобой не пойдут люди.
- Нам нельзя сомневаться, брат, в том, чему мы учим. Иначе, мы тем самым будем лгать. Наша вера должна быть сильнее веры тех, кто идет за нами.
- Да, а если мы увидим, что кто-то имеет веру сильнее нашей, то мы должны пойти за ним.
Уже практически стемнело. Оба брата начали спускаться по холму, они шли к себе домой, чтобы с рассветом встретить новый день.




























     Глава 1. Встреча.
Ветер – интересное явление. Звук его похож на то, что как будто он с нами пытается общаться. Он то кричит, то шепчет. Чаще всего ветер предпочитает молчать и в этом его сила. Если он молчит – лучше слышно все происходящее вокруг, можно лучшим образом оценить жизнь, увидеть окружающий мир – тебе становиться интересно, что происходит на поляне, в лесу, на берегу озера, как звучит речка… Тебе становиться интересно, потому что ты слышишь разные звуки, ты слышишь то, что не всегда можешь увидеть. Но если ветер не в духе – он показывает огромную свою силу. Он может гнать воду, валить деревья, раздувать огонь. Лишь лес его может остановить, удержать ценой упавших деревьев; в глубине леса ветер затихает, но сверху может бить дождь и лишь густота листьев сдерживает натиск больших капель, а корни деревьев не дают почве превратиться в грязь, впитывая влагу, которая прорывается через крону деревьев.      
Из всех деревьев дуб – кажется королем леса, по своим большим листьям и густой кроне, по своему толстому стволу и сильным корням. На «королевском» толстой ветке, расположенной на высоте раза в два большей среднего роста человека, сидел юноша, свесив ноги, и держал в руках крепкий и грозный лук, который мог поразить своим выстрелом медведя, выпустив стрелу на более сотни шагов.
Лес дает волю размышлениям, там не мешает ветер, и лесные звуки пробуждают особые мысли, а если взобраться повыше, то наступает умиротворение, мысли ни так бурны – они принимают естественный свой ход, легко заострить внимание на любом новом, постороннем звуке.
Таким звуком оказался недалекий треск сухих опавших веток под чьими-то ногами. Юноша определил сторону, откуда этот звук шел. В несколько десятков шагов от дуба показался человеческий силуэт, который мелькал между крон деревьев и кустов, и точно определить сразу, кто это был - оказалось сложно. 
Юноша, не раздумывая, натянул тетиву, и стрела со свистом полетела в сторону силуэта.  Треск прекратился. Юношу не раздирало любопытство, но, руководствуясь своим охотничьим чутьем и ясным умом, он спрыгнул с дерева и направился в сторону раздававшегося недавно треска веток. Двигаясь осторожно, практически без шума, обходя сухие ветки, он увидел перед собой, стоящего монаха, который, осматривавшись, поворачивал голову в разные стороны. В левой руке монах держал деревянный посох, на голове у него был надет капюшон, на пояс были привязаны фляга и несколько небольших мешочков. Стрела, которую только что выпустил юноша, воткнулась в землю практически у самых ног незнакомца.
- Ты меня чуть не убил – спокойно сказал монах, когда увидел юношу.
- Захотел бы – убил. Ты на моей территории, монах.
- Откуда же мне знать, что тут твоя территория?
- Идешь по незнакомой местности, тем более не по открытому полю, а забрел в лес. Я тут охочусь и стрелу пустил на минимально безопасное расстояние. Приблизился бы ближе - может оказалась бы в тебе, а не воткнулась в землю.
- Ты бы с таким же хладнокровием застрелил священника, с каким сейчас со мною говоришь?
- Откуда я знаю твои помыслы? Я тебя и не видел. Но когда есть опасность – легко быстро сообразить, что делать, когда «велика» возможность приближение твоей смерти.  А ты всегда говоришь с хладнокровием, когда смерть останавливается в нескольких шагах от тебя?
- Она это часто делает, так что я к этому привык.
- Ха, смерть тебя любит! – удивился юноша и немного улыбнулся.
- Нет, она меня боится.
- Тебя боится Великий дух, который сильнее любого человека?
- Да, смерть сильнее любого человека, но я и она – враги, у нас с ней битва, а когда один воин в битве не боится другого, тем более если второй воин сильнее первого, то сильного всё чаще посещает страх, и этот страх связан с неуверенностью.
- Ты не боишься смерти – значит, ты бессмертен?
  - Не совсем так. Природа есть природа – всему есть свое время, моих сил с годами становится все меньше, я теряю уверенность в себе и когда-нибудь у меня появиться мысль, что я скоро могу умереть и тогда, тот, который сильнее меня перестанет меня опасаться и нанесет свой, последний для меня, удар.
- Интересно рассуждаешь, монах. Видимо много ты знаешь о жизни! Хорошо было бы, если ты о ней мне расскажешь больше.
  - Расскажу – таков мой удел: нести людям истину. Ту истину, который я понял из разговоров со своим сердцем. Если ты сможешь дать мне кров и пищу, чтоб я мог восстанавливать свои силы – я успею рассказать тебе все что знаю, до того как меня посетит страх или желание.
- И о каком желании ты говоришь?
- Желание – это осмысление того, что в этом мире делать больше нечего, когда в этом мире ты не находишь занятия – ты желаешь попытать счастья в другом мире.
- Тогда, пойдем со мной, и укажи истину для меня и моих друзей.   
  - Я пойду с тобой, но ты должен всегда помнить - у меня своя истина и я не могу утверждать, что постигнутая мною истина есть истина Божия. Лишь своим сердцем, если оно близко к Богу, ты можешь принять ее настолько, насколько она близка к сознанию.
- Монах, я это учту.
Наступило молчание, редкие лесные звуки доносились до ушей. Чем реже они становились, тем приятнее оказывалась встреча с ними. Лишь редкий хруст и шелест от шагов приглушал естественные звуки. А по мере отдаления от леса, шагая вперед по поляне, они становились тише и сменялись похожими, но другого характера звуками.   
В лесу дождь не ощущался, но, выйдя на поляну, можно было почувствовать легкие моросящие капли. Небо уже не было таким мрачным и тучи начинали растягиваться – теперь на дорогу падали тусклые лучи Солнца, которые смогли прорваться через толщу облаков.
Монах с юношей дошли до небольшой деревни. Посреди деревни стоял двухэтажный массивный дом, который был виден из далека, окружали его скромные жилища.  Немного не доходя до деревни, они остановились. 
  - Вот там – юноша указал на маленькую деревянную церквушку, которая распологалась на невысоком холме в сотни шагах от самого крайнего дома деревни – мои друзья отдыхают и находят утешение. Ты им будешь помогать в этом.
- Я за этим с тобой и пошел – ответил монах.
Они направились к церкви. И через чуть больше сотни шагов юноша открыл дверь церкви и впустил в нее монаха. В середине церкви было темно, но в конец падало несколько солнечных лучей, которые освещали небольшой стеллаж с книгами и свитками. Монах, сразу как увидел книги, подошел к стеллажу и взял одну из них.
- Латынь – заключил монах.
- У нас был священник, но год назад он умер, а книги остались. – Сказал юноша, тоже подойдя к стеллажу. – Никто из нас не умеет читать, но все уважали Антония, и я храню его книги.
- Ты делаешь великое дело, потому что только книги могут передать знания от умершего следующему поколению. Это может сделать и ученик умершего, но он обязательно это сделает в искаженном виде, поскольку понимание чужих мыслей иное, да и все свои мысли человек не может запомнить, поскольку они часто возникают спонтанно. Для меня самое ценное, что существует на земле – это книги. Я тебя научу их читать.
- Но зачем мне их читать? Это требует времени – изучение латыни. Мой отец, да и мой дядя говорят, что я должен быть сильным воином, что мне нужно учиться сражаться.
- Одно другому только помогает. Просто учиться держать меч – это глупо, ты должен понять противника, ты должен ощутить его дух, лишь тогда сможешь победить.
- Откуда тебе знать про битвы? Ты же монах!
- Я не все время им был, долгое время моей жизни прошло в битвах, пока один мудрец не открыл мне глаза на то, что Бог создал человека не для пролития крови своих собратьев.
- А для чего же Он создал человека?
- Это нельзя рассказать в нескольких словах, это можно только почувствовать. Если в себе не почувствуешь любовь – не поймешь.
- А что значит почувствовать в себе любовь?
- Если хочешь, я могу тебя научить всему, чему знаю.
- Хочу.
- Что же касается битв – завтра мы проверим на палках, я уверен – ты ни разу меня ею не коснешься.
- Посмотрим.
Наступала ночь, все возвращались в свои дома. Дальнейший разговор монахом был перенесен на следующий день. Теперь его домом стала церквушка.         
Монах практически не спал, хоть и ночь оказалась совсем тихая – за стенами был слышен лишь клич нескольких сов. В самом дальнем углу церкви стоял небольшой стол, на котором горело пара свечей. Под тусклый свет и запах воска, монах изучал латинские тексты, которые кто-то нарисовал разными красками на пергаментных листах.
В тестах монах заметил не знакомую ему философию, рассуждение о душе, которую нельзя было понять только разумом, но можно было прочувствовать:
«Если не обращать на дикий зной в пустыне, а обратиться к ее пескам – легко почувствовать как в тебе идет мысль, бурлит энергия, что-то словно уходит и совсем другое приходит в твой разум, а сердце словно взлетает, накаляется и для тебя перестает биться, ты начинаешь слышать не его биение, а его голос. Разум тоже отключается, и ты не можешь понимать, что с тобой происходит, а лишь принимаешь новые мысли и новые идеи. Но если заметить как ветер переносит песок, как его перетасовывает – возвращается разум и ты начинаешь понимать насколько эти мгновения тебя изменили. Эти мгновения настолько просты, что их легче уловить ребенку, чем разумному взрослому, который имеет жизненный опыт, и он больше руководствуется разумом.
Мне было тогда около пяти лет – этот момент жизни был таким ярким, что я его помню до сих пор, как будто он произошел вчера. Именно так все и происходило – я всмотрелся в пустыню, в которую переходили немногочисленные луга и пастбища в моем краю. Я всмотрелся в пустыню и забыл, что существую, мои мысли ушли, я перестал думать, я перестал что-либо ощущать, лишь видел вдали пески, которые с каждым мгновением приближались, хоть я сидел в тот момент на одном месте. И вдруг в меня, лишенного разума, влились непонятные мысли, их ход был необычен, а излагались на непонятном языке, словно какой-то шум, шепот. И в тот момент далеко начал усиливаться ветер, песок начал сыпаться с бархан в низины, это было очень далеко, но я словно был там и видел каждую песчинку. Я заострил теперь внимание не на далекой пустыне, а не песке – и разум ко мне вернулся, я понял, что сижу возле своего дома, и мой отец меня о чем-то спрашивает: «Мальчик, что ты застыл как камень?» «Отец, я лишь смотрю вдаль, там нет времени, практически отсутствует жизнь, там тихо, но опасно – я могу остаться наедине с собой и услышать, то чего не слышал раньше». «И что же ты услышал?» «Я словно разговаривал с пустыней» «Ты еще мал, чтобы ходить в пустыню, там как ты сам сказал - опасно, даже немногие взрослые оттуда возвращаются».  Скорее всего, отец меня не понял, но я ощутил возможность того, что может помочь обрести покой, возобновить очень быстро силы и как будто вернуть то, что ты когда – то потерял… »
Монах отложил текст. «Этого не может быть!» - воскликнул он. Но сразу же подумал: «Интересно до дрожи, словно рассказ, когда в него вчитываешься и ставишь себя на место мальчика, имеет некую волшебную силу».
Монах прочитал этот текст еще несколько раз, перешел на следующие рассказы, которые были такими же загадочными, но с каждым разом собственные мысли становились яснее. Свечи уже догорали, чтец мог бы пойти взять новые, но что-то его приковало к одному месту, и он потерял на какой-то момент волю к движению. Свечи потухли, и монах сидел в темноте до тех пор, пока не рассвело. С рассветом он поднялся, вышел из церкви с обновленными силами и вдохнул еще прохладный, остывший во время ночи, лесной воздух.
Неподалеку послышался стук, монах направился в сторону звука – это юноша тренировал стрельбу из лука и стрелы стучали о доску, в центр, которой стрелок пытался попасть. Небольшой кусок темно-коричневой шкуры какого-то животного обозначал центр мишени.
- Ты выглядишь уставшим – обратился монах к юноше.
- Я не мог уснуть всю ночь.
- Я тоже не спал ночью, но нашел должное успокоение и чувствую себя бодрым.
- Сегодня, как ты видишь, мои стрелы не хотят ложиться в цель – заключил юноша.
- Ты не можешь сконцентрироваться, кроме того – не лук выпускает стрелы, а ты руководишь им. Но руководи своим оружием также как руководишь собой. Оружие – это продолжение тебя, твоей руки и твоей мысли, цель стрелы – твоя цель.
Юноша остановился, достал стрелу и в очередной раз зарядил ее в тетиву. Но теперь он не спешил целиться и выпускать смертельный снаряд в цель, он подождал, отдышался, сделал пару глубоких вдохов. Стрела прочно закрепилась в тетиве и стрелок начал тщательно целиться, и, когда он почувствовал некое единение со стрелой, - натянутая тетива распрямилась, и стрела врезалась в доску, проткнув лоскут шкуры.
- Твои советы помогают мне, я надеюсь, будут помогать и в будущем – обратился юноша к монаху.   
- Любые советы могут быть обращены в свою пользу и наоборот, лишь способность слушателя может способствовать пользе. Ты хороший ученик, но как бы не был умен, настойчив и силен – у тебя не получиться то, что ты оттачивал годами, если твои действия были направлены не на благие, а на разрушительные цели.
- Я это учту, монах – ответил юноша после некоторой паузы.
Разговор прервался. В двадцати шагах от стрельбища раздался дверной скрип – из большого дома вышел высокий, темноволосый мужчина. Волосы на его голове были коротко стриженными, половина лица закрывала короткая борода. Ноги мужчины обтягивали кожаные штаны, с боку на правой ноге был привязан нож. Но сверху до пояса можно было увидеть лишь оголенный живот, который слегка свисал, но не портил его атлетического вида. Мужчина казался сильным воином, причем и довольно опытным, судя по изрезанной шрамами груди.
- Сегодня, Франсуа, ты встал раньше всех и уже поразил цель своей стрелой – мужчина подошел к юноше и хлопнул его по плечу. Сначала он не обратил внимания на находящегося неподалеку монаха. Но потом обернулся, и некоторое время всматривался в него. – Франсуа, это ты привел его к нам? – спросил мужчина у юноши.
- Да, дядя – ответил Франсуа.
- Не верю я в ваши россказни о каких-то непонятных чудесах исцеления, воскрешения – обратился мужчина теперь к монаху. – Я знаю, что такое смерть, я видел, как тысячи умирали. Я слышал боль – раненные молили во время сражения добить их. Они все верили в твоего Бога, были освещены, но незавидна их участь. Я не верил и не верю, не хожу в церковь, и отделался лишь несколькими царапинами – мужчина указал на свои шрамы. – А те, кто молили о пощаде, были добиты не только врагами, но и часть из них добивали свои.
- Бог в каждом из нас, он внутри нас. И в тебе видимо его больше, если тебе не нужно взывать к нему – монах ничуть не смутился, он оставался спокойным и невозмутимым.
- В таком случае проверим: сколько же Бога в тебе. Встань вон там – мужчина указал на деревянную стену небольшого дома.
Монах пошел в указанное место, развернулся лицом к мужчине и спиной прислонился к стене. Мужчина достал свой нож и запустил его в сторону монаха. Монах не сдвинулся с места, и его лицо  показывало ту же самую невозмутимость, хотя дрожь пробежала по всему телу до самых лодыжек, когда нож воткнулся в дерево на расстоянии ладони от его головы.
- Меня удивляет твое спокойствие, монах – после недолгой паузы начал говорить дядя юноши. – Теперь там твой дом – он указал на церковь. – И не вздумай сбежать, у меня к тебе много вопросов.
- Твой племянник уже тебя опередил с проверкой моих целей, так что для меня твои вопросы являются второстепенными – ответил монах.
- Франсуа, уже какой раз меня опережает, крепнет молодой воин. Я  вполне могу тебя ему доверить, отец его пропадает в дальних походах, и уже несколько лет он растет на моих глазах, и меня пока никогда не подводил.
Все замолчали, наступила тишина. Рассвет приобретал все большую силу, деревня оживлялась. С монахом знакомились все новые люди, а юноша опять ушел в лес искать добычу.