Идеалист или продукт идеологии 11. 12. 85 04. 05

Хранитель легких посещений
Не частой гости мудрецов
И бездны кратких увлечений
Им подражающих глупцов
Мой труд, рожденный вдохновеньем,
От чуждых мыслей отрешен.
Прелестной Музы дуновеньем
Последней рифмой завершен.
Быть может, вновь все повторится
И я, как встарь, коснусь пера,
Когда в душе воспламенится
Таланта вечная сестра!

І

Шестидесятый… Мой герой
Родился осенью глубокой –
Той замечательной порой,
Когда играет блик далекой,
Умытой золотым дождем,
Звезды, печально одинокой,
Что сердце вольное огнем
Жжет мыслью сказочно высокой.
Не часто, но срывался дождь,
Шумел суровый ветер мирно.
Как старый ветхий мудрый вождь
Покачивался дуб бессильно…

ІІ

Таким встречал двадцатый век
Тебя, мой юный человек!
В свои объятия земля
Его с любовью приняла.
И наречен он был Андреем.
Андрей Ботвинов – сын Петра,
Но утверждать мы все же смеем -
Так звать его не для пера…
Как дети все, он быстро рос,
Был шаловлив и непоседлив.
Жил в сладком мире чувств и грез,
Душою щедр, ко всем приветлив.

ІІІ

Бежали дни, недели, годы.
Дни счастья школьного пришли,
Учебы светлой, вешней воды
В сознанье мальчика вошли.
Андрей любил читать, без книги
Не представлял себе и дня:
Погони, схватки, мрак интриги,
Свист стрел и океан огня…
Но приключенья надоели –
Ботвинов стал читать Золя
Под вой бушующей метели,
Под шум ненастного дождя.

IV

Так быстро месяцы летели!
Мальчонка вырос, возмужал.
И ум и сердце повзрослели –
Андрей совсем мужчиной стал.
Пятнадцать лет минуло парню
И в комсомол вступает он,
Чтобы «идти за светлой далью
Не по кривой, а по прямой».
Тот день Андрей запомнил ясно,
Когда ему вручал билет
Герой войны, что не напрасно
Увидел смерть и сотни бед.

V

Прижав к груди билет заветный,
Что думал и о чем мечтал?
О том ли, как прошел бессмертный
Путь комсомол на пьедестал.
Или о тех, кто не вернулся
С полей кровавых той войны;
От пули вражеской согнулся
И лег под сводом тишины.
Быть может, стать хотел похожим
На комсомольцев грозных лет,
На клич воскликнуть гордо: «Сможем!»,
И до конца держать ответ…

VI

Весна веселая настала –
В десятом классе наш Андрей;
Весна, что долго так молчала,
Не убирая снег с полей.
Да, выдался апрель холодным,
Бушуя, ветер грудь пронзал.
Казалось, упиваться сольным
Он исполнением мечтал.
Когда же май пришел прекрасный,
Природы праздник – день любви;
Мак распустился нежно-красный,
Запели в рощах соловьи.

VII

И вот прощается со школой
Андрей. Тоска в груди его.
Он на пороге жизни новой –
Расстаться с прежней нелегко.
Ведь десять лет уже минуло.
(Как грустно вспоминать о том!).
В потоке вечном утонуло,
Теперь нам представляясь сном.
Воспоминания гурьбою
Теснились сладостно-легки.
Вот нежной опьянен любовью
К девчурке у большой доски.

VIII

Из рук ее, на пол упавший,
Кусочек мела он поднял;
Огонь, в глазах ее манящий,
На сердце мальчика запал.
А вскоре их уста сомкнулись
В несмелый, первый поцелуй;
Объятья рук соприкоснулись.
Воркуй, голубонька, воркуй…
То вдруг вошел он в класса и робко
Прижался в угол, у двери.
А вот кричит с хрипцою звонко:
«Не троньте парня, палачи!».

IX

Тот, за кого он заступился,
На школьном маленьком дворе,
Потом в девчонку ту влюбился
И в темном, снежном январе
Оклеветал его преступно,
Представив жалким подлецом.
Андрей сдержался. Было трудно.
Он шел с бледнеющим лицом.
«Все кончено», - ему казалось,
И жизнь никчемной представлялась.
Скорей хотелось, мир кляня,
Андрею скрыться от себя.

X

Сейчас с печальною улыбкой
Он вспоминал тревогу дней.
Печаль вдвойне бывает липкой
Для слишком чувственных людей.
Смешно… Нисколько. Выпускник
Стал вспоминать совсем другое.
Не одиночества родник –
Друзей содружество былое…
На землю вечер опустился,
Андрей над партою склонился,
И кудри русые легли
В тени спокойной тишины.

XI

Пора читатель описать
Вам в миг уснувшего Андрея.
Чтобы портрет избитый дать
Не надо длительное время.
Представьте юношу-красавца
В семнадцать молодецких лет
С фигурой стройною для танца,
Глазами, где струится свет.
Дуга бровей изогнута над ними.
Губ алых нежные черты,
Как дивной розы лепестки.
Оттенком солнца, золотыми

XII

Лучами светится лицо.
Оно подвижно и свежо,
Как утра майского царица, -
Творца всесильного десница, -
Заря из детства моего.
С тех пор немало утекло
Воды печали и веселья.
Из сердца бедного стремленья
Уйдя, бессмертье обрели.
Сын верный матери – Земли,
Андрей чуть видно улыбался –
Во сне забыться он старался.

XIII

В краю степей Ботвинов рос,
Плененный ясными ночами.
Холмов, полей, родных берез
Не передать красу словами;
Закат пером не описать
Цветных украинских покровов.
Готов полжизни ты отдать
За ширь безбрежную просторов,
За пенье в роще соловья
У голубого ручейка,
За шелест изумрудных трав
В тени редеющих дубрав.

XIV

Андрей очнулся. Было поздно.
Ночная тьма довольно грозно
Легла на спящий городок.
Струился легкий холодок.
Земля была уже свежа,
На небе тихо зрели звезды, -
Небес сверкающие грозди, -
Вселенной первая межа…
А дома мама не спала –
Сыночка милого ждала,
Тревогу мысленно гнала
Во тьме у белого окна.

XV

Вдруг стук. Конечно это он,
Ее любимый и  родной.
И вырвался невольный стон –
Андрюша стал совсем большой!
- Со школой я прощался, мама, -
Сказал Андрей и замолчал.
Как - будто бы открылась рана.
О чем так долго он молчал.
- Устал, небось, пойди, поспи.
- Братишка долго ждал тебя.
- Рисунок вот его, возьми –
- Изобразил он здесь себя.

XVI

Мать говорила неспеша,
Смотрела с нежностью в глаза;
Любовью ласковой дыша,
Сыночка нежно обняла.
- Спокойной ночи. Я пошел, -
Поцеловав тихонько маму,
Он в спальню братика вошел.
Неслышно, словно в гости к пану.
А тот лежал, укрывшись одеялом,
Посапывая носиком во сне.
Кровать Андрея находилась рядом.
Как ночь прекрасна при луне!

XVII

Ботвинов старший спать не мог.
Я не оговорился: старший.
Отец назад лет пять как занемог.
Скончался, мучаясь, несчастный…
Заря зажгла небесный свет –
Андрей тяжелым сном забылся.
День посылал надежд привет
Тому, кто в этот миг родился.
Луч в спальню молнией проник.
Убранство мы ее опишем.
В углу игрушек ряд возник,
Стол, стул, но мы не все запишем.

XVIII

Над изголовьем видел я
Книг полку пеструю, большую
От сказок светлых до Золя.
В иных домах им нет уж толку.
Здесь были Горький и Толстой.
Конечно, Пушкин, Достоевский.
И Байрон молодой мечтой,
И тень его – знакомый Ленский.
Стояла лампа на столе,
Открыта чеховская «Чайка»,
Цветы горели на окне,
За ним резвилась птичья стайка.

XIX

Все просто в спальне – хорошо.
Вещей нет лишних и ненужных
И как-то дышится свежо
Без дум тяжелых, сердцу чуждых.
Андрей же спал и видел сон:
Лежит в снегу воздушном он,
Кровь растекается вокруг,
Над ним склонился нежный друг.
Да это девушка смеется!
Кинжал к груди прижав своей,
Речистый голос чей-то льется:
«Умри средь белизны полей!».

XX

«За что?! Я жить хочу, постой!» -
Андрей кричит загробно-гулко.
«А что ты сделал, дорогой», -
Смеется неприятно шумно
Вновь девушка… Нет, не она!
Ведь это смерть его сама! –
«Чтоб жить и жизнью наслаждаться,
Весне и песне улыбаться?».
«Я? Ничего, но мой черед
Придет. Поверь, я честен буду.
Пусть время движется вперед –
Ничто душой не позабуду…».

XXI

Андрей проснулся. День пылал.
Он от волненья чуть дышал,
Глаза болезненно горели,
Навеки в памяти осели
Слова, смущавшие сердца –
Созданья нежные Творца.
Хотел Ботвинов улыбнуться –
Он суеверья презирал.
Но странно – губы не сомкнуться.
Андрей болезненно дрожал.
Как в память врезались слова
Из страшного дневного сна!

XXII

Братишка утром встал давно
И с мамою пошел в кино.
Ботвинов на кровати сидя,
Перед собой ничто не видя,
Глубоко в мысли погружен,
Зловещей тишиной смущен.
Однако вскоре все прошло
И, наконец, забылось то,
Что долго мучило его.
Так быть, пожалуй, и должно…
Андрей Ботвинов книгу взял,
Уж много раз которую читал.

XXIII

Мы часто любим повторяться
В словах, идее, пустяке.
Но ручейки текут к реке.
И стоит ли нам удивляться,
Когда вдруг мыслями чужими
Общаемся, порой, с другими.
Черпая знания, читатель,
Лицо свое не потеряй.
Коль истины святой искатель,
Повторов пошлых избегай!
Живи ты пылко, безрассудно,
Живи, как хочешь, пусть и трудно!

XXIV

Опорой Вера будет вам,
Надежда окрылит желанья,
Любовь подарит счастье нам
И горсть блаженную страданья.
Хотим мы много принимать,
Обратно отдавая скудно.
Здесь нам ума не занимать –
В толпе такой довольно людно.
Какую память о себе
Потомкам ты оставить сможешь,
Чтоб вспоминали о  тебе.
Ты этого, пожалуй, хочешь.?!

XXV

Андрей Ботвинов не такой.
Авторитеты уважал,
Но оставаться продолжал
Всегда, везде самим собой.
А цель его прекрасна, высока,
Какою быть она должна,
Друзья, у каждого из нас.
И замолчит навеки Марс,
Когда единая мечта
Сожмет в стальной кулак сердца.
Когда из небытья придет
Потоп, что грязь с людей сметет!

XXVI

Для этого моя страна
Еще сильнее стать должна.
Во всем: металле и зерне,
Станках, машинах, ремесле.
И обязательно в душе,
Как растопившей снег весне.
День завтрашний, каким предстанешь?!
Волшебным или мертвым станешь?!
Ответь же, современник мой:
Готов за честь родной Отчизны
Всегда пожертвовать собой
В пучине страшной катаклизмы?!

XXVII

Решен вопрос уже давно
Делами юного героя.
Не идеала моего
Без культа праздного покоя,
Но верного земле отцов –
Началам жизненных концов,
Родимой сердцу стороне
В певуче-сладкой тишине.
Таких людей становиться все больше –
Их времена теперь настали;
Преграды на пути все тоньше,
Которые лжецов спасали.

XXVIII

Не только, к сожаленью, тех,
О ком упомянул я выше.
Других общественных прорех –
Укрытых паразитов в нише
У государства на груди.
Но миг расплаты впереди.
Им видимость больших забот
Приносит столько жертв, хлопот.
Они не вынесут движенья,
Являясь силой торможенья.
И либо правда их зажжет,
Иль мрак забвения сотрет.

XXIX

Ботвинов снова наш читает
Толстого старый, пухлый том.
Хоть наизусть отрывки знает,
Он иногда находит в нем
И новый смысл, и новый тон.
Еще раз гению поклон!
Я не скажу, чтоб автор был
Тем постоянством фаворита.
Андрей и Пушкина любил,
А также творчество Майн Рида.
Как видим «амплуа» его
В литературе широко.

XXX

За чтением известной книги
Героя ненадолго мы
Оставим в лоне тишины,
Vis-a-vi с нашей русской виги,
И взоры обратим туда,
Где жизни бурная вода
Несется смело, но куда?
Не встретит ли его беда?..
Итак, природа гимны пела
Прекрасной, сказочной поре,
Дарящей шустрой детворе
Веселье, счастье до предела.

XXXI

Хоть Пушкин лето не любил,
Имея веские причины.
Я согласил б, верно, с ним,
Когда б не прелесть вечной лиры:
Цветы, сады, ночей прохлада;
Чертоги радужных тонов,
В которых даже птичка рада
Жить под знаменьем кратких снов.
Весна чудесна – спору нет.
Природа ленно воскресает,
Подснежник шлет нам свое привет
Снег голубой от горя тает.

XXXII

Однако летом все вокруг
Становится светлее вдруг.
Пригреет солнце на рассвете,
И голубые небеса
Растают в исходящем свете,
Окутав стройные леса.
Витают  в воздухе прозрачном
Мед сладкий, горькая полынь,
Ромашек проникает синь
Во всяком месте, самом мрачном.
А звуки песни, шум и гам
Веселье жизни дарят нам.

XXXIII

Время жаркое настало,
Сенокосы влаги ждут.
Иногда ее так мало,
Иногда дожди идут
Беспощадно, непрерывно,
Чаще – ласково и мирно.
На полях пахучей ржи
Не увидишь ты межи.
Земля наряд листвы одела –
Зеленый многоликий цвет;
И сколько ни было вам лет,
Одежда б эта всех согрела.

XXXIV

Но мы, пожалуй, увлеклись.
Пора вернуться и к Андрею.
Часы дневные пронеслись
На радость тайному злодею.
Ботвинов этот вечер ждал.
Ведь во Дворце сегодня бал.
Верней, простите, дискотека –
Еще одно приобретенье века.
Там где-то наш герой сейчас
В толпе нарядной и беспечной,
С проблемой молодости вечной.
В пустую проводящих час, -

XXXV

По стариковским убежденьям, -
Своим забытым наважденьям…
Подходит вечер уж к концу –
Ботвинов с девушкой уходит.
К ее прелестному лицу,
С ума которое нас сводит,
Я обращусь, представив вам
Из плоти чистый идеал.
«Как имя этой незнакомки?», -
Читатель терпеливый мой
Спешит узнать. Мой друг, постой.
А, впрочем, вам скажу, потомки.

XXXVI

Пусть имя современников моих
Не будет неожиданным для них.
Звать Любой девушку Андрея.
Она красива и мила,
Как сказочного детства фея,
Не зла, конечно, а добра.
Большие ты глаза ее
Запомнишь сердцем поневоле.
Стрела Амура, нет, копье
Пронзает каждого на горе.
Андрей лет семь был с ней знаком.
С того же времени влюблен.

XXXVII

Поэту почва благодатна
Несчастной, раненой любви.
Черпая из ларца таланта,
Идет вдоль роковой черты
Перо во след знакомого сюжета –
Мечты забытого поэта.
Талант, призванье, вдохновенье –
Необходимый атрибут.
Зачем уноситесь в забвенье –
Слепой Фемиды с вами суд!
Традиции согреют современность,
Искоренив лирическую леность.

XXXVIII

Кого любовь не вдохновляла,
Не согревала жаром страсти –
Восторженно печаль венчала,
Усугубляя все напасти.
Кто испытал большое чувство, -
Для сердца подлинно искусство, -
И веру в жизнь не потерял –
Благоразумно поступал.
Писать художественной правдой
Удел грядущего творцов,
Цыганкой вытащенной картой
Из сум мирских судеб гонцов.

XXXIX

Но есть поэты, их немало,
Чье творчество – вершина муз.
Со временем их меньше стало –
Иссяк певцов богатый шлюз.
Теряя золотой песок,
Преследует звук лиры рок.
Возможно, в Риме Меценат
Среди бесчисленных палат
И задавал себе вопрос:
«Всегда ль на песню будет спрос!».
Ответ он верно получил.
Довольный, вечным сном почил.

XL

Поэзия с людьми всегда.
Отображая век свой славный,
Она проходит сквозь года,
Оставив след тот в жизни главный.
Блажен, успевший стиль пропеть,
В пылу агонии сгореть!
Его стихами до конца
Читатель, восхищаться ты
Не перестанешь, и цветы
К нему весною понесешь –
И данью скромной долг вернешь.

XLI

Андрей решает с Любой вместе,
Не сообщая о приезде,
К ее отцу приехать тайно.
Что ж, приключение забавно!
Ботвинов целовал глаза
Красавицы своей чернявой.
Внезапно летняя гроза
Обрушилась холодной лавой.
Пропали мириады звезд,
Затих под кроной старый дрозд.
В беседке мрачной лишь вдвоем,
Чуть походили на фантом.

XLII

А дождь ужасный долго лил.
Казалось, мир уже залил.
И беглецы промокли наши
На островке земельной каши.
Стекают капли летние,
Дышать легко совсем,
Умыты травы редкие –
Бетонный город нем.
Слова влюбленным не нужны –
Они и так поймут друг друга,
Внимательны как тень, супруга
И ласковы как луч весны.

XLIII

Неделя днем одним исчезла,
Расправил крылья самолет;
Мы отправляемся в полет,
Усевшись поудобней в кресла.
Разнообразны, бесконечны
Просторы Родины моей.
Отцовских, дедовских корней,
Деревья нерушимо-вечны.
Парить над куполами
Церквей золотоглавых,
Над строгими горами
С верхушкой пиков бравых;

XLIV

Парить стальною птицей,
Общаться близко с небом;
Жрецом, а может жрицей
Святым питаться хлебом!
Быть страшно близким с облаками
И очень верить чудесам;
Бежать приятными ночами
Вперед, к неведомым тропам!
Что там, за синей далью скрыто,
От взглядов праздных в тень укрыто.
Чем встретит нас суровый край,
Прохладный даже в знойный май?!

XLV

Вот, пересев на вертолет,
Веселой пчелкой среди сот,
У огнедышащих болот,
Посадку произвел пилот.
Сибирь! Мой дикий уголок.
Увидевший забыть не сможет,
Прошедшее понять поможет
Природы голубой приток.
Утесы спрятались щетиной,
Могучей наслаждаясь силой.
Озерный обнесен улов
Стеною хвоистых колов.

XLVI

Разноголосы леса звуки.
Тот лжет, кто якобы от скуки
В укромных таинствах стихий
Однообразьем мимикрий
Подавлен чувствами de facto;
Ускоренно и многократно,
Которые сжимают грудь
И давят тяжелей, чем ртуть.
Свобода, широта, приволье,
Далеких сопок бледный вид,
Полей нехоженых раздолье
Вам не заменит умный гид.

XLVII

Ты оглянись, вдохни прохладу!
Испей воды из ручейка –
Могучих городов пайка,
В бетон одетому наряду.
Земля далекая звала
Людей отважных, смелых духом.
К мечте таинственной гнала.
Сибирь им будет вечным пухом.
И неизвестный, и живой, -
В бескрайней памяти народа –
Под куполом хрустальным свода
Лежат с покрытой головой.

XLVIII

Тайга с тех пор преобразилась.
Разбужен недр спокойный сон,
Несется многоликий стон –
Природа с плотью отделилась.
Нефтяник был отец Любаши –
В поселке на колесах жил.
Он страстно дочь свою любил
С прекрасными чертами Даши,
Жены, что сам боготворил,
Но никому не говорил.
Уж год как от семьи в разлуке
И нет страшней и горше муки…

LIX

Андрей был встречен дружелюбно.
Чего никак не ожидал.
Ботвинов втайне полагал,
Что в выраженьях будет скудно.
Однако искренности пыл
И неподдельность выражений
Согнали пелену сомнений,
Разрушив защищенный тыл.
Оставим их наедине –
Доставим радость сатане.
Мужчин ждет тема, ох серьезна.
Да с, ситуация курьезна!

L

Скорей последуем за Любой.
Не посчитайте шуткой глупой:
Возможно, скучный наш сюжет
Найдет в себе немало бед.
Любаша тихой тропкой шла,
Знакомым кланяясь деревьям.
Ее Тайга к себе звала
К сокрытым, неизвестным кельям.
Она искала тот родник,
Где год назад клялась любить,
Любить Андрея. Милый лик.
Тогда как в зеркале возник.

LI

Слова ему предназначались,
Сейчас невольно вспоминались:
«Клянусь любить всегда, навеки.
Преграды сердцу не страшны.
Уж лучше мне закроют веки
Иль песни будут не слышны,
Но я любить и мертвой стану.
Мне без тебя, мой друг, нельзя –
Я жить, любя, не перестану…».
Из глаз, упавшая слеза, -
Предвестник счастия земного, -
Прервала страстные слова.

LII

Настала сладкая пора,
Для чувств прекрасная заря.
«Как жить могла я без Андрея –
Моей сердечной песни Леля.
Нет, рядом был со мною он,
Являясь предрассветным сном.
Его чуть слышные шаги,
Что так загадочно легки,
Я мысленно ждала давно.
Они, хмельнее, чем вино,
Надеждой душу зажигали,
Сомнения дотла сжигали».

LIII

Так шла она все дальше. Чаща
Густела, преграждая путь.
«Как не увидела я раньше,
Что заблудилась. Ноет грудь.
А почему – сама не знаю.
Тебя, мой милый, призываю».
Нежданно, Боже, волчья стая
Протяжным воем в небеса
Послала злые голоса.
Шум приближался, нарастая.
Любаша бросилась бежать,
Стараясь ужас отогнать.

LIV

Но оступилась и упала,
Встать попыталась – не смогла.
В порыве страха закричала –
На помощь девушка звала…
Неслышно вечер день сменил,
Что на Урал засеменил.
В девичье сердце, сжав комок,
Тоски проникнул холодок.
Бессильно руки опустились
И в сумерках деревья скрылись.
Она рыдала о судьбе,
Своей непрожитой весне.

LV

Боль нестерпимо ногу жгла,
Жар и озноб терзали тело,
А сердце пламенно горело.
Казалось, смерть за ним пришла.
Устала, выбилась из сил
В лесу безликом наша Люба.
Кто для нее был дорог, мил,
Как для других девиц подруга,
Сейчас вдали, с ее отцом.
О том, что здесь она не знает.
«Послать бы крик души гонцом», -
Надеждой сердце замирает.

LVI

Туман сонливо застилает
Глаза потухшие ее.
Небес воздушность проникает
Как старых мастеров вино.
И слабость сладкая сковала,
Усталых членов боль согнав.
А между тем судьба гадала:
«Жизнь шли смерть». Неправ?! Кто прав?
Но сквозь густую дымку все же
Увидеть девушка смогла,
Как силуэт к зеленой ложе
Склонился низко, чуть дыша.

LVII

За ним второй нагнулся тоже,
Но вскоре их покрыла тьма.
«Отец!.. Андрей!.. Не слышат, Боже!
Я в пропасть падаю сама…».
Рассвет, больница, койка с края
Прижата в угол у окна.
На ней лежит и спит она…
Любаша?! Точно я не знаю…
Действительно, ее лицо,
Чуть побледневшее, в оправе
Густых волос! Мертво чело,
Разлом бровей в скорбящей паре.

LVIII

Но луч скользнул, глаза ожили,
Раскрылись губы – алый бант.
Как после бешеной стихии
Невероятен милый франт,
Так чудом было воскрешенье
Ее прекрасных светлых черт.
Слепец, да обретет прозренье,
Когда он младостью согрет!
Проснулась Люба. Боль в ноге
Еще терзала сильно тело.
«Андрей!» - взгляд устремив налево,
Она воскликнула в душе.

LIX

А он стоял с букетом роз
Счастливый и такой красивый!
Отец, немножечко спесивый,
В одной из стариковских поз
Сидел напротив, улыбаясь,
Забыть о прожитом стараясь.
Жизнь преподносит нам сюрпризы,
Бросая зерна на пустырь.
Иначе нам, одетым в ризы,
Уйти бы надо в монастырь.
Когда конец счастливый есть,
Я рад, что зернышек не счесть…

LX

Жизнь замечательных людей
Не мишурой нас привлекает,
Сраженьем внутренним страстей
Нам кровь бессмертную вливает.
Пример душе необходим –
Она обязана трудиться.
Идя за подвигом простым,
К великим подвигам пробиться!
А трус, плебей, глупец, дурак
И безобиднейший простак –
Они мудрее стать должны,
Чтоб былью стали наши сны.

LXI

На целый год, читатель мой,
Оставим нашего героя.
Ты честно заслужил покой.
Глоток воды в пустыне зноя
Тебе и мне необходим.
Уединимся ненадолго.
О том, о сем поговорим.
Проблем у нас назрело столько,
Что вряд ли жажду утолим.
Пусть нам достанется двоим,
Друг другу правду золотую
Мы скажем. Время не в пустую

LXII

Тогда, пожалуй, проведем –
Язык содружества найдем.
Суровый век вступил в права –
Угроза над Землей нависла.
Высокопарные слова
Здесь не нужны. Моя Отчизна
Ведет за прочный мир борьбу,
Но человек уж так устроен:
Не верит в страшную судьбу –
Излишней верою спокоен.
Сражаться надо до конца
За избавление ларца –

LXIII

Единой Родины народов.
Я прав, читатель?! Знаю прав.
Ты оседлай свой кроткий нрав,
Заделай тысячи проходов,
Где может бомба проскочить
И твердь-кормилицу «прошить».
Не думай, будто за тебя
Свершит великие дела
Другой. А ты здесь не при чем.
Неправда, ярким кумачем
Иди вперед, и за тобой
Пойдет тот призрачный другой!

LXIV

Я слышу веский аргумент:
«Бумагу портить каждый может.
Кто доктор, тот не пациент.
Даешь пилюли – не поможет.
Ты свой пример нам приведи –
Сомненья будут позади».
Ну что ж, и я попал впросак.
Увы, читатель не простак.
А почему «увы» - то к счастью.
Объединимся – быть несчастью
Для превративших в полигон
Бредовых планов Вашингтон.

LXV

Теперь отвечу. Мой призыв
И мне, поверь, необходим.
Между людьми так мал разрыв
На том стояли и стоим!
Война нужна кому, зачем?
Везде народы жить хотят.
Пусть песни счастия звучат.
А голос пушек будет нем!
За мир – рабочий и поэт,
Колхозник и интеллигент,
Мальчишка, старый мудрый дед,
Солдат, философ и студент…

LXVI

Они готовы честь Земли
Своею грудью защитить.
Тех ложью не переучить,
Кто пламя в сердце пронести
Сумел, и сохранил его –
Величья мирного зерно,
Рассаду разума, геройства,
Достоинств всех, какие есть,
А их, читатель мой, не счесть.
Как видишь, превосходны свойства.
Владея ими, человек
Не даст погибнуть в грозный век.

LXVII

Хоть эта тема не нова,
Довольно слов, нужны дела,
Нужна сплоченность, дерзость, сила!
Но нет важней любви и мира.
Так будем мыслью и борьбой
Крепить могучее единство!
Мы человечества убийство
Кровавой, ядерной свечой
И не хотим и не допустим;
От страха руки не опустим –
Черту насилью подведем,
Иначе в лучший мир уйдем…

LXVIII

Коммунизм светлой далью мерцает.
«Изменись, человек!» - говорит.
«Лучше стань» - вновь и вновь повторяет,
Отголоском далеким звучит.
Новый мир нам завещан с тобою
Кровью павших, надеждой живых.
Коммунизм величавой зарею
Поднимает на подвиг стальных,
Закаленных в идейных сраженьях
Молодых, пожилых смельчаков,
Приближающих цель без скачков,
Без отчаянья в редких сомненьях.

LXIX

«Ты к чему это клонишь, писатель?».
Хорошо, я скажу. Да к тому.
Чтобы каждый неробкий искатель
Понял вскоре свою правоту.
И трудом, разбивая преграды
Мы построим, построим тогда,
Не на год, не на век – навсегда
Память прошлому но без ограды.
Нерушимые общества своды
Пусть частично, но все ж воплотят
Призрак «Города Солнца», - свободы, - 
Компанеллы безоблачный взгляд.

LXX

Мы идем по Земле – песня рядом.
Муза людям как прежде нужна.
И искусства нам чуждого ядом
Обагренною быть не должна
Человека, природы душа.
Даже если за ней ни гроша,
Все равно тот богач, кто красою
Упоен и доволен судьбою.
Жизнь прекрасна мелодией яркой,
Заливающей светом сердца;
Ритмом музыки смелой  и сладкой –
Сквозь года ей нестись до без конца!..

LXXI

И год прошел так тихо, незаметно –
Долг службой Родине отдать
Настал. Где, не скажу конкретно
И вам возможность дам гадать.
Солдатский ритм Андрея захлестнул.
Боец-танкист учился быть мужчиной.
Свет жизни прошлой утонул,
Чтоб вскоре вспыхнуть с новой силой.
Ученья, сборы, тренировки –
Побед грядущих атрибут,
Плюс воспитание сноровки
Уменье воину дадут.

LXXII

В часы коротких передышек
Ботвинов дом свой вспоминал,
И письма краткие писал,
И прочитал немало книжек.
Мать издалека получала
Скупые строчки через день.
Любовь и ласка в них звучала –
Им не помеха грусти тень.
Во взводе, где Андрей наш был,
Земляк Иван Сачнов служил.
Друзьями не разлей вода
Немного стали погодя.

LXXIII

Везде вдвоем. Кто дружбу знал,
Из двух парней себя б узнал.
За часом – час, за ночью – ночь
Бежали без оглядки прочь.
Год службы, словно талый снег,
Змеился, заметая след
Прошедших, вдаль ушедших бед
И чистого веселья рек…
Уж скоро осень на дворе –
Пора ненастью на заре,
Домашней скуке детворе
По зеленеющей траве!

LXXIV

Но светит солнце. Зной парит,
Пред взводом командир стоит,
С волненьем что-то говорит,
А старшина поник, молчит.
«Афганистан. Там льется кровь.
Народ на помощь нас зовет!», -
Сказал комбат, - «Сынки, вперед!
Да сохранит вас всех любовь.
Прекрасной Родины отцов
И славы прошлых молодцов
Не посрамите. Пусть всегда
Горит победная звезда!».

LXXV

Афганистан. Ущелья, скалы,
Оазис редкий у реки.
Кругом горячие пески,
Причудливых камней оскалы.
Танкисты лагерь разместили
На крайнем западе страны,
Атаки дикие отбили
Исчадья черной сатаны.
Был первый бой, земля горела
И с воем плавилась броня.
Она от града пуль звенела,-
Кровавых вестников ствола, -

LXXVI

Оружия друзей «свободы»:
Марионеток, США.
Но им не запугать народы –
Боязнь животная прошла…
Все стихло разом и солдаты
Оставили стальных машин,
Но жив душман – из всех один.
И в ожидании награды,
В бойцов лежащих на земле
Он целится и … выстрел грянул.
Андрей склонился, вмиг отпрянул.
Иван был мертв, его тропе

LXXVII

Не суждено уж стать дрогой,
Прямой, широкой, не пологой.
Ботвинов ринулся вперед,
За ним поднялся грудью взвод.
Душман стрелял, а сам, цепляясь,
Разрыв спасительный держал.
Андрей молчал, он не кричал,
Догнать противника стараясь.
На гребне кварцевой скалы
Коварный враг решил укрыться,
Чтобы на время притаится,
Убить Андрея и уйти.

LXXVIII

Душман все расстрелял патроны.
Танкиста ждал с ножом в руке.
Теперь он эти знал погоны,
Знал по суровой черноте.
Андрей ни разу не пригнулся
И вот уж на вершине он.
Раздался еле слышный звон.
Андрей Ботвинов обернулся.
Сверкнуло лезвие стальное,
Противники стеной сошлись.
Трепещет жало роковое,
Отнять желая чью-то жизнь.

LXIX

А пропасть под низом ревела
И жертву страшную ждала.
Кровь в жилах буйная шумела –
Развязка наступить должна.
Андрей собрал остаток силы –
Душман над бездною навис.
От напряженья вздулись жилы –
Враг устремился с криком вниз.
Бандит погиб, но друг ведь тоже.
На сердце боль, в глазах тоска.
Бушует вена у виска.
Ушел из жизни друг и что же?!

LXXX

Все стало серым и пустым,
Грудь придавил тяжелый камень.
Андрей угрюмым стал и злым –
В душе горел незримый пламень
Великой мести справедливой,
Воспетой мужественной лирой.
Забыть не мог он смерть Ивана,
Не заживала в сердце рана.
Таким был этот первый бой,
Принесший горя страшный лик.
Пусть длился он какой-то миг,
Но потерял Андрей покой.

LXXXI

Я не был на войне,
Не знаю кровь и слезы,
Когда земля в кромешной мгле
Ростки спасали розы,
Как символ будущих побед
Грядущей жизни светлой.
И вот прошло уж сорок лет
Со времени весны заветной.
Свобода слишком дорога –
Народ ей знает цену.
Она одна всегда права,
Решая счастья меру.

LXXXII

Нерукотворное письмо
Андрей в задумчивости пишет.
Пусть не дойдет туда оно,
Откуда он поддержки ищет.
«Дорогая, любимая мама!
Как скучаю вдали от тебя,
В этом царстве парящего ада
Не расскажет и скрипка моя.
Кстати, я понемногу играю
В передышках жестоких боев,
И друзей молодых вспоминаю,
Их, погибших из разных краев

LXXXIII

Нашей милой и светлой Отчизны,
До конца долг, свой правый, отдав.
Возвращаются черные тризны
На далекий кладбищенский став.
Как хочу я прижаться губами
К твоей нежной и доброй руке,
Рассказать и душой и словами
Все, что боль вызывает во мне…
Ни о чем не печалься, родная.
Я вернусь. Знаю точно, вернусь.
И за тех, кто молчал умирая,
Жизнь как надо прожить я клянусь».

LXXXIV

Не забыл ли герой наш Любашу?
Может быть, разлюбил, охладел?
Или мысль потаенная кражу
Совершила. Печальный удел…
Здесь сердца каменеют, прочнеют,
Но любовью они дорожат.
Их уста, как и прежде, немеют,
Искры глаз, чуть суровых, молчат.
И Андрей, вспоминая Любашу,
Монолог ей, далекой, шептал.
Он увидеть родную мечтал,
Выпив горечи полную чашу.

LXXXV

«Я люблю, я устал от разлуки.
В сердце боль не проходит моя.
Испытав каждодневные муки,
Я целую конвертик письма.
И сквозь строчки твой голос прекрасный,
Разбивая преграды, летит…
Вот наш клен одинокий стоит!
Рядом образ твой стройный и ясный.
Мне осталось не так уж и много
Встречи ждать благодатной с тобой.
Не суди меня, милая, строго,
Что пишу слишком мало, порой.

LXXXVI

Письма, письма – крылатые птицы.
Вы нужны мне как воздух, как хлеб.
Тот, что прошлого смуглые жницы
Словом кратким прославили – серп.
Как мечтаю о встрече с тобою,
Как ночами ты видишься мне.
Забываю о том я порою,
Что приходишь ты только во сне…».
Строчки эти, рожденные сердцем,
На бумагу ложились едва ль.
Не был он в этом деле умельцем,
Как и деды, и прадеды встарь.

LXXXVII

Срок службы кончился. Родимый край
Ему теперь казался близким.
Неслись слова: «пиши», «прощай»
Под небосводом вязко-низким.
А вскоре над родной землей
Летел Отчизны рядовой.
Как добирался наш Андрей
Вам вряд ли интересно будет.
Кто жил вдали своих корней
Тоску души не позабудет.
А радость встречи – чудный миг!
Туманным утром он достиг

LXXXVIII

Надежд желанного предела,
Когда природа гимны пела.
Те гимны, что возможно ты
И слышал в лоне тишины.
Любаша, мама, брат, друзья –
Круг лиц родных сковал слова.
И радость описать нельзя,
Когда она душой чиста.
Поседела Ботвинова мама –
Год жестокий оставил следы,
Но улыбкой армейского клана
Вновь разгладились эти черты.

LXXXIX

Что ж для мамы прекрасной дороже:
Сын вернулся – быть старой негоже.
Люба, Люба, зачем же рыдаешь –
Он вернулся здоровый, живой.
Как о встрече мечтал, ты ведь знаешь,
Удивляя бесчувственный зной.
Встречи – плод расставаний, разлуки,
Согревающей сердца огонь;
В океане страданий и муки
Человека заветная бронь.
Говорят, что в дали друг от друга
Свет любви разгорится сильней.

LXXXX

Я считаю, такая услуга
Не подходит для чистых страстей.
Коль цветы на аллеях пестреют,
Почему б им на воле не цвесть?
На лужайке ромашки светлеют,
Даже розы прекрасные есть.
Им поддельная жизнь не нужна
Для рассвета взаимного чувства.
Если рядом есть он и она,
Значит, места нет для кощунства.
Да, любовь непонятна, но многих
Согревает лучами порой.

LXXXXI

И, шагая, дорогой с тобой,
Горы делает в виде пологих,
Неопасных курганов, холмов…
Много, много затрачено слов,
Но играет, волнуется кровь.
Это чувство зовется любовь…
Скоро свадьба Любаши с Андреем.
Наш герой на завод поступил,
А поздней инженером решил
Продолжать, но об этом позднее…
Первый день у станка – ноют руки,
Но на сердце бушует весна.

LXXXXII

Ни усталости, нет даже скуки –
Жизнь трудом каждодневным сильна.
Так три дня незаметно исчезли.
Что герою они принесли?
Не вдаваться в подробности если,
Долгожданного счастия дни.
Радость, труд – жизни бренной подарки.
Ни жестоких боев – ничего.
До сих пор в них не знавший нехватки,
Опьянен переменой всего
Наш Андрей. В жизни гавани тихой он не ждал,
Но хотел отдохнуть –

LXXXXIII

Воздух Родины жадно вдохнуть.
То о чем на чужбине мечтал.
Эти дни – эти светлые дни.
В дымке вечности легкой растаяли.
Вечер – взгляды и души оттаяли,
Бродят пары и гаснут огни.
Возвращаясь с работы домой, -
Этой осени тихой порой, -
Шел Андрей темной улицей города.
Небеса спали в дымке седой.
Звук машин отдаленного рокота
Проплывал невесомой стеной.

LXXXXIV

Ветви желтые листья качали,
Ветры буйного норда молчали.
За углом возле серого здания
Крик приглушенный вдруг раздался!
Пригодились армейские знания –
За обидчиком он погнался.
И настиг, но удачно не смог
Наш герой негодяя схватить.
Впилось лезвие в грудь и, не чувствуя ног,
Он упал, а хотелось так жить.
«Я не слышу, темнеет в глазах…».
Имя милой зажглось на устах…

LXXXXV

А над ним та девчушка, что спас,
Слезы горькие льет, утирает,
Но они все текут из голубеньких глаз.
Перестанут ли, кто его знает?
«А убийцу найдут», - говорит, –
«Слышишь, милый, найдут обязательно.
Видишь, голубь над крышей парит.
Значит, будешь ты жить обязательно…».
Вот больница и вновь, как тогда
Та же койка стоит у окна.
Только парень на ней уж лежит.
Может, умер, а может и спит…

Не спорю: странен мой конец –
Пера правдивого венец.
Я это сделал для того,
Чтоб жизнь героя моего
Смогли осмыслить сами вы.
Читатели всегда правы,
А потому продолжить стих
Возможно, как короткий штрих.