Аляскинский Дневник Глава Третья

Желтая карточка. Желтое такси. Желтый дом. Желтый билет продажной женщины. Желтые листья надвигающейся осени. Усталость. Свинцовое небо. Свинцовое море. Нескончаемый дождь. Словно все великаны с окрестных гор собрались над Анкориджем. Расстегнув свои необъятные брюки…
Желтизна, как диагноз. Желтизна, как приговор. Желтизна, как состояние души, ума, нездоровой кожи, выгоревшего газетного листка, состарившегося пластика компьютера пятнадцатилетней давности. Ах, какое это было чудо! Компьютер середины 90-х…
Дюжину лет спустя в бывшей магаданской радиостанции «Новая жизнь», где в девяносто шестом и седьмом мы записывали свои джаз-роковые импровизации, было забавно ходить по истертому ковру, видеть пыльные полки с компакт-дисками и кассетами некогда модным, нынче забытых имен. И эта желтизна старых компьютеров и мониторов. Старость-не-радость. Унылость. Усталость. Металла. Пластика. Душевных и духовных разочарований…
Магаданскую радиостанцию «Новая жизнь» основали в середине девяностых американцы с Аляски. Там с самого начала работал мой кум Костя. Правда, через год он свалил в Москву. Первые несколько лет играл в паре с Геной. У них когда-то была своя рок-группа. В конце 80-х им прочили всесоюзную известность и славу. Магаданский квартет объездил все рок-фестивали, записал несколько магнитоальбомов. В 1991-м в профессиональной студии парни сваяли свой лучший альбом, который через пару лет был издан на двухцветном виниле. Красном и синем. У Гены тогда был бзик по поводу магнитного поля. Перед выходом пластинки один гитарист ушел из группы, подался в индийские брамины. Еще через пару лет барабанщик ушел и заделался православным дьяконом. Но лет десять затем, его успешная карьера в стенах церкви прервалась и он снова подался в музыканты. Хотя первое время работал охранником и таксовал.
А вот Костя с Геной небезуспешно пытались покорить Москву. Потом их группа предсказуемо распалась. Нет денег. Не было и желания продаваться и строить карьеру через диван. Гена после четырнадцатилетнего отсутствия вернулся на Колыму. А Костя работает звукорежиссером в одной именитой столичной рок-группе, попутно записывая разных певцов и поп-ансамбли. Часто он выступает и как студийный музыкант. Вам нужно качественно прописать гитары, соло, ритм, бас, клавишные, барабаны? Даже какое-нибудь экзотическое банджо или мандолину? Костя все сам сыграет за вас. Это в норме у рок-музыкантов. На сцене мы гремим, шумим. А как дело доходит до студии, то оказывается, что пальчики-то коряво бегают по струнам. На этот счет есть студийные профессионалы. Как Костя. Записывают все партии за крутых поп-звезд. А те красуются на обложках пластинок.
Правда, в случае с рок-группой, где Костя рулит на пульте звукорежа, все нормально, там музыканты сами горазды играть без лажи.
Итак, куманек мой Костя в самое первое время расцвета нового радио сидел и за пультом, и за микрофоном ди-джея. Музыку крутил наимоднейшую. Правда, она перемежалась протестантскими проповедями и религиозными стихами, отрывками из Библии. Но помимо вещания, предприимчивые американцы оказывали за хорошую плату и звукозаписывающие услуги.
Так, подкопив денег, мне удалось записать там кучу импровизаций, на которые мы тогда были ох как горазды. Это проще, чем писать дубль за дублем стандартные рок-песни. На каждую уходит немало времени. А оплата почасовая. Но наша голь на выдумку хитра! Я заплатил за несколько часов записи и еще несколько часов сведения и мастеринга долларов двести, не помню точно. Если писать по-правильному, как делают все нормальные люди, этого бы и на одну песню не хватило бы. Но в результате я получил три с лишним часа авангардного приджазованного рока. По правде сказать, половина материала, оказалась так себе. Потому что все импровизировали на ходу. Я только показал парням темы, мелодии, а они потом играли, как могли. Порой лажали, порой повторялись…
Но, в конце концов, из всего количества записанного удалось нарезать без малого часовой альбом. Что неплохо, согласитесь!
Это был первый опыт работы по американской методике. Бизнес есть бизнес. Ничего личного. Время – деньги. Давай-давай. Как потопаешь, так и полопаешь. Сколько заплатишь, настолько и получишь.
Если работать с русскими можно было по другой схеме, в силу личной симпатии, дружеских отношений, по взаимозачету, ты мне поможешь, я тебя, чем смогу отблагодарю, то на американской радиостанции «Новая жизнь» мне пришлось столкнуться с суровой правдой жизни. Нет денег, нет творчества. Есть деньги? Неси! Сделаем для тебя все, что ни захочешь. В пределах твоей суммы, накопленной тяжкими трудами и затягиванием пояса.
Сколько раз после и до той приснопамятной сессии на «Новой жизни», мне приходилось записываться, не всегда профессионально, большей частью так, как придется, но у своих, у русских. Нет денег? Нет возможности заплатить? Ладно, как-нибудь в следующий раз или вообще бесплатно. Чего уж там! Мы отличаемся безалаберностью, простотой отношений, неделовитостью, неумением вести бизнес, но при этом не утратили чего-то такого, что никогда не было в протестантской культуре отцов-основателей Америки. А еще раньше до них, в католической цивилизации Старого Света с ее индульгенциями и банковскими закладными…
Нет, конечно же, сейчас и в России вообще, и в Магадане в частности, научились оказывать платные услуги. Нужно напечатать объявление в газете о продаже или найме жилья, заказать пиццу на дом, или девочку по вызову, не говоря про то, чтобы записать фонограмму для учеников музыкальной или хоровой школы для конкурса или фестиваля, вам окажут эту услугу по вполне приемлемым ценам. Ведь в магазин все ходят. Хлеб, овощи, мясо, молочку и так далее покупают, сразу платя. Так почему бы поставщику творческих услуг не оценивать свою работу в определенной сумме национальной валюты?
Правда, есть у меня в Магадане дружок Сашка. Он много лет занимается звукозаписью. Пишет рекламу. Снимает видео. Мотается по тайге с одним местным профессором истории, ищет гиперборейские артефакты, менгиры и дольмены, кромлехи. На хлеб с маслом ему вполне хватает рекламных роликов. А для души, как всякий русский человек, настоящий русский человек, он любит записывать тех, кто ему понравился. Бесплатно. Ибо стыдится коммерциализации. Он часто занят своей текущей работой. И может, пообещав записать тебя, долго тянуть с окончательной доводкой записи, с ее сведением и мастерингом. Меня, например, он уже больше десяти лет пишет-пишет, и никак не закончит. Но это не в укор ему, а просто так вышло. Тот материал уже не актуален для меня самого. А новых песен записать ни у него, ни у меня времени не находится. Просто писать под гитару особого резона нет. Собирать банду под конкретный проект тоже маловероятно. Все музыканты в Магадане работают не на одной, на двух-трех-четырех работах. А по вечерам или в кабаке, или в оперетте, в оркестровой яме раздувают щеки, дергают за струны…
Так и живем. Радиостанция «Новая жизнь» благополучно скончалась лет пять-шесть назад, когда истек срок ее лицензии на вещание. А возобновить не было никакой возможности в новых, изменившихся правилах игры . Еще пару лет местные протестанты платили за аренду помещения, где американские компьютеры и звукозаписывающая аппаратура тихо старились и желтели пластиком. Покрывались пылью. А немногочисленные сотрудники, как правило, прихожане этих самых протестантских сект, дежурили, отбывая постылую повинность без эфира, без зарплаты и надежды на возрождение.
Закончилась эпоха промывания атеистических мозгов россиян благостною проповедью заморской духовности. И вслед за девяностыми канули в Лету и пустые «нулевые» с их полными ведрами надежды и трубами, змеящимися от источников нефти и газа за рубеж.
Аляска в настоящий момент похожа чем-то на Россию. Две основные отрасли ее промышленности, это нефть и рыба. Золото выкачано из недр давным-давно. Еще поколением Джека Лондона, Смока Белью и его друга, неунывающего Малыша. Конечно, кормится Аляска еще и туризмом, да декоративно-прикладными ремеслами аборигенов. Косторезов, меховых дел мастеров.
Насколько лет еще хватит нефти, качаемой из недр земных?
Чем займемся после их исчерпания?
А дождь моросит и моросит. Ветер с моря никак тучи не разгонит. В сон клонит. Серое безрадостное небо. Плачет. Или же все-таки это суровые и безжалостные к людишкам горные великаны, инеистые, морозные, безучастные, все льют и льют из расстегнутых портков на нас?
Аляскинская погода под стать магаданской. И лето в Анкоридже почти такое же. Солнечные дни, не жаркие, без прилипающей к спине потной майки, сменяются продолжительной моросью, переходящей в давящую глухой тоскливостью непогодь. Дождит. Свербит. И сердце ноет. Собака воет. Машины проносятся мимо по скоростному шоссе, шурша упругими шинами, разбрызгивая в стороны капли дождя.
В Анкоридж приехали артисты московской оперетты. Привезли драматический спектакль «Старомодная комедия» и концерт, составленный из лучших номеров классических мюзиклов, кальмановских и легоровских оперетт, советских и русских оперетт, словом, хиты музыкального театра. Первое знакомство со зрителем – вечер поэзии и музыки в «Первой Американской Баптистской Церкви». Русская община на Аляске, как и во многих других штатах, да, собственно, как и на исторической родине-прародине, разобщена и мало любопытна. Чтобы собрать зал, приходится много раз занудливо звонить и рассылать, ставить объявление на местном интернет-форуме, развешивать объявления по магазинам и банкам, туристическим агентствам. И все равно, народ не хочет идти. Потому что лето. Потому что у всех дачно-рыболовный бзик. Зима долгая и темная. Полярная ночь царит повсеместно. В летние дни успеть бы наловить лосося, набить мяса, да просто надышаться полной грудью вдали от города.
В первый вечер – знакомство с москвичами. Актеров всего двое. В целом их приехало пятеро. Но остальные – члены семей и попутно исполняющие обязанности звукорежиссеров, бутафоров и декораторов. Кино-и-театральный актер Стас развлекает почтеннейшую публику художественным словом. Читает стихи. Солистка оперетты Таня поет любимые старшим поколением арии. Активисты Русского Культурного Центра сварили борщ с окорочками, плов. Гости нанесли своих продуктов. Фрукты, соки, колу, чипсы. Это называется по-местному «потлак». Еда вскладчину.  Американцев пришло больше, чем русских. Пастор произнес молитву перед трапезой. Поели. Поблагодарили и пошли в зал слушать стихи и песни на русском языке. Американцам никто не переводил с русского, но они и так все поняли. По интонациям, чувственности, проникновенности Стаса. А что касается арий из оперетт, то музыка же сама по себе универсальный язык, не нуждающийся в переводе.
Одно упущение. Интродакшеновый вечер встреча с московскими гастролерами был короток. Рассчитывали на участие местной кантри-группы из эскимосов. Однако если накануне москвичи весело пообщались с эскимосами, поев рыбного шашлыка и посейшенив с аборигенами, гитара, бас, клавишные, народная скрипка-фидл, гавайская слайд-гитара, «Подмосковные вечера», козинская «Дружба», сейшен не на трезвую голову, это одно, но на следующий день эскимосы застеснялись лажать на публике не отрепетированный материал. Так что получасовая программа стихов и нескольких романсов была слишком коротка для полноценного вечера поэзии. Вторую часть представления пришлось заполнять местной аккордеонисткой Тоней, бывшей магаданкой замужем за американцем.
Ну и ваш покорный слуга на полчаса напел под гитару и начитал стихов. Вот, собственно и весь творческий вечер-встреча, организованный по типу старого, доброго советского «Голубого огонька». Но всем понравилось. Особенно неграм. Они благодарили и нахваливали. Даже не поняв ни единого слова русской песни, стиха, речи…
И если б я был негром преклонных лет, то все равно бы выучил русский?
Старый эскимос Карл, предводитель кантри-рок-банды похлопал по плечу, назвав меня «русским Элвисом Пресли». Потом поехали на смотровую площадку в горы, глазеть на закат и панораму Анкориджа внизу, снимать и фотографироваться в опускающихся на город сумерках. Небо алело причудливыми перистыми облаками. Магаданка Лена, выпускница нашего универа, хозяйка местной русской школы, свозившая гостей на смотровую площадку, обратила внимание на закатное буйство красок, спросив, что сулит такое огненно-облачное небо? Перемену погоды. Дожди…
Так оно и случилось на следующий день в субботу. Воскресенье продолжило умываться небесной влагой. Хлопоты по продаже билетов на понедельничный спектакль и концерт в среду, назойливые звонки русским в Анкоридже. Пожалуйста, приходите! Будет очень интересно!
В дождь не только хорошо дремлется у камелька, в кресле-качалке, с кружкой горячего чая или глинтвейна. В дождь, особенно наедине, без единой души вокруг, спрятавшись в незримый панцирь черепаховый, сильнее ощущается пустота и отрешенность. Синяя таблетка из «Матрицы»? Глотайте сами, кто хотите. Кто желает пребывать, прозябать, радуясь искусственному бифштексу, да прочим иллюзорным благам цивилизации. Средь остальных не пробужденных, не пробуддившихся от пут Мары потенциальных пациентов трансцендентальных окулистов.
Синяя таблетка. Сладкая конфетка. Иллюзия. Некрофилия, замаскированная под «жажду жизни». Ницшеанскую жажду жизни. «Дайте мне мой кусок жизни!». Мое место под солнцем. Падаешь? Так я тебя толкну! Помогу. Освобожу себе любимому место получше. Гедонистические радости. Самоудовлетворение. Уда влетворение? Само… удо… мудо…
Есть в каждом городе такая организация. Называется она «Водоканал». В Магадане она тоже есть. Меня почему-то все время тянет поиздеваться над этим названием – Мудоканал…
Ну, да. Этот матричный мир, предлагающий мудовольствия, больше не канал. И не канает. Не мудовлетворял. Не мудоудовлетворяет…
Смеюсь! Забавляюсь…
Пустота и отрешенность. Но пустота не та ужасающая своей изоляцией и беспомощностью, что понимается спящими, как зло и бедствие. Как пустой холодильник для человека, пережившего голод. Или хотя бы, выросшего в семье, где бабушка пережила голодовку.
Думаете, это только в российских и постсоветских республиках наши сограждане забивают холодильники до предела, генетически впитав страх перед модным на Украине «голодомором»? Ничего подобного! Наполнять домашние рефрижераторы это национальный спорт в Америке. Шоб було на усякий пожарный…
Я устрэтил уас и усэ былоэ в душэ-э ма-а-ей тра-та-а-та-та!
Синяя таблетка. Прими ее. Засни счастливым сном. И не думай ни о чем плохом…
Некрофилия. Как обезьяна Бога – дьявол. Успешно маскируется под любовь к жизни.
По лианам и ветвям джунглей, под гигантскими листьями пальм и экзотических деревьев, в вечном полумраке, тропическая зелень надежно скрывает обитателей леса от солнечного света, скачут стаи обезьян. В самом низу копошится иная жизнь. Глаза. Глаза. Глаза. Огоньки светятся в ночи. В темное время суток на охоту выходят Дети Ночи.
Стаи. Стада. Толпы. Носятся. Туда-сюда. В поисках пищи. Обезьяны верещат. Противно и пронзительно визжат, дерясь из-за банана или листика салата. Вожак, альфа-самец анально доминирует над слабаками. Наказывая не только осмелившегося посягнуть на какую-либо, пусть даже самую сморщенную и старую самку, но и всех остальных подростков. Получай! По самые гланды…
Анальное наказание. Ритуальное поедание себе подобных. Некрофилия в цивилизованном обществе разве отличается от естественного бесстыдства животного мира?
И воззвал Бог к Адаму. А тот устыдился наготы своей и спрятался в кустах. Перед изгнаньем из первоначального Рая, Бог сшил первым людям опоясанье из шкур и банановых листьев…
И начался прогресс на земле!
24. 07. 2011 г.