Рецензия на Строфы века-2

ЯН ПРОБШТЕЙН
 К вопросу о том, что, как заявил Витковский, не было ни одного человека, кто бы мог написать рецензию на антологию "Семь веков английской поэзии". Данная рецензия была опубликована в сокращенном виде в газете "Новое русское слово", а полностью - в альманахе "Побережье", и сам Женя неоднократно выражал восторг по этому поводу и лично автору этих строк, и редакторам упомянутых изданий. Я нашел в архиве "Побережья" эту рецензию и решил опубликовать ее здесь в дополнение к ранее опубликованной заметке "Евгений Витковский или мысли вслух", чтобы не возникло ощущение, что я готов зачернуть и достижения Витковского.
Разумеется, если, как я недавно узнал, он теперь взимает деньги с переводчиков за публикацию, то это, бесспорно, не может не сказаться на качестве данных антологий, так как ни один уважающий себя переводчик платить за издание собственных переводов не станет из принципа. (Понятно теперь, почему он так рассвирипел, когда я попросил у него гонорар за проделанную работу по составлению антологии и комментирования всего 20 века). Но - еже  писах - писах.
 
ВОЗМОЖНОСТЬ НЕВОЗМОЖНОГО
 
Строфы века-2: Антология мировой поэзии в русских переводах XX века. 1192 с. Составитель и автор предисловия Евгений Витковский.
 
Существует весьма распространенное мнение о том, что перевод - вещь невозможная, а перевод поэзии невозможен вдвойне. У художественного перевода и, в частности, перевода поэзии столько же именитых противников (от Дю Белле, Сэмюэля Джонсона, Джакомо Леопарди до Набокова, Роберта Фроста и представителей так называемого деконструктивизма), сколько и сторонников (от Лютера до Гете, немецких романтиков и русских поэтов Золотого и Серебряного веков). Пушкин, как известно, писал, что «переводчики - почтовые лошади просвещения», подразумевая при этом, что перевод выполняет прежде всего просветительскую, а не творческую задачу, однако сам при этом весьма вольно обращался с оригиналами: его переложение стихотворения Джона Уильсона «Город Чумы», известного как «Пир во время чумы», отрывок «Из Пиндемонти» и даже переложение «Меры за Меру Шекспира» можно лишь весьма приблизительно и условно соотнести с оригиналами (среди русских переводчиков даже и поныне бытует шутливое измерение единицы вольности перевода: «один пиндемонти» или «одна пиндемонтя»). Об искусстве перевода писали все - от Данте до Белинского, который ни одного иностранного языка толком не знал.
Известный американский поэт Роберт Фрост говорил, что в поэзии перевести можно все, кроме ... поэзии. Однако с древнейших времен, начиная с переводов Священного Писания на греческий и латынь (известных как «Септуагинта» и «Вульгата») и до наших дней перевод выполняет не только просветительскую, но и эстетическую, художественную задачу. Перевод Библии на английский, выполненный под руководством и покровительством короля Якова, является шедевром английского языка, а переводы Лютера, Фосса, Гёльдерлина, немецких романтиков и Георге «расширили границы немецкого языка», как писал известный немецкий теоретик литературы Вальтер Беньямин. Благодаря русским романтикам - Гнедичу и Жуковскому Гомер заговорил по-русски: они создали такую «Илиаду» и такую «Одиссею», что не только превзойти, но и приблизиться к ним никто до нашего времени не смог. Как известно, Ломоносов ввел силлабо-тонику в русское стихосложение, изменив тем самым не только музыку, но и сам язык русской поэзии, а в конечном счете, русский язык. В переводах Гнедича и Жуковского русский язык заговорил гекзаметрами; Жуковский и Тютчев привили русской поэзии музыку тонического английского и немецкого стиха; В. Алексеев и Лев Эйдлин «научили» русский стих звучать по-китайски, а Вера Маркова - по-японски. Перевод тем самым расширяет и обогащает не только лексические, но и музыкальные возможности языка. Разумеется, слово как таковое непереводимо. Даже слово «хлеб», как писал Вальтер Беньямин, в разных языках имеет разные эмоциональные коннотации, а «буквальный перевод синтаксиса полностью уничтожает систему воспроизводства смысла и является прямой угрозой пониманию». Рильке писал, что даже порядок слов и служебные части речи (например, артикли и частицы) делают стихотворение уникальным, а стихотворение, в свою очередь, делает семантически уникальным каждое слово». Критикуя перевод Шатобриана «Потерянного рая» Мильтона на французский, Пушкин писал в статье «О Мильтоне и Шатобриановом переводе «Потерянного рая»: «Подстрочный перевод никогда не может быть верен. Каждый язык имеет свои обороты, свои условленные риторические фигуры, свои усвоенные выражения, которые не могут быть переведены на другой язык соотвествующими словами». Стало быть, выход для переводчика поэзии - переводить не слова, а образы, или, как сказал Джордж Стайнер в книге «После Вавилонской башни», - «движение духа сквозь образ».
На русском языке существует полтора десятка переводов «Гамлета», около десяти - «Божественной Комедии», «Потерянного рая», «Фауста». Кажется, нигде в мире не издается столько двуязычных и одноязычных антологий поэзии, как в России. Есть даже крайности: скажем, антология прозы и поэзии Гренландии издана в бывшем СССР тиражом в 50 000 - на 5 тыс. больше, чем все население Гренландии.
В антологии «Строфы Века-2» составитель и автор предисловия убедительно доказывает, что русская переводческая культура - явление уникальное. Название серии «Итоги века: взгляд из России» более, чем уместно: в этот увесистой том размером с Большой энциклопедический словарь включены более полутысячи переводчиков (кажется, 527) - от Иннокентия Анненского до внука Михаила Зенкевича, Сергея Нещеретова, родившегося в 1972 г. Впервые представлен под одной обложкой поэтический перевод всех трех волн эмиграции — более 70 поэтов-эмигрантов от мастеров Серебряного века, переводивших задолго до революции и эмиграции, до наших современников. Поддерживая связь почти со всеми современными поэтами-переводчиками Русского Зарубежья, которое по его мнению является третьей столицей перевода (надо понимать, после Москвы и Петербурга), Витковский представил в своей антологии переводчиков, живших или живущих почти во всех странах мира: Георгий Бен, ныне живущий в Лондоне, парижане Е. Г. Эткинд, Н. Горбаневская и Василий Бетаки; весьма представительна подборка поэтов, поселившихся на американском континенте - «бразильца» ныне покойного Валерия Перелешина, Николая Моршена, живущего в Калифорнии, нынешнего главного редактора «Нового Журнала» Вадима Крейда, Александра Межирова, Дмитрия Бобышева, Ильи Кутика, и многих других. Разумеется, не обойдены вниманием ни Владимир Набоков, ни Иван Елагин, ни Ольга Анстей. Из архива «Нового журнала» извлечены довольно посредственные, почти подстрочные переводы Нины Берберовой из Элиота - как я понимаю, дань уважения. Израильтяне представлены также разнообразно и интересно - и как переводчики, и как поэты, которых переводили: 26 поэтов и 18 переводчиков, пишущих на иврите или переводивших с него. Открывается же эта «страница» блистательными переводами Вяч. Иванова (прекрасный перевод из Бялика), В. Ходасевича (Абраам Бен Ицхак, Шаул Черниховский и Давид Шимонович, но к сожалению, не включены великолепные переводы Бялика) и Владимира (Зеева) Жаботинского, представленного не только замечательным переводом стихотворения Бялика, но и «Вороном» Эдгара По, «Балладой поэтического состязания в Блуа» Франсуа Вийона, стихами Мистраля и Д'Аннунцио.
Том посвящен памяти Иосифа Бродского, который должен был быть редактором и автором предисловия. Увы, не успел: состав книги все время менялся и обрел нынешний вид только в начале 1996 г... Пришлось Витковскому написать также и предисловие к книге. Ученик Аркадия Акимовича Штейнберга, в прошлом его литературный секретарь, Евгений Витковский более 30 лет занимается художественным переводом: как переводчик и составитель он участвовал в издании едва ли не всех томов поэзии Библиотеки всемирной литературы, серьезно занимается историей перевода, а в последние годы руководит семинаром переводчиков при Союзе писателей России - эстафета, принятая у мастеров старшего поколения - в свое время подобными семинарами руководили В. В. Левик и Арк. А. Штейнберг. Не удивительно, что находясь столько лет в самом центре цеха поэтического перевода, Витковский взялся за выполнение столько грандиозной задачи. Работу он проделал поистине титаническую - составитель не только «перелопатил» архивы Госудаственного литературного музея и Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ), но и десятки личных архивов, поддерживая постоянный контакт с наследниками ушедших мастеров и почти со всеми ныне живущими авторами, разбросанными по всему миру. Кроме этого, Витковский предварил публикацию каждой подборки биографическими справками, написанными, как и все, что он делает, нетрадиционно, живо и — субъективно.
Подобные антологии издавались в бывшем СССР и раньше, самыми представительными из них были «Зарубежная поэзия в русских переводах» (М., «Прогресс», 1968), составленная Евг. Винокуровым и Л. Гинзбургом. Было в ней 400 страниц на всех - от Михаила Ломоносова до Николая Чуковского. Открывалась книга «Интернационалом» в переводе А. Коца; всего поэтов-переводчиков было 63, из них 35 относятся к XX веку, к эпохе, нас интересующей. Все эти поэты в новой антологии есть. Приблизительно в это же время вышел двухтомник «Мастера русского поэтического перевода» в «Библиотеке поэта» (Ленинград, «Советский писатель»), который составил Е. Г. Эткинд. Во втором томе было представлено всего 33 поэта-переводчика XX века, причем согласно правилам серии печатали только покойных поэтов (правило, впрочем, иногда нарушалось, как в случае с М. Исаковским). И, наконец, изданная в Петербурге в 1997 г., то есть годом раньше, и тиражом в 3 000 экз., «Мастера поэтического перевода. XX век». (Вст.ст., сост, подг. текста и примеч. Е. Г. Эткинда, М. Д. Яснова. СПб, «Академический проект», 1997 «НОВАЯ БИБЛИОТЕКА ПОЭТА». Гл. ред. А. Кушнер). В этот том вошли 751 стихотворение в переводах 75 поэтов - только покойных. В послесловии сказано, что «в самые последние годы окончили свой путь мастера поэтического перевода, произведения которых по чисто техническим причинам не могли быть включены в этот непомерно разросшийся том библиотеки поэта. В их числе - Юрий Корнеев, Морис Ваксмахер, Вера Маркова, Михаил Кудинов, Александр Щербаков, Михаил Донской, Лев Озеров, Иосиф Бродский, Эльга Липецкая. Надеемся, что этот невольный пробел в истории русской переводной поэзии XX века будет восполнен в будущем» (стр.738). Все перечисленные поэты в антологии Витковского присутствуют. Разумеется, что недочеты и опечатки есть и в антологии Витковского - надо отдать, ему должное, что он и сам открыто признает это. Так не «попали» в книгу Черубина де Габриак (Елизавета Васильева (1887-1928), переводы Ольги Судейкиной (Ольга Афанасьевна Глебова-Судейкина (18857-1945), а также эмигрантов Марии Беги, Глеба Струве, Николая Матвеева (1865 - 1941, деда Новеллы Матвеевой и Ивана Елагина) из древнеяпонской поэзии, так как до выхода антологии они не были доступны составителю. Некоторые архивы еще до сих пор не разобраны. Сознательно не были включены такие поэты-переводчики, как А. Луначарский и Коц, переводчик «Интернационала». Можно указать и на оплошности и опечатки в текстах, иногда комические - так, в содержании дважды указано, что Перец Маркиш переведен, как это и следует, с идиша, а в третьем случае - почему-то с венгерского. К сожалению, не указано, что переводы Г. Шмакова из К. Кавафиса отредактированы И. Бродским, переводы Багрицкого из Рембо и Вольфа выполнены в соавторстве с Арк. Штейнбергом, перевод Адмони из Рильке в соавторстве с Т. Сильман, а перевод восьмистишия Ивашкевича, выполненный В. Британишским, приписан Д. Самойлову. Однако пора поговорить и о достоинствах книги.
Объявший три тысячелетия мировой поэзии, этот том показывает всеотзывность русской поэзии, а не только «тоску по мировой культуре». На основании исторических данных, архивных документов и высказываний поэтов, Витковский в остроумном предисловии, в котором приводит много интересных фактов, в предварительных статьях и в самом подборе текстов убедительно развеивает несколько распространенных мифов об искусстве перевода и прежде всего то, что перевод якобы наносит ущерб собственному творчеству поэта. Поэтесса Татьяна Галушко опубликовала в свое время стихотворение «Переводчики 1950 г.», в котором есть строки: «Из Гете, как из гетто, говорят / Обугленные губы Пастернака». Как справедливо замечает Витковский, самые ранние переводы Пастернака из Рильке, не доведенные до чистовых вариантов, найдены в его рукописях 1911-1913 гг, когда ему отнюдь не нужно было зарабатывать на жизнь переводческим трудом. Два «Реквиема» Рильке Пастернак перевел вскоре после смерти Рильке (в декабре 1926 г.); опубликовал их в периодике, и 40 лет их никто не перепечатывал. Как далее пишет Витковский в «Предисловии», «два лучших преревода из Рильке («За книгой» и «Созерцание») Пастернак сделал в 1957 г. для автобиографической повести «Люди и положения» - иначе говоря, Пастернак собирался эти два перевода вскоре напечатать». Известный поэт и переводчик, «шестой акмеист» Михаил Зенкевич опубликовал почти все, что переводил. Однако и в его столе был найден неопубликованный Паунд, которого Зенкевич переводил без малейшей надежды напечатать. Даже Ахматова, которая, как известно, относилась к переводу весьма сдержанно, переводила Рильке в 1910-х гг. и «Макбета» в начале 1930-х вовсе не для печати.
Другим распространенным мифом является то, что, как пишет Витковский, «неописуемый расцвет поэтического перевода случился в нашем веке из-за советской власти». Многие выдающиеся поэты, которых перестали печатать, действительно вынуждены были «уйти в перевод». И здесь нельзя не сказать о подвижничестве редакторов - Г. Шенгели, который помогал выжить Северянину и заказывал ему переводы Мицкевича, а впоследствии привлек к переводу молодых талантливых поэтов - Арсения Тарковского, Марию Петровых, Семена Липкина, Аркадия Штейнберга. Как пишет Витковский, заведующая литератур народов СССР Александра Петровна Рябинина (1897-1977) «опекала Марину Цветаеву, щедрой рукой отдавая ей все, что та согласна была взять, а к тому же, подписывала для Цветаевой платежи за еще не сданные переводы, тем самым рискуя при этом головой». Когда начали переводить поэзии развивающихся стран и в «Художественной литературе» был создана латионамериканская редакция, ее заведующий В. С. Столбов давал работу «неблагонадежным» Н. Горбаневской, Юлию Даниэлю, Анатолию Якобсону, Иосифу Бродскому. Однако и в эмиграции ни Горбаневская, ни Бродский переводить не перестали - скорее наоборот (хотя гонораров за это не получали). Стало быть, перевод - прежде всего, духовная, творческая потребность, а во-вторых - способ прочтения оригинала. При советской власти, как известно, в переводе, как и в других сферах литературы и искусства, было немало уродливых явлений. Так, в тридцатые годы было высказано высочайшее мнение, что у всех народов и народностей должна быть своя литература и свои классики - там, где классиков не было, их создавали. И началась «джамбулизация» литературы (по имени Джамбула, написавшего «бессмертную» поэму о железном наркоме Ежове, причем под переводом имя переводчика указано не было - то ли расстреляли, то ли забыли). В течение более полувека сотни людей кормились у перевода, переводя «с подстрочника на сберкнижку». В переводе вывелась порода хищников, которые, застолбив участок, других к нему не подпускали. Хищники, как правило, были связаны с органами - звонок или донос и - конкурент пропадал в прямом и переносном смысле слова. Некоторые хищники со временем обленились настолько, что нанимали «рабов», переводивших для них за гроши (разумеется, ни первые, ни вторые в антологии за редчайшими исключениями не представлены). Однако в это же время явилась целая когорта выдающихся поэтов и переводчиков, которые, надо заметить, великолепно переводили и с языков народов СССР, причем не только на заказ. Такие переводы также включены в антологию, среди них стихи великолепных грузинских поэтов Давида Гурамишвили в переводе Н. Заболоцкого, Симона Чиковани в переводе Пастернака и Галактиона Табидзе, представленного сразу несколькими переводчиками. Армянских поэтов Исаакяна переводил еще А. Блок, а Саят-Нову, писавшего также на азербайджанском, - Брюсов и Шервинский. В книге есть переводы поэта Серебряного века Юргиса Балтрушайтиса на русский, и переводы его же стихов, написанных на литовском; есть переводы весьма известного ныне поэта Геннадия Айги на русский, и есть переводы его же стихов, написанных по-чувашски.
И все же расцвет русского поэтического перевода начался в Серебряном веке - именно с Анненского, который переводил то ли с 12, то ли с 14 языков, в том числе почти все трагедии Еврипида; с символистов и акмеистов, включавших переводы, по примеру поэтов Золотого века, в книги собственных стихотворений. Так Гумилев, который рассматривал перевод как «неотъемлемую часть оригинального творчества», включил переводы из Теофиля Готье в книгу собственных стихов «Чужое небо», а переводил мировую поэзию от «Гильгамеша» до Шекспира, английских романтиков (как поэт-переводчик и составитель он, в частности, выпустил во «Всемирной литературе» единственную по сей день на русском языке книгу Роберта Саути). Подобные примеры можно приводить до бесконечности. Не случайно при отборе текстов Витковский отдавал предпочтение переводам неопубликованным, малоизвестным или прежде приписываемым другим авторам. Как известно, после расстрела Гумилев попал в черный список, а его переводы - не только стихи - перестали печатать, однако были случаи, когда его переложения из Вийона были опубликованы за подписью О. Мандельштама, а сонет «Немея» Эредиа попал в печать в 1973 г., за подписью «Перевод студии М. Лозинского».
Когда автор этих строк выступал с докладами на конференциях, сравнивая подход к переводу в России на Западе, слушатели называли русский подход «мистическим», противопоставляя ему более прагматический американский подход. В этом, быть может, кроется причина того, что в современных американских переводах поэзии столь мало удач. Однако когда за перевод берется Ричард Уилбер - появляется непревзойденный Мольер, поэт Рэндалл Джарелл прекрасно перевел «Фауста», а Джеймс Райт - немецких экспрессионистов, испанских и латиноамериканских поэтов (включив при этом около тридцати переводных стихотворений в «Избранное»). Так что переводчик поэзии дожен быть прежде всего поэтом. Не случайно, что из более полутысячи переводчиков, опубликованных в огромной антологии «Строфы века-2», не писали (во всяком случае, не обнародовали) своих собственных стихов всего около 5-6%. Более того, история поэтического перевода в России доказывает, что «сумерки» в поэзии (например, в конце XIX века) совпадают с упадком перевода, а расцвет перевода - с расцветом поэзии. Листая страницы «Строф века-2», поражаешься широте охвата и многообразию интересов не только выдающихся мастеров начала века, но и наших современников и совсем молодых еще людей, которые великолепно переводят античных авторов - от Биона Смирнского (2 век до н.э.), Франсуа Вийона до выдающихся поэтов современности - Шеймуса Хини, Дерека Уолкотта, Чеслава Милоша и многих других.
Перевод, несомненно, - вещь невозможная, как и любой вид творчества, впрочем. Однако когда поэт-переводчик работает из духовной потребности, а не только по заказу, рождаются стихи, которые нередко начинают жить новой, независимой от оригинала жизнью - в ином языковом и культурно-историческом пространстве. И это демонстрируют обе антологии - Е. Г. Эткинда и Евг. Витковского. Различие же между ними состоит в том, что первая ориентирована на прошлое, а вторая устремлена в будущее.
 
Нью-Йорк, 17 июня 1999