улиткины шутки

улиткины шутки
Маргуше посвящается
(>@
I
я как улитка на твоей ладони
ползу себе сама куда не зная
не ведая что все к концу приходит
как в детстве я не знаю что бывает
на свете время и всему конец
приходит как не прячься в слепоту
скорлупки детства не спасет от краха
что только в ширину твоей ладони
покуда живо и конец не за горами
улитки -- в ширину твоей ладони -
а там глаза откроешь и конец
июнь 2010

II
От чего погибают улитки?
Они гибнут, как древние свитки
с непрочитанными письменами,
они гибнут в саду под ногами,
они гибнут от взгляда в упор
от стыда и от пыли ссор,
как от сора пожухлой листвы --
это осень, но без воды
задыхается от последствий
ожиданья в рубцах и лезвий
по такому ранимому телу,
некрасивому липкому белому,
располосанному сарказмом -
-как газета ч/б, как спазма,
как проказа, когда кончаются
слезы в горле, которыми каются.
 
Как еще погибают улитки? -
От избытка любви в кибитке
сердца маленького и красного --
и тогда им так кажется класно
на ладони чей-то пикник
на двоих устроить намиг.
ну и вот уже на ладонь
в этот розовый счастья огонь
при такой потеплевшей среде
выползают ползти к звезде
звонкой радости -- и потому
поподают они в беду --
 
так как звон тот
совсем не песенка -
из прозрачных хрустальных нот
а в седеющей звездной плесени
превращая живое в месиво
скорлупу разбивая в дребезги
и часов отменяя ход...
жуткой вечности  лед поет
 
Да, вот так они из скорлупы...
Ну а сами слепы, слепы
 
Или нет, они видят все,
только всем существом и телом,
не впрямую и так не смело --
так опасно так видеть все.
Даже смерть свою наперед --
даже смерть твою наугад.
Скорлупу мне не склеить из нот
Свет из лампочки во сто ват
не божественный уже свет.
И ладонь не горит на свет.
 
А я музой все то лечу,
все лечу,  все дышу ей рот в рот.
Но уж поздно улитку к врачу.
Умерла  -- что ж молчишь? -- молчу
август 2010

III
Улитки нет. Но я живу. И мне уже легко.
И не твоя вина, что так я захотела.
Решилась полюбить тебя, как тело
тепла, из раны сердца моего.
 
То не твоя вина. Ты мне свою ладонь
открыл на ширину небес и  детства веру.
Там где по правде лишь под корочкой болело,
поверил, что горит живой огонь.
 
 И он -- по вере -- радостью детей
вознесся, и  вознес, и устремился выше.
И проливал огни дождей на старенькие крыши.
И крыша ехала у выросших детей.
 
Улитки нет. Но я тебя люблю.
Теперь тебя, а не ее ранимость.
Отплакался ребенок, выжил, вырос.
И на тебя я больше не свалю
ни боль свою,
ни слезок детских сырость.
 
И обнаружив, что и в твердости набат
сердечной мышцы жив и может биться,
когда страдаешь ты, когда тебе не спится,
когда мы вместе и когда у нас разлад.
 
Улитки нет. И я люблю тебя.
Люблю тебя теперь совсем иначе:
не голубою ртутью в душу плача,
не прилипая некрасиво и плашмя.
 
А так люблю, что если бог мне даст,
то не беда, коль не заметишь, что мне больно.
Чтоб только грусть твоя, как талая вода,
текла на дно моих раскрытых глаз.
И пить ее до дна -- И этого довольно.
сентябрь 2010