Сб. На горке

***
Худющий месяц, вечный звездопас,
загнал свои отары — до заката....
Мой Бог, я опоздала в сотый раз,
но Ты дождался, сел со мною рядом!
Смахнул мне пот со взмокшего чела,
чтоб он не застил солнечного света,
и улыбнулся: "Вот ты и взошла!
И впереди ещё  почти пол-лета.
Цикория сегодня наберёшь,
на кофе: он прибавит телу силы."
А после загрустил:"Ещё придёшь?"
Приду, Отец, приду.
Вздремнул бы, милый...



***
Земляники на опушке — донце кружки,
а на просеке — оттянет рюкзачок.
Но опасный треугольник на макушке
полнит ужасом расширенный зрачок.

Мы боимся: я — убийственного яда,
а она — моей оплошливой ноги.
И два острых, неотступных наших взгляда
настороже: мы невольные враги.

Мне не надо убивать. И ей не надо.
Мы на просеку пришли не на войну.
Ей бы солнышка — погреться, мне бы ягод,
хоть на баночку варенья, на одну!

Только хвостиком махнула в междускальи,
только пятки замелькали...Вот дела!
И чего мы так друг друга напугали?
Возвращайся, места хватит! У-пол-зла...



***
Ты раздражён: в шиповнике змея.
Тебе и так приходится беречься
и жалко на плечах своих тряпья,
А тут ещё о яде надо печься,

Не наступить ногою невзначай,
В змеиный дом войдя без приглашенья.
Но не уйти: зимою важен чай,
А к чаю — ароматное варенье.

Дрожит рука, глаза напряжены,
Число заноз растёт, но не сдаёшься.
Шипит змея, да  ягоды нужны:
От витаминов силы наберёшься!

Так думаем порой, подняв ружьё,
Что за здоровье боремся своё.



***
1.
— Привет!
— Привет!
— К полянам не ходите,
  подтаяли - утонете в грязи!
— "Проветрились?"
— С рассвета!
  Долго спите!
— Догоним!
— С пользой время провести!

2.
И в эти склоны злобно билась вьюга...
Царь-Крокус, измождённый, но живой,
Слегка еще растерян и напуган,
Фиалкам врёт:"Не страшно, не впервой!"

3.
Как здорово, что снова ты со мною!
Иди ко мне, хорошая моя!
Да что тебя смущает за спиною?
Там солнце в соснах...
Видишь, как горят?...



***
И всё-таки старуха... Молодёжь,
встряхнувшись после трудного подъёма,
вгоняет базу в джазовую дрожь,
веселием безудержным влекома.

Ну, а меня позорно развезло
от "билкового"* чая и от душа.
От музыки в окне дрожит стекло,
но сил хватает только, чтобы слушать.

Не сплю, воображаю ритмам в такт
разрозненные яркие картинки.
А ноги не стесняются, гудят,
довольные достойною "разминкой".

Они успели влезть на "пьедестал",
но танцевать на нём не в состояньи.
Совсем не тот у мышц уже накал,
чтоб прыгать накануне состязанья.

Блюз уступает брейку и хорО,
латино и взрывному рок-н-роллу.
Не выдержав, хватаюсь за перо,
но и оно мне кажется тяжёлым.

Морфей зовет. Но разве тут уснёшь?
Волненье чересчур любвеобильно.
Ноль–ноль — ноль–ноль и тишина: хорош!
Потехе час. Спортсмены. Дисциплина.

Но снова, по-старушечьи не сплю,
перебирая в памяти минуты.
Восторгов всё никак не утолю.
И всё же жить на свете — это круто!

*чай из лечебных трав


***
Поглаживая нежную кору
блестящего серебрянного бука,
оставила резвиться мошкару
и комаров — таранить уши звуком.

И вот уже не ноги, а корней 
причудливое, мощное сплетенье.
Что ни мгновенье — выше и стройней. 
И крона запестрилась яркой тенью.

Я — дерево! Живу в своём лесу
и мне сюда не надо добираться.
Не надо в доме прятаться в грозу
и козырьком от солнца заслоняться.

Не надо смыслы по свету искать
и чернозем высматривать жирнее.
Лишь крепче на земле своей стоять.
Нет у нее детей, меня вернее.



***
В окне моем милуются гора с горой, 
медведями сутулятся во мгле сырой.
Зарыли морды бурые крестом в живот:
покатая — медведица, вот-вот взревёт.

Медведь покруче, с плешами, суровый зверь.
Не щедрый он на нежности, как грот ни щерь,
смятения не выкажет, не вздрогнет грудь,
укажет даже облаку, не глядя, путь.

Над ними накрахмаленный альков небес,
на голове медведицы кудрявый лес.
Медведь одной лишь лапою в него нырнул,
а словно до подножия весь утонул.

В окне моем звериная любовь без сна.
Зима под небом кружится или весна —
гора с горою накрепко срослись навек.
А ты не камень, миленький, ты человек...



***
На спицах солнечных лучей
зонтом натянутое небо
над бесприютностью моей
торчит сиренево-нелепо.

Непробиваемым холстом,
где ни единого узора,
хранит скукоженный мой дом
от дорогого форс-мажора.

В клубочки сматываю боль
весёлых снов, жестоких радуг.
Любовь — прожорливая моль.
Не надо счастья мне, не надо!

Хочу покоя без конца:
лесов тенистых и глубоких.
Где каплей слижется с лица,
в родник, волненье о высоком.



***
До наступленья перемен,
пока змея не взяла в плен
скалу,
нутром впиваемся в гранит,
орел настойчиво манит
к крылу.
Слезятся в руки родники
и лезть покуда не с руки
никак.
Но как бровей уже не хмурь,
полощет облако Лазурь — 
наш флаг!



***
Печальный июль, печальный..
Облизками водопада
остались следы на камне,
не радуют больше взгляда.

Валун раскалён, как печка.
Скала обдает пожаром.
Но тянется на Колечко*
семейка спортсменов ярых.

Рассвет холодком приветит,
качнёт на ладони город.
Полгода мечты о лете
и поднятый к носу ворот.

Проспать соловьиный щебет —
остаться без кислорода.
Здесь властвует общий трепет 
слияния душ с природой.

Здесь скалы висят отвесно.
Здесь общий на всех порядок.
Здесь, как на тропе ни тесно,
а люди друг другу рады!

Тропинка ущельем вьётся,
в сухой водопад ныряя.
И верится: он проснётся!
Воскреснет куточек рая!



***
Полазим? Посдираем локти в кровь,
усталость подкопим — чтоб подкосила..
Глядишь, и откопается любовь
там, на вершине. Спросит: — Где носило?

В какие джунгли снова забрели,
в каких соплях-болотах вязли-выли?
"Не поднимайте грязное с земли,
не ешьте запрещенное"..Забыли?

"Кто старое помянет..." Не корю!
Вот облака, вот небо — отдыхайте!
Всё — ваше. Безрезервно вам дарю.
Себя дарю. Встряхнитесь и — летайте!



***
Как часто мне хотелось не вернуться 
в долину, где загажена трава,
где люди, норовящие споткнуться
так, чтоб упал попутчик их сперва!

Но вновь и вновь, с вершин своих порывов
я возвращалась к старым родникам,
заплёванным прохожим нерадивым,
не нужным ни животным, ни богам.

Туда, где и сама, сходя с маршрутов,
теряла солнце в соснах и в воде,
где наступала на ноги кому-то
в густой неумолимой темноте.

И снова выгребала камни, тину,
обёртки чьих-то вафель и конфет.
И снова к водопою шла скотина,
и брат-турист спешил оставить след.

И вырастали столик и скамейки
из вымоленных к новой жизни пней —
отчаянные жалкие римейки
прозрачных, первородно чистых дней...



***
Непросто наливался ручеёк
в засушливое огненное лето.
Он тенью укрывался, он берёг
под камешками капельки секретов.

Мечтаний никому не расплескал,
не подмочил костров и репутаций.
Тихонечко, безропотно бежал
и не блистал в желаниях оваций.

Ручью до океана дотянуть
немыслимо, почти невероятно:
неровен, непредвидим гулкий путь,
и жаждущих число растёт стократно.

У каждого ручья — своё корыто
и не одна загадка в нём сокрыта.



***
Сентябрь зазывно тянет в ежевику,
цепляясь за штанины, рукава.
Тебе ль, задира, дождиками хныкать?
От ласк твоих кружится голова!

Глаза на все четыре разбежались,
ем пригоршнями — к чёрту маникюр!
И, утопая в солнечном кружале,
в фантазиях немыслимых фигур

танцую осень, вовсе не тоскуя
о лете, улетевшем навсегда,
лиловой ежевикою рисуя
улыбку: всё, что мимо — ерунда!

Не обрываю тонкой паутины
и ветренную ласку не гоню.
А в небе ярко-спелом, синем-синем
подсолнух солнца лижет пяты дню!



***
Низвергну с души непомерную грусть,
а с тела — печаль килограммов.
Из жухлой листвы тянет голову груздь:
холодный и бледный, не в гамму.

Я ножичком острым его подсеку,
стараясь не ранить грибницу.
На ветер спущу паутинку-строку:
пускай непутёвый резвится!

Калина в румянце, шиповник в огне:
отчаянны поздние страсти...
Рюкзак мой испуганно жмётся к спине,
наткнувшись на встречное "Здрасти!"

Тропинка то в гору, то кубарем вниз,
но я не боюсь оступиться.
Здесь всё: каждый камешек, кустик и лист 
успели со мной породниться.

Они не позволят споткнуться-упасть,
они отведут камнепады.
Грибов набралось — уже некуда класть...
Вот будет любимому радость!



***
Остывают отпылавшие маки,
уступают свою вахту душице.
Сквозь не кошенные дикие злаки
слышно пение непуганной птицы.

Снова солнце озаряет кострище,
алый пламень поменяв на лиловый.
Может искру в моём сердце отыщет,
для любви еще нетронутой, новой?
 
Над душицею, дождями омытой,
копошатся хлопотливые пчёлы.
Будет мёду на сто свадеб добыто,
будут головы кружить маттиолы.

Будут звёзды осыпаться на крыши,
фейерверками небесного света.
Где ты счастье, отыщи меня, слышишь,
в это звонкое душистое лето!



***
Луч о камешек поранился,
приласкать хотел с утра.
Грубиян в ответ огранился:
"Моя матушка — Гора!"
Мать вздохнула: "В солнце целишься?
Не печаль моих седин!
Не хвались, а то расщелишься
и не знать тебе вершин."



***
По гладкой коре одряхлевшего бука
опавшею пенкой стекает туман.
Под ним проступает рельеф закорюки —
единственный, грустный, посмертный изъян.
Ведь как ни зализывай рваные раны,
от них остаётся шершавый рубец.
При каждом стволе не поставить охраны.
Турист не проникся богатством колец,
наспавшись в тени, ухватился за ножик,
царём над природой себя возомнил,
героем на глянце витрин и обложек..
Короче, зажёгся, залез, наследил.
...Рюкзак, повидавший немало падений,
ветра целовавший на плешах вершин,
обмяк виновато на старых коленях —
преклонней не слышалось буку тишин.
Тот самый, в историю влезший со взломом,
дрожащие руки простёр на восток.
И ёкнуло сердце: — Ну вот ты и дома,
по адресу. Делай последний глоток.



***
Налетел Апрель,
   брызнул синевою!
Жаждою томим,
  скалы облизал.
Родники сорвал,
  лес одел листвою
и орлиный взор
  к скалам привязал.
Видишь, как летят:
  выше, выше, выше!
Сказки это всё,
  что тяжёл гранит.
Пристегнись тесней!
  Слышишь, Время дышит?
И земля над ним,
в облаке парит.



***
Симфоническая сказка родников
под бессменным управлением реки.
Не видать пока за лесом берегов,
но как слаженно рокочут ручейки!

От турбазы до турбазы — пять часов
и в планшете только фляга и блокнот.
Гул мальчишечьих звенящих голосов
и в безлуние с дороги не собьёт.

Только вслушайся и воду не мути,
и не топай по-лошачьи по камням.
Просто рядышком тихонечко иди.
Не придумывай, что ластится к рукам.

У ручья одна забота — дожурчать
и в реке своей исчезнуть до поры.
Солнце выпьет его песню и опять
светлым облачком столкнет его с горы.

Заслезится, но услышав голоса
свежей партией вольётся в юный хор.
Партитуру бы в блокнотик записать,
только ключ её запрятан в сердце гор.



***
Дождитесь меня, родники и поляны!
Дела, словно гири, висят на руках.
Толкаются в спину, шарахают в пах
и ищут, и ищут, и ищут изъяна...
Питаются сбить с панталыку и с ног,
изгадить лицо нездоровым румянцем,
подставить подножку вспорхнувшему танцу,
чтоб Дух изможденный вконец изнемог.
Дождитесь меня, родники и поляны,
слети мне навстречу, родная тропа!
Беги, как всегда, на восход нескупа.
Пускай еще год или..век..не устану...



***
1.

Луна, как рафинад в кофейной гуще.
Уже рассвет от ночи пригубил
и жадно пьёт напиток дорогущий,
продрав глаза, подхлёстывая пыл.

Не из кофейной чашки, не из турки —
из купола потягивает всласть.
Лучи не гасит в небо, как окурки,
а разжигает, взяв над миром власть.

Окуривая радужною дымкой
сопящий город, белит в окнах свет.
И, наконец, сквозь стёкла, невидимкой,
прошмыгивает в спальни, солнцевед.

А солнце, поднимаясь выше, выше
не замечает, как луна бледна.
Оно её не видит и не слышит.
И тает, тает скорбная луна...

2.

Под рюкзаки становятся туристы,
спеша по холодку нырнуть под тень
раскидистого леса. Воздух чистый,
как дворник, выметает сон и лень.

Асфальт, стянув в ночи мускулатуру,
опять готов размякнуть от жары.
Окрошкой не задушишь диктатуру
полуденного пекла. Комары

спешат в последний раз напиться крови
у рьяного охотника на щук.
И звёзды, обессилев прекословить,
давно сдались рассвету, под каблук.

И лишь луна размытым рафинадом
лежит на дне лазоревых небес,
окидывает землю мутным взглядом,
мечтая солнцу встать наперерез.



***
Рассвет такой безоблачный и кроткий, 
и солнце не выпаривает соли
из тела — кожа нежно пахнет мылом,
все раны, язвы, ссадины омыты,
бинты и лейкопластыри свежи.
Не стыдно перед Господом явиться —
хоть говорят, что врядли Он допустит...
Так это люди людям говорят.
К тому же, если взять пример с Икара,
то может всё запишется иначе?
Взобраться бы на острую вершину,
облюбовать над пропастью скалу
и, вскинув руки в небо, полететь!
Ведь не махать же пугалом с балкона,
когда вокруг надёжное кольцо
роскошнейшего синего гранита!
— Ещё одна туристка сорвалась, —
зашелестят чинары во дворах.
— Наверное, опять гипертоничка!
Нет, вы скажите,что им так неймется?!
Сидели б по завалинкам, вязали!
Так нет, им срочно нужно на вершины!
Как-будто там на небо — вход бесплатен..



***
Не уходит Луна, не ложится,
оторваться не может никак
от отдавшейся Солнцу страницы.
Истлевает, как выцветший флаг.
Не торопится к звездам в отары,
как прилежный, примерный пастух.
Зависает в лучах монтаньярой,
напрягает болезненный слух...

Налетела взмыленная Тучка:
— У меня широкая спина.
Заслоню — получишь нахлобучку.
Не твои с рассвета времена!
— Тоже мне блюстительница света,
клякса на лазурном полотне!
Не спеши Луне давать советы,
постучишься вечером ко мне!
Не впущу! Слезами изольешься.
Все мытарства сызнова пройдешь,
прежде чем на небо заберешься!
Прекращай заносчивый галдеж!
Солнце мне назначило свиданье:
поболтать про светлые дела.
Брысь отсюда, мокрое созданье,
а не то дождешься помела!
Ветер позовем — развеет мигом,
на кусочки мелкие порвет.
Небо — это наша с Солнцем книга.
Вон, гляди: навстречу мне плывет!



***
Как паутинно, солнечно и тихо
в запутанной овражьей тесноте...
На вздохе ускользающего мига
лишь взглядом прикасаюсь к чистоте
нетоптанного млеющего рая:
пускай еще немного позвенит,
пускай еще немного посверкает,
пока мороз над ним не заскрипит.
Зардевшись от сентябрьских поцелуев,
листва помолодела, все ей всласть:
небес неиссякающие струи
и паутин щекочущая вязь,
и ветерка порхающая ласка,
не рвущая стыдливого листка.
Как-будто разом выплеснуло краски
и заспешила девичья рука
прихорошиться к вечному служенью
божественным высоким небесам.
И девственность стареет, к сожаленью,
так стоит ли?..
Не мне судить, не вам...



***
Ежевика, ежевика,
ягода бедовая!
Норов твой лесной да дикий,
горюшко плодовое..

Как ни балует погода —
ноябри обманчивы.
Расцвела мечте в угоду:
грёзы — померанчевы..

Зря на выход нарядилась,
девочка–цыганочка.
Обожжёт сердечко милость,
в золотой ограночке.

Не нальёшься спелым соком,
сладостью медовою..
Ежевика, ежевика,
девочка бедовая..



***
Гора моя, гора, не рассыпайся прахом!
Уставшее вчера, не дёргай за рюкзак!
Позволь мне пошагать ещё разочек с флагом
и водворить его купаться на ветрах.

Гора моя, гора, не обломись лавиной
сметающих тропу беспомощных камней.
Я вовсе не прошу невеститься калиной,
со мной чертополох давно уже дружней.

Цвети не для меня, но допусти до неба,
открой мне кислород свиданий за чертой.
А если я сорвусь, сожмись и стань мне склепом,
не дай твоим орлам глумиться надо мной.

Я прорасту в тебе, я задышу однажды,
но главное — живи, не оброняй камней.
Не растеряй себя! Пусть троп твоих не свяжут
ни век, ни человек, ни происки чертей!



***
Уходим в горы, к родникам,
спасаемся от разрушенья.
А память хлещет по щекам,
иного требует решенья.

Какого? Где-то там, внизу,
в клубок свернулись змеи улиц
и следом, по тропе ползут,
и просят, чтобы оглянулись.
 
Спасенья просят или так,
 шипят от передоза яда?
Чем выше — тем опасней шаг,
тем меньше восходящих рядом..