Астарта

                ...дальше, в потемках, держа на Север,
                проваливается и возникает сейнер,
                как церковь, затерянная в полях.

                И. Бродский


Там ходят днём рассеянные люди,
Зима невыносима в феврале,
И лето невозможное в июле,
Т.к. жратвы не сыщешь на жаре.
Там превосходно в мае, в октябре
Неделю спать с несделанной строкою:
Ничто не помешает, даже бред,
И даже расставанье с дорогою,
Что ночью встав, натянет белый плащ,
И, сунув в рот Muratti или Winston,
Пойдёт к окну, заслышавши пассаж,
Определить квартиру пианиста,
Не видя ни меня и ни саму
Себя в восточном зеркале и в южном
Где в темноте перчатки ждут сову,
Летящую в свечении наружном.

Там бродят одичалые в лесу
С потерянною памятью туристы,
Что автостопом ехали в Москву
Из Крыма. И голодные таксисты
Весь день стоят на площади одни,
Гоняют сплетни, словно молдованок.
И в ночь неканоничные огни
Засвечивают ближний полустанок.
Там можно жить, не зная декаданс,
Писать стихи, постмодернизм не зная.
И починив у Жигулей кардан,
Узнать, что у судьбы есть запасная,
И Lanosы гонять по объездной,
С обочин узких спугивая тени,
Любуясь задремавшею женой,
Обернутою памятью о степи.

Там утром просыпаются везде
Торговцы жизнью, спрятанной за ухом,
И можно постареть за год, к весне,
Когда настанет вечная разруха,
Лежавшая под снегом. Будет дуть
И занавесь качать из парусины
Восточный ветер, тянущий «уснуть…»
Сквозь странный метроном мотодрезины.
Ты планы нам на будущее строй,
Учи стихосложению всенощно.
И будет дым взбираться поездной,
По спинам виноградников и прочно
Средь облаков завязывать узлы,
Где каждый миг пронзительней старея,
Чуть видный сейнер утренней звезды
В девятый вал влетает Назарея.

Там говорят красивым языком,
Поэтому и женщины другие,
И прорастает новое зерно
Под пение пасхальной литургии.
Часты там на рассвете миражи,
В которых всё: от ласточки до пули,
И если в обиходе есть гроши,
То козий сыр купи с Киндзмараули.
Пиши, как Леонардо, чертежи
И дневники записывай курсивом,
Коль довелось тебе на свете жить
В пространстве и во времени красивом,
Соседствуя с болезнью лучевой
Степных дорог от гравия в асфальте
И шкап свой заполняя платяной
То крыльями, то памятью о старте.

Сияет, словно Пушкин пред Дантесом,
Там солнце днями супротив луны,
Едва скользнув по наждаку сосны,
Качается и падает над лесом,
Где с Яго заигрался Арлекин,
Окрестную печаль не замечая,
И револьверный сглатывая дым,
Заполыхают свечи иван-чая.
Любимая из леса принесёт
Оплавленный осколок от турбины
Разбившегося МиГа, запоёт
Какой-нибудь минор из Коломбины.
И скульптор мне заколет под ребром,
И ангелы поднимутся в когорте,
И тело (её) станет серебром,
Застывшем в заключительном аккорде.