Санька Абрамов...

          Тёплая водка в бутылке почти уже и закончилась. Не больше, чем на один разлив осталось. А настроение всё равно не поднялось ни на дюйм, ни на вершок. Кисло как-то на душе. Сидим, вяло закусываем чёрным хлебом со свежими мясистыми помидорами, розовый сок течёт по рукам, семена брызгают на рубашку, а мы выжидательно смотрим друг на друга и ждём, кто же из нас первым предложит сходить ещё за одной бутылкой. Чтобы потом не быть самому виноватым. Типа мол – ты же сам предложил, вот и дальше пей, не выделывайся.

          - Тяжко тёзка, - говорит мне Серёга, наконец-то разливая остатки водки по стаканам. - Приходила вчера Наташка, опять потерянная вся, бледная какая-то непонятная, жалко её до слёз. А ведь было же когда-то время, как мы с ней зажигали! Кто бы мог подумать, что всё так обернётся? И себя виноватым теперь чувствую, хоть и знаю, что нет в этом моей вины. Но кто же теперь точно может об этом сказать?

          А как всё хорошо было, когда я только что освободился. Устроился на завод, всё чин-чинарём, профессия неплохая ещё до зоны у меня была. Шлифовщик. А она в это время работала где-то в светокопии у нас в цехе, сборочные чертежи тиражировала. Частенько мы встречались с ней в цеху. Она мне сразу понравилась. Тихая и спокойная и фигура нормальная. Квартира у неё была двухкомнатная, от завода получила. Муж у неё к тому времени уже умер где-то на севере, и она одна воспитывала сына Саньку. Было ему в ту пору лет десять. Бойкий такой пацан,  черноглазый весь в отца. Ничего от матери не перенял. У Наташки глаза голубые и волосы светлые, а он чернявый и высокий.

          Ох и закрутили мы тогда с ней! У меня до помутнения в мозгах, я же недавно с зоны, да и у неё видно давно мужика не было. Каждый день встречались, то у неё дома, то у меня в общаге, ни одного дня друг без друга не могли. А Санька её тогда ревновал! Помню, приду я к ней в гости, а он надуется на меня, а то и вовсе на улицу убежит. Я уж и так к нему и эдак, и подарки приносил и никогда плохого слова ему не сказал, а он всё равно злился на меня. Ревновал её ко мне. Видно, сильно мать свою любил. И так пацан почти без отца рос, а тут какой-то дядька ещё и мать отбирает. Она бывало,  накричит на него за его капризы, так что и мне приходилось за пацана заступаться.

          Говорил я ей как-то, - « Не кричи на него Наташка, не кричи. Мужиков и мужей может у тебя ещё потом много будет, а сын-то родной один! Вырастет большой, не простит потом тебе измены и нелюбви к себе. По себе знаю, вот мне уже почти сорок, а не могу матери простить, что меняла себе мужей, пока батя на зоне сидел. Ничего отцу я никогда не говорил, а мать простить до сих пор не могу. Не дай бог и у тебя такая же история случится»! – я даже порой домой уходил ночевать, когда он особо был недоволен. Но потом, через полгода ничего, почти подружились с ним. Нормально он ко мне потом относился. Да и мне он нравился, были в нём корни мужские, не слюнтяй, не маменькин сынок.

          Да как-то дальше не сложились у нас с ней отношения. Хоть и встречались мы тогда года два. Что-то она одно время решила мне досадить, видимо потому-что не захотел я жениться на ней и задружила с каким-то мужиком. И я на неё психанул, с другой девкой связался, с моей теперешней женой. Потом ребёнок родился, потом другой…,  и так мы с ней и расстались навсегда. Виделись конечно изредка, то на работе, то в микрорайоне, в такой тесноте разве не столкнёшься, Солнечный микрорайон небольшой, но только так издалека – привет-привет! А про сотовые телефоны мы же тогда и не слышали.

          Как пишут писатели криворукие – много с тех пор воды утекло! И вот с год назад, приходит она ко мне в гости. Плачет белугой. А я и не знаю что делать? Жена дома, а жена знает, что мы раньше встречались, сразу набычилась, косо смотрит и на меня и на Наташку. Психует. Но выгонять не выгнала. А та как будто и не замечает косых взглядов. Глаза слезами залиты, сели мы на кухне, я налил ей чаю и рассказала она мне грустную свою историю. Мне аж самому нехорошо стало.

          Саньке к тому времени уже восемнадцать лет исполнилось, а за год до этого связался он по глупости и по молодости с наркотой. Нет, он не кололся, не воровал, а только покуривал травку. Вроде и безобидное занятие, но к таким печальным последствиям приводит временами? Он учился в каком-то училище, мать работала раздатчицей в больнице, а какая там у неё зарплата? И он стипендию не получал, жили они бедновато. Перебивались с копейки на копейку. И вот стал он брать гашиш у местных наркосбытчиков в долг. А они такие же молодые пацаны,  как и он, только что чуть постарше. В мафию играют придурки. Корчат из себя авторитетов районных. И долгу того было всего ничего – полторы тысячи рублей. Нет, не долларов Серёга…, а деревянных рублей!

          И как это и бывает, настало время расплаты. Он видимо оттягивал столько мог. И вот оказывается, что денег ему взять негде. Мать получает мизер, продать из дома нечего, а поставщики пристали как с ножом к горлу, - «Давай бабки и всё, а если не отдашь завтра, то поставим тебя на счётчик»! Был бы поопытнее пацан, вывернулся бы, этот просто взял и послал их подальше. Знал, что действительно денег нет и занять негде. Кто ж его знает, что дальше будет? Может, если бы ко мне тогда пришёл, объяснил всё, то я бы его и выручил, что там эти копейки? А он гордый, не стал унижаться.

          Поймали они его тогда вечером втроём, запихали в машину и увезли в гараж. Привязали за руки к тельферу, подняли над полом на пол метра и часа три пинали его и издевались, тушили на спине бычки, опустить обещали, порезать, в общем, всё по взрослому, по зоновским якобы, как они полагали понятиям. А точнее - по беспределу! Поставили они ему условие, если он через три часа не принёсёт деньги, то быть ему тогда даже на зоне изгоем, да и не доживёт он до зоны. И он согласился. А что же ему оставалось делать?

          Пришёл он домой. Взял зачем-то паспорт, она рассказывает, обнял Наташку, - «Прощай мама, - сказал, - теперь ты меня долго не увидишь»! - и ушёл куда-то. Хотела она его спросить, в чём дело? Но почему-то она не успела. Не поверила, в то, что это серьёзно. Ничего ей не подсказало материнское сердце. Вот так бывает! А он тем временем, сходил за чем-то за железнодорожную линию, там у него жил знакомый, только что вернувшийся с Северного Кавказа. О чём-то с ним недолго говорил и через пару часов отправился на стрелку. Местные мелкие «мафиози» ждали его уже у железнодорожной ветки, где останавливалась заводская электричка и сидели втроём в жёлтых стареньких «жигулях». Пили пиво и самодовольно радовались успехам своего неплохого, как им напоследок казалось, бизнеса. – «Принёс»? – спросили они насмешливо, - «Принёс», - ответил он, и сел в машину на свободное место сзади. Спокойно достал из кармана куртки пистолет «ТТ» и три раза аккуратно и не спеша выстрелил каждому из троих в затылок. Ни кто из них даже не успел понять, что происходит. Не выжил никто.

          Искали его недолго, он особенно и не прятался. А куда он спрячется, без нужных документов, без денег? Следствие было не долгим. Чего там расследовать? Всё как на ладони. Да и свидетелей кругом было достаточно. И вот влепили ему пожизненное заключение…, как ни крути три трупа. Что же это Серёга за страна такая? Где полторы тысячи в долг дать не могут, а пистолет на вечер запросто? Вроде и справедливо всё получается, да как-то уж совсем не весело. Тут недавно смотрел телик, за четверых изнасилованных и убитых подростков, дали какому-то маньяку двадцать четыре года всего. А тут за троих наркоторговцев - пожизненное. Совсем молодому пацану! Непонятно мне это. Правда написал он ей письмо, утешает мать, потому что в теории, есть возможность через двадцать пять лет под амнистию попасть, да какое это утешение? Никто там не сможет двадцать пять лет отсидеть. Никогда у неё теперь не будет, ни детей, ни внуков. Жизнь, считай напрасно прожита. Пришла она ко мне,  попросила чтобы я помог ей достать робу - мелестиновый костюм ему, для передачи на тюрьму, а то она не знает, что это такое. Я тоже правда не понимаю зачем это ему, но пообещал достать.

          И вот сидит она бедолага, перечитывает его письмо.  – «Послушай, - говорит, - что он мне пишет».

          - «Мама, мама, - пишет он, - вот я столько лет прожил и не знал, что на свете так много простых радостей, что можно просто радоваться солнышку, заглянувшему сквозь решётку, воробью, чирикающему сквозь железные жалюзи, простой конфетке карамельке или простому бульонному кубику, растворённому в кружке кипятка»…. Читает и плачет, плачет и читает.

          А я сижу Серёга, как дурак и не знаю, чем её можно теперь утешить…?