Монолог к себе, с предисловием

Тоска скребёт истерзанную грудь,
И раздраженье обнуляет силы.
В постели одинокой не уснуть,
И не услышать ласкового: «Милый!»

Амур, резвясь по-детски в облаках,
Пронзает наименее достойных, —
Любовь, в таких неопытных руках,
Блуждает среди заводей застойных.

Любовь, пожалуй, череcчур земна,
И не даётся пламенным героям.
Но так ли уж она тебе нужна,
Встречающий-Закат-Звериным-Воем? —

Ведь ты, рукой раздвинув горизонт,
Бываешь в тех пределах, недоступных,
Где чувств людских смешной, дырявый зонт
Не защищает странников беспутных.

Где истины, фонтаном ста ключей,
Питают каждый вдох несметной силой,
И где не произносится речей
Над писменности древнею могилой.

Там нет людей, а значит, места нет
Кромешной глупости, предательству и злости.
Там — только перед совестью ответ,
Там — справедливость на сверкающем помосте.

За вхожесть в этот избраннейший круг,
За сопричастность фортелям всевышним
Ты обречён на череду разлук,
На дружбу с негодяем некудышним.

Но всё ж терпи, учись и матерей,
И совершенствуйся в лихих невзгодах.
Надейся, верь, молись, люби! Лелей
Раненья сердца в праведных походах.

И кровь твоя прозрачной станет вновь,
И дружба заблистает чистой гранью,
Земная душу окрылит любовь,
И труд святой ты явишь мирозданью.

Природа в зимний прозвенит звонок,
Лизнёт тебя заснеженною лапой,
И будет вторить нежному: «Сынок...»
Многоголосное, восторженное: «Папа!»