Подписи к фотографиям

Михаилу Хейфецу

1.

Гробница праотцов освящена
Хевронскою мечетью. Блещет купол
над лестницей Иакова, она
от глаз сокрыта, но торчит стена,
открытая для плача. Что ж, ощупал
ее, чтобы осмысленной рукой
отяготиться вековой тоской…

Над верой – вера. Свет цивилизаций
Затмило солнце нового прогресса
(иль как он будет завтра называться?),
и верят, как всегда, в прогресс кортесы.

2.

Ворота замурованы Златые.
До времени спят на горе Масличной,
не расставаясь с образом мессии,
те, первые, храня свое величье.

Одето в камень это ожидание,
и в седине маслины Гефсимании.

3.

Забытые цивилизации
Заснули под холмом Иерихона –
Задолго до Навина, может статься,
он пал, отнюдь не громом пораженный.

Над ним гора пылает желтизною,
Слепя глаза таких, как я, зевак, 
Здесь понял я: безлюдье предо мною,
а не пустыня; слепота – не мрак.

А там, вдали – цветущая долина,
голубоглазый вьется Иордан –
рукой подать…о, как была палима
Его душа, какой был выбор дан.

На гору Он всходил – чем выше, к небу,
Тем ближе Бог иль дьявол-искуситель:
Возьмешь ли меч сим малым на потребу?
А там в долине – Иоанн Креститель.



4.

Пилата дворик: баскетбольный щит
для школьников и надпись по-арабски, 
сегодня здесь молчание висит,
как приговор, как будто крест пилатский.

Вот Крестный путь – торговцы и туристы,
взирая, алчут: тех манят святыни,
других – клиенты; бродят террористы
почти что мирно – лишь стрельнут шальные

глаза, прицениваясь к жизни,   так
жуир глядит на женщину лениво
и раздевает взглядом,   но тесак
иль бомба ждет у этих терпеливо

за пазухой… тернистый вьётся путь,
здесь Он упал – о, Via Dolorosa, 
но если вспять отсюда повернуть,
на Стену Плача взгляд падёт с откоса.

5.

Верблюд у Мусорных ворот залег,
глядит на мир презрительно-печально.
Хозяин палкой бьет, он изнемог,
но все ж упрямится, шипит отчаянно.

В пустыне городской – корабль пустыни –
судьбой на берег брошенный челнок:
мы в средоточье мира, в сердцевине,
горбатый братец, помогай нам Бог.
 

6. Пустыня Негев

Земли и гор загадочный изгиб.
Приземистое деревце – не древо.
Нет, не пустыня – пустошь. Медный гриб
Восстал из недр земли, как бы из чрева.

О, сколько раз сходился клином свет
На этом пятачке, чтоб расколоться…
Сражались крестоносцы столько лет,
чтобы испить из горького колодца

забвения. Король у входа в Храм
спокойно спи! А сверху примостится
не Страж – всего лишь сторож.* "Аз воздам", 
тебе вещает вещая гробница.

 * У входа в Храм Голгофы похоронены 2 короля крестоносцев, а на каменных надгробиях, по крайней мере в 1992 г., были постелены ковры, на которых спали охранники и/или пожарные.

7.

Лотова ли жена,
Монах ли под капюшоном –
соляная гора
застыла над морем соленым,
отторгнута от Содома,
к Содому пригвождена.

Моря голубизна,
в нем острова соляные,
словно мираж в пустыне;
за дымкою, в Иордане –
"пепельные,   как сказал Бунин, — грани"
чуть видных отсюда гор
в солнечно-знойном тумане.

А за спиною простор
и хаос гор Иудейских –
синь Мертвого моря и соль
вод древнее летейских.

 
8.

Пустыня. Тишина. Вечерний час.
Упала тьма стремительно, как свиток
раскрывшийся. Вот-вот услышишь глас
в пустыне вопиющего. Как зыбок

застывший мир: один лишь только миг –
и вновь падет он в мерзость запустенья.
Внимая тьме, к ней Азазел приник:
козла ведут ли ныне отпущенья?

Кремнистый путь – тысячелетний стык,
кровавый, кровный, грубый, долгожданный –
я слышу твой клекочущий язык,
земля моя, и выдох твой гортанный.

Боль иссушённых добела костей
в пустыне – не на благостном погосте…
Мир мечется, не верит, ждет вестей
о том, что ожили, срастаясь, кости.

Ноябрь - декабрь1992 (Израиль – Нью-Йорк).