Герберт Уэллс. Начало века

       

Весёлая вдова управляет аэропланом,
министр финансов осматривает выгодную лазурь.
Европа египетских банков и ресторанов,
солнечных ванн и мокрых процедур.
        В шаре из кейворита я пролетаю,
        открыв неудобную книгу, сижу - зеваю.

Женский бокс посещают британские денди,
они клюют китайский кокаин и смотрят в монокль.
Утренний чай и бутылка вечернего бренди,
взрывы злачного хохота и декадентский вопль.
        Я лечу в аппарате последнего слова
        науки, слушаю музыку из патефона.

Немцы пьют пиво на своих дирижаблях
и мочатся сверху на английские корабли.
В подворотнях Африку нещадно грабят,
пробковый шлем садится в автомобиль.
        Я лечу сквозь слои атмосферного газа,
        в шаре из кейворита томится мой разум.

Женщины в храбром галифе осваивают небо,
над Германией клубится металлургический дым.
Всплывают субмарины за свежим глотком хлеба,
все телеграфные линии обязательно ведут в Рим.
        Я смотрю на планету и мне всё видно -
        на коленях моих раскрытая книга.

Дредноуты ходят как часовые казённого моря,
Метрополии вычёсывают колониальных вшей.
Мужчины с томностью в пресыщенном взоре,
женщины с гирляндами жемчуга вместо ушей.
        Летательный аппарат мчится лазурью,
        я лечу на Луну - несу культуру.

Философы в креслах-качалках курят сигары
и слушают по длинному радио новенький джаз.
По бульвару гуляют электрические пары,
ходит смерть по следу, одев противогаз.
        Пролетая, я шорохи воздуха слышу снаружи -
        подо мной облака из брюссельских кружев.

Из планеты Земля отправляются первые люди
в артиллерийском снаряде - узнаём из газет.
Пока спящий спит, и его никто не разбудит,
будущее не наступит. Будущего, считай, что нет.
        На летательном аппарате пробивая тучу,
        я над пыльной книгой сижу - мне скучно.