De profundis...

[Warning!For adults only!21+]


О запустелости планид,
где хмурый зэк, громя гранит,
свой утлый ум, хрипя, гранит
под завыванья эвменид.

"…так в тюрьму возвращаются в ней
побывавшие люди и голубки в ковчег".
Иосиф Бродский.

*
Господь без грешников скучает,
хотя их церковь обличает.

Саше Гурину.

В Нью-Йорке тишь. И гладь. Над едким смогом
Empire State, как свечечка, горит.
Ночь не тиха. Никто не внемлет богу
и Брайтон-Бич по-русски говорит.

Прах отряси, ни цента не истратив.
Растает страх, как прошлогодний снег.
Но без собак, без меньших наших братьев,
ни жить, ни быть не может человек.

Надсмотрщик – верный пёс пустой идеи;
собачий род неприхотлив, не лжив.
Им вечно помыкают прохиндеи,
себе на плечи лапы положив.

Кусни их в бок, пускай им выйдет боком
весь пот, что долго впитывал гранит.
Пусть в алчном горле встанет ненароком
гранитный ком. А нас господь хранит.

Насмешлив бог – карает тех, кто любит
его и им без памяти любим.
Не лезь на крест, ведь он тебя погубит.
Неси свой крест. Будь непоколебим.

В Нью-Йорке снег. И дождь. И небо ясно.
И Broadway, кремнистый way блестит.
Жить не опасно. И не безопасно.
Спеши. Греши. Господь тебя простит.

P.S.
Возможно, срок на пару лет скостит,
а жизнь на ту же пару нарастит,
да вылечит с оказией цистит.
Там, на плите, не чайник ли свистит?

пос. Губник, карьер,
лагерь особого режима.

*
Вове Сабину.

"… чтоб вас оплакивать,
мне жизнь сохранена".
А. Ахматова.

Жил мальчонка резвенький,
взгляд имел холодненький,
свой умишко трезвенький
сдал внаймы колодникам.

И, звеня цепочкою
да подошвой шаркая,
охладел под кочкою,
кровью алой харкая.

Самых цельных, искренних,
сдержанных, не выспренных,
палочками Коха
выбила эпоха.

*
Вове Толочному, прожившему 33 года
в тюрьме, умершему в возрасте 51-го года.

Мы родились в канаве сточной.
И я, и братик мой Толочный.

Безвременья продукт побочный, –
что я, что братик мой Толочный.

Живёт в пятиэтажке блочной
между отсидками Толочный.

Не вырвалось из пут оброчных
всё поколение Толочных.

Хоть развалился блок восточный,
не разблокирован Толочный.

Мечтая о воде проточной,
всё из копытца пьет Толочный.

Кому-то плод достался сочный,
сухарь грызет илот Толочный.

Не выше балки потолочной
парит братишка мой Толочный.

Познаний очных ли, заочных
себе не мыслит род Толочных.

В умах клубится дым морочный,
но мыслит в простоте Толочный.

Диагноз ставится неточный,
что, дескать, бестолочь Толочный.

Всю жизнь за сеткой проволочной
промаялся з/к Толочный.

Как пасынок страны порочной
досрочно умерщвлён Толочный.

Истории туман молочный,
уныло тонет в нём Толочный.

Хроманье хроники двустрочной –
мой бедный лепт тебе, Толочный.

*
Радость освобожденного от оплаты труда.

Иди. Трудись. А вдруг не наповал.
Хирург спасёт. А там и группка стрельнет.
На сотни вёрст простёрт лесоповал.
Сосна со сна да полусонный ельник.

*
Приходили гопники – торговали в жопнике*.
Всё косили в пёху мне, только это по *** мне.
 *пёха, чердак, жопник – классификация карманов (арго карманников)

*

"Я Вас люблю, хоть я бешусь…"
Саша Пушкин.

Я Вас скребу, хоть сам чешусь
и на законный не решусь,
и воздух спёрт, и на аборт
мне жалко рублик.
Беру я крем, иду в “гарем”,
секс нужен всем и ясно всем –
мне педераст себя отдаст
за чёрствый бублик.

*
Мы тронулись умом, потом ногами,
а эти дурни топчут сапогами
всё, что мы с кровью сердца испекли.
Так пусть же упираются рогами
и сами добазарятся с богами,
чтоб их навек в трюма не упекли.

*
Жгучее, живучее это племя сучее.
Стертое, дешёвое, двух- и трёхгрошовое.
Бьют, ебут и мучают это племя жучее,
а они не каются – стучать не зарекаются.
Жуйте, суки, жуингам, да не ходите ж по ногам.
Причащайтесь клитором, он на вкус не приторен.
Прочищайтесь пенисом, занимайтесь теннисом.

*
Вот Вы вошли, с лица улыбку стёрли,
сомкнулись пальцы на костлявом горле
и тленные оставили следы.
Криминалисты спорили – матёр ли,
хоть все протёр, достаточно хитёр ли,
чтобы обсохшим выйти из воды.

*
И скорбен лик, и вечно скорбен лик
у каторгой изглоданных калик.

*
Упадок воровской идеи.

Письмо от Лёхи: “Одолели лохи,
заели блохи и дела плохи.
И ходят слухи, что дома в разрухе,
и от непрухи я пишу стихи».
Пишу я Лёхе: “Подберите крохи,
зашейте пёхи, выпейте духи.
Сушите порох, глазки спрячьте в шорах
и в разговорах шпарьте от сохи”.

*
Лагерная визитка.

“Имярек. Ни дать. Не взять.
Не входить. Любое время”.

Лагерные дацзыбао.

“Не лезьте на ***. Не хватайте за хуй.
Идите на ***. Запись за углом”.

“Куплю клеща. Себя не предлагать.
Всем не отвечу. Запись на задворках”.

*
Терплю и жду. Пять лет не рассветает.
Не рассветёт, как видно, никогда.
Пять лет снежинка на щеке не тает,
считает непреклонные года.

*
О константах.

Вот несу я на весу я
из ларёчка колбасу я.
Что вистуя, что пасуя,
все равно её несу я.

*
Сладкий вкус предательства.

Исповедь ренегата.

Не предавай. Я всех предал.
Не продавай. Я всё продал.
Не пожалей. Сдеру последнюю рубаху.
Хоть кровь не пей. Вот тут я дал –
предал, продал и в лапу дал,
и уложил десяток шей в рассол на плаху.

*
Об опасностях распутства.

Только сунешь в жопу пальчик, –
глядь, а ты уже не мальчик.
Кто лишился пальчиков,
так и ходит в мальчиков.

*
Носим ношеное, **** брошеное.
Шубка дядина, шапка дадена.
Ласка ****ина и та украдена.

*
Выбор ограничен
(юберунтерменш на распутье)

Неёбаному все не по пути.
А ****ому всё уже не слишком.
Претит скрестись, скрести,
с моим умишком –
дай Бог меж ними тишком прогрести.


Политические воззрения каторги

Ух, подбилися министры –
глазки востры, перья быстры.
Лучше б сделал мне минет
министерский кабинет.

Conditio sine qua non…
Common sense.

Кто при звезде и при ****е,
тем будет хорошо везде.
А без звезды и без ****ы
у проруби не взять воды.
Пришпиль звезду, подмыль ****у
и утопися, ****ь, в пруду –
в глухом пруду,
куда вовек я не приду.

*
Дела противные и нормативные

Ох, не буду скромничать – нравится скоромничать.
Рад бы попоститься я, да не дает юстиция.

Всё сижу на привязи, молю: “Боже, вывези!”.
Рад бы отвязаться я, но – сигнализация.

*
Принимал себя всерьёз, выясняется – завхоз.
Жил бы и в завхозе я, да это дело козие.

*
Мгновенное признание осатанелого лагерного
педераста в минуту редчайшей душевной открытости.

Худей ещё, моя худая слава,
истощена, но не укрощена.
Когда ко мне приходит друг мой Слава,
ни слава мне, ни Клава не нужна.

*
Г.Г.С., прикрывавшему меня в лагере.

Но сын Григория – Егорий,
не признававший аллегорий,
мне резво закрывал наряд;
я, под защитою наряда,
плюю в начальника отряда,
веду себя как вон из ряда
и свой не опускаю взгляд.

Я – чистый социальный яд,
беспримесный как треск цикад.

*
Славе Плёнкину,
“афганцу”, оказавшемуся в тюрьме
за неимением других предложений.

Контуженной башке, заячьему сердцу…

Опять забыл, что чай вчера поставил,
себя к награде снова не представил…,
чай убежал, уплыли ордена.
Зачем ты в городки меня обставил?
Да как ты мог – ведь это против правил.
“Дурная мать, но верная жена”.
Себя ты этим, Слава, обесславил.
Насыпь пшена – я ж тоже старшина.
Хоть хрена дай, ведь нету ни хрена.

*
“Ржавеет золото…”
Аня Ахматова.

Ветшает плоть, околевает дух,
крошатся зубы, холодеют ноги.
Всего забавней в лагере “петух”,
все остальные сиры и убоги.

*
Почувствуешь такую пустоту, которую тампоном не заполнить.

*
Саше Гурину
зеку, наркоману, хитровану.

На пол – штыка – я глубоко копаю,
то ли грехи былые искупаю,
то ль вновь грешу, ликуя и скорбя.
Скупец, скупей себя скупцов скупаю,
и даму прикупая, выкупаю
всё, что спустил, взыскуя и любя.

Ступить ленюсь, но всё же преступаю.
Врагов в слюне их собственной купаю,
сомнений корни в корне истребя;
весна придёт – я вертоград вскопаю,
брожу меж гряд, ехидно напеваю:
“Не для тебя, мой враг, не для тебя”.

*
Хорошим быть невыгодно.

Из разговора, подслушанного в бараке.

Happy end за happy end’ом,
Свазиленд за Куинслендом –
все бегут, куда бегут?
И орут мне: “Please, be good!”
Был бы я, конечно, good,
да как овечку обстри’good.
Буду я постриженным,
фанерой припариженным,
пряжечкой напряженным,
упряжечкой запряженным.
Лучше буду very bad,
да не пропущу о’bad.
Вот к о’bad’не еду я,
плотнее поо’bad’аю.

P.S.
Свечи жгут, овец стригут,
ничего не берегут.

*
Где нестроение в ряду, знать, были пидоры в роду.

*
Причуды морфологии.

Вот криворожский – рожа не крива.
Как дальше жить? Во что теперь мне верить?
Где колокол? Звонит едва – е-2.
Никто не входит. Заперты все двери.

*
Мера пресечения

Попадаю в плен в Клину,
проклинаю и кляну.
Воют: “Клинит!”, – так расклиньтесь,
от губы отклейте “Клинекс”,
нет “ОВ”? – пошарьте в зобе
и уебитесь, ****и, в гробе.

*
Науму,
мужику par excellence.

Присядь на корточки, Наум,
давай поговорим за ум,
за честь и совесть.
Давай закурим натощак,
а вдруг да будет все ништяк –
об этом повесть.
Но нет, не будет так как там,
где носят корочки кротам
босые белки.
И не найдешь благую весть,
ее страшась случайно съесть,
на дне тарелки.

*
Отрежь язык. Прибей к вратам барака.
Сорви ярлык. В князья нам прочат рака.
Быть может, я как раз созрел для брака?

*
Едет Бобик на коте
в стыломёрзлой Воркуте.
Объясните-ка коту,
зачем вам строить Воркуту.
Коты разумней, чем скоты –
творцы проклятой Воркуты.

*
Вполне чтоб перевоспитаться,
не худо лучше бы питаться.

*
Лагерные байки

Вот лежу на Sharon Stone
и включаю Rolling Stones.
Stones стонут, Stone стонет,
уд в манде Sharon’ьей тонет.
Широка страна Гурония,
глубока манда Sharon’ия.
Нет в манде Sharon’ьей дна,
Sharon в Beverly одна.

*
Вове Липовану,
идейному невежде, суке позорной.

Satur venter not studet libenter.

Он всё твердил, что, дескать, выживут не все,
а сам крутился, словно белка в колесе,
и докатился до утраты уха.
Не рви куски, не прячь донос в носки –
да не придётся, ссохшись от тоски,
терзать свои же плоские соски…
Ты сыт, как брюхо, что к ученью глухо.

*
Приходила из ГУЛАГа утешительна гумага:
“Кто без родины и флага – тот не выйдет из ГУЛАГа;
кто при родине и флаге – так и будет гнить в ГУЛАГе.”
Я без родины, но с флагом – попрощаюсь я с ГУЛАГом.
Как всегда, все сливки наглым.

*
Обожрался пиццею и хвостищем хвицаю.
Связался, ****ь, со злюкою – теперь стою и хрюкаю.

*
Проклятой памяти лагерных
коллаборационистов

Боимся БУРа и пеллагры,
начальства, течки и подагры.
Сучья песенка.

Там был идиот по прозванью Федот,
он, скот, вечно клянчил копейки.
Пропхнул бы, наверно, но дал ему в рот
тот Мишка, что ходит в скуфейке.
 
Он плёл про Алсу, ковыряясь в носу,
когда его громом убило.
Нести на весу из ларька колбасу,
наверно, приятнее было.

Он слушал попсу, заплетая косу,
когда подавился заколкой.
Скормили его шелудивому псу,
отметили место метёлкой.

Метёлка стоит, ей стоять предстоит,
как память о мерзком Федоте.
А пес шелудивый, объевшись, скулит,
мечтая о суке в охоте.

Не раз кутерьма нас сводила с ума
и мы о Федоте забыли.
А чё о нем помнить – тюрьма да сума,
да горсточка лагерной пыли.

*
"Я встретил Вас…",
истинное происшествие.

Саше Гурину

Мне не забыть как костным жиром
вы пайку мазали себе.
Вы были тёртым пассажиром,
все силы отдавшим борьбе.

А я, как встарь, валял Ивана
и в Риме расселял гусей;
не отвлекаясь от дивана,
решал судьбу России всей.

*
Пауперналии

Vox pоpuli

Нет средствов на клёвые – всё курю дешёвые.
Это дело плёвое, житье мое ***вое.
Это дело левое, значитца, неправое,
вот схожу налево я, поимею право я.
Вот схожу на дело я, ухожу Отелло я –
что за мысли чёрные, как родины уборные.
Нету больше нечисти, чем в моем отечестве.
Ч;стны вечно не в чести, бремя жизни как снести?
Проку нет в отечестве, побоку и обчество,
отвечать за отчество – только мне не хочется;
только мне не можется, косточка не гложется,
кружевце не вяжется, правдочка не скажется.
Прилеплюся к Богу я, возлюблю убогую.
Старая, убогая ведьма разноногая.
Грязны ноги ведьмины, от мороза сбрендим мы,
побредём к обедне мы на недельке седьминой.
Стал намедни к мессе я – подмигнул мне мессия.
Дивная профессия – долгожданный мессия.
Вот стою на клиросе, набираюсь сырости;
как уберечь от сырости твои, Боже, милости?
Вот такая крэйзия вся моя поэйзия.
Прозябал в ликбезе я, а теперь в совбезе я.
Был вчера при стразе я, бузовал на сразу я.
Истощённа Азия. Возмущена Кавказия.
Наглотался мази я, насмотрелся мрази я,
сучия экстазия – что за безобразие.
Значитца, в отказе я – поселюсь на базе я,
славная лабазия – чисто эвтаназия.
Вот встаю на минусе – подмешали примеси,
а как смешаю смеси я – ****ое месиво.
Ох, сменю конфессию – отвалю в Юдессию,
сдам экстерном сессию и упьюся смесию.

*
Кормят зэки голубей, хоть к стене их всех прибей.
Толку с этих голубей – ни муки, ни отрубей.

Порошковым молоком я к погибели влеком.

*

Подслушанный комментарий.
(практически дословно)

Вы помните, вы все, конечно, помните,
(вспоминай, животное)
как я стоял, приблизившись к стене,
(встань, чудовище)
взволнованно ходили вы по комнате
(в глаза смотри, уёбище)
и что-то резкое в лицо бросали мне.
(язык твой раздвоенный)

Вы говорили, что нам пора расстаться,
(вот сучище)
что вас измучила моя шальная жизнь,
(ну, не падла)
что вам пора за дело приниматься,
(ах, мерзавка)
а мой удел – катиться дальше вниз.
(как такую не любить)

Любимая, меня вы не любили,
(разве она не великолепна)
не знали вы, что в скопище людском
(****ь её и резать)
я был как лошадь, загнанная в мыле,
(а резаную сажей мазать)
пришпоренная смелым седоком.
(смолить и к стенке становить).





Soundtrack: Ernest Bloch - Baal Shem, for Violin & Piano (1923) II. Nigun.


http://www.litprichal.ru/work/89281/