Пронеси её, Господи, мимо...

***

Будет так – в дебрях сумерек долгих
второпях стрекотавший сверчок
потеряет вдруг нить эпилога
и замрет, и обронит смычок.
В тишине покачнется мгновенье,
век и город меняя в лице.
И в туманной твоей ойкумене
вновь забрезжит далекая цель.
Отдалившись ещё. И не вычтешь
ни единой из канувших дат.
Ты уходишь дворами привычных,
ставших сплошь проходными, утрат
в пустыри одиночеств насущных,
где под сердце ветра полоснут,
где становится проще и гуще
тишины непреложная суть…

«Пронеси её, Господи, мимо» –
всё бормочешь ты, но за спиной
дышит время почти нестерпимой,
загустевшей колодезной тьмой.
И расходится, плавится ломкий,
чуть державшийся лёд забытья.
Да, беспамятство – это потемки,
но потемки и память твоя.
Повтори же от Ноя доныне
этот пройденный город с азов –
подворотни гремучей гордыни,
небоскребы обрушенных слов,
и дыши на озябшие пальцы –
занемевшие сумерки грей,
став безвылазным постояльцем
нескончаемых пустырей…



***

В начале было… Впрочем, помолчи –
не дай речам огульным и окольным
вновь со своей лукавой колокольни,
с пожаром одержимой каланчи
трепать не умещаемое в них,
для слов не проницаемое имя.
Молчи и слушай неисповедимый,
безмолвный снег над пеной площадных
изустных правд и писаных времён,
в их переобновляемом завете –
закупоренный в бражной склянке ветер,
расколотый в кимвальный стылый звон,
казнённый воздух… Просто слушай снег,
вдыхай неизъяснимое молчанье
о том, что каждый сущий миг – начало,
и каждое начало – человек…