Summertime...

Пекло. [ Репетиция ].

Когда обрушивает зной
на город небо и духовка –
жаре в контексте неземной
проигрывает как золовка –
с родной в сравнении сестрой;
влачится божия коровка –
крыло топорщится неловко –
ей отказали и сноровка,
и термостат; привычный строй –
порядок лётный обездвижен;
жарою город днесь унижен
как соболь мерзкою мездрой.
У вялой Флоры под стеной
ублюдки источают свой
удушливый и резкий запах;
ах, знать бы – кто тому виной –
причинный ремень приводной
на шее захлестнуть – не ной –
и удушить в горячих лапах.

Но умереть – ни-ни;
но захлебнуться – дудки –
густой и горькою пожарища слюной.
Длинны; – как мили – дни,
удушливы, не чутки –
виси в петле – доколе гусь и утки
потянут в Африку под блёклою луной.

Вот что жара в умишке перегретом
лиловым нарезает винегретом.

 *

15-е августа, 11.10 a.m.
[ Я – сваха].

А воздух стал столбом и пяткой
на тёртый наш меридиан.
Над потным лбом, сварившись всмятку,
елозит пятый океан.

Терпи – всего лишь две недели
до избавленья – школьный год
грядёт – айва; спелей; тяже;ле
у школьниц попы – жар спадёт

и лист, скользя, споёт: ”Метелей
закружит скоро хоровод”.

Себя, скрепясь, уговоришь ты,
но коже – чушь твои коврижки
и заклинанья – едок пот
и кущи жжёт – что твой суккот –

эфирный пламень. Мимо елей –
в подвал, где сырость упасёт.
Тем, кто дороднее и в теле,
совет мой – в омут, в петлю, в грот;

сиди, глядясь в пучину вод
и жалуясь соседке Геле –
её ушам твой сладок рот –
вот и сойдитесь – в самом деле.

 *

Лето две тысячи десятого года.

Но отпускали – не остроты,
но запускали – не фокстроты,
вопрос невинный – где ты? кто ты? –
коварно заставал врасплох.
Броски мимической гримаски,
сухие риски на замазке,
слепые встряски нервной ряски –
шипели: ”Уф-ф!”; и вечер плох,

и утро продышаться ночью
не поспевало, и воочью
разнес протуберанцев клочья
светила раскалённый шар;
а день – томителен и тянущ,
живой плетень – пожухл и вянущ,
пыль на губах , в кострище ямищ –
живьем изжаренный clochard.

В две тысячи десятом годе
мы все – благодаря погоде,
нам бывшей гидом на исподе
земных ужимок и прыжков,
свели – хоть шапочно, но тесно
знакомство с пеклом – ведь известно –
страшит нас тайна – но Гефест нам
глубь распахнул предельно честно –
мы – фарш для пошлых пирожков.

 *

Лето корту тарататорит…

Вот огугленный Сержик
играет в огне полнолунья
и литая ракетка
теснит апельсиновый мяч;
мир нанизан на стержень,
им ветер отхлещет шалунья,
записная кокетка
из дома за львами двумя.

Непоседливым нравом,
веснушками, свежестью ссадин
интригуя и зля
теннисиста, отдавшего гейм,
регулируя право
на тело из горок и впадин,
чьим ландшафтом фигляр
пришнурован на лето к ноге.

 *

Ливень.

Накрылись корты медным тазом;
принять не в силах бедный разум –
да как же так? – все планы разом
какой-то ливень похерил.
Не бьет ракетка желтый мячик,
а тот над сеткою не скачет;
грустит довольно взрослый мальчик –
и на балконе – рослый мачо –
так безутешно-горько плачет –
льет слёзки на ребро перил.

 *

15-е августа, 4.40 p.m.

Хотелось выспаться, но зной –
не здесь взращённый, привозной –
сон гонит, словно лист – сирокко;
ну сколько можно братьев Рокко
смотреть в грязи затрапезно;й?
Я голосую за барокко
и лёгкость визы выездной.
Идите на ***, пейте mocco.

Авось, засну, над левым боком
приткнув плакат: ”Усни. Не ной”.

Твой *** похож на вераокко,
её ****а – на грязь весной,
что диск нам кажет заказной
из стран, разлегшихся далёко
от государевого ока.
Мне жарко. Оттого я злой.

Во как…

 *
Когда ж откружится пружина?
Когда ж истощится завод?

Вот сижу на рельсе я –
сорок пунктов Цельсия;
льда коробку в кейсе я
кстати захватил.
На загривке кожица
пузырится, ёжится;
что-то мне неможется –
словно пил метил.

Эх, простор просёлочный,
не шоссейный – ёлочный,
обступивший сволочный
жребий мой во рву.
Что за наказание –
мнится мне – в Казани я
огненным лобзанием
мечу татарву.

Ну жара, ну умница,
менторша, придумница,
щас, пожалуй, вспомнится
Рюрик, дурик, Рож.
Лед прижал к затылку я,
отпустило – зыркаю –
ХХI-й – цвиркаю
в месиво из рож.

Что Сварог, что трёшный бог –
на *** хуй – итог убог
и морковошный пирог –
не деликатес.
Надо б деликатнее,
тоньше, не плакатнее,
рву у церкви ватник я –
знать, попутал бес.

Ох, термодинамика,
где ж второй твой – паника
в православной плоскости –
попусти, тепло скости.


http://www.litprichal.ru/work/89127/