Con amore...

Что за прелесть наши мамы –
вздорны, въедливы, упрямы,
прививали пальцам гаммы –
палец ноет, ум неймёт.
Ах, Сурок, Элиза, Чибис –
до кости; в суставы вбились.
Мамы в детках растворились.
В нашем дёгте – мамин мёд.

*

Невыносимо, что стареет мама,
невыносимо знать, невыносимо
помыслить, что сырой могилы яма
отнимет мать от сына. Износима

любая скорбь, но этой нет ущерба,
она густеет, давяща, как ветер,
гнетущий листья. Истлевает herbae
и мыслящий тростник – лишь мыслью светел –

мрачнеет от единственно знобящей,
невыносимой, немо голосимой,
истошным воплем в ящик колотящей,
не мысли, но бессмысленной Цусимы,

что топит методично и упрямо
не флот дурацкий – старенькую маму.

Мы по пятам преследуемы смертью,
ослеплены пустячной круговертью.

Глаза непроницаемы, сердцами
не внемлем жизни маминой мерцанью.

Но нет полнее близости и кровней,
лишь крови общность делает нас ровней.

Не будь дичко;м – рассеянным, холодным.
В одной любви лишь до;лжно быть голодным.

Последней каплей старенькое сердце
всплакнёт – ты взвоешь, не вернуться в детство.

Слова любви ссыпая в долгий ящик,
мертвишь души ороговевший хрящик.

Не жди post mortem, чтоб любить post factum.
Ужасен De profundis первым тактом.


http://www.litprichal.ru/work/88833/