Зуа

ЗУА. ПЕРЕРОЖДЕНИЕ МИРА

«Все любят читать про обдолбанную
экстези, пьяную и сексуально
раскрепощенную молодежь, только
самые пошлые и развращенные
люди скрывают это» 

I. Молочно-розовый эпизод


Привет, Мама!
Держись! Всё будет хорошо. Это знаешь ты. Это знаю я. Когда ты получишь это письмо, я, наверное, уже буду перелетать через Атлантический океан. Я так хочу тебя обнять. Я уверена, что, когда ты увидишь меня, то обязательно выздоровеешь. Прости, что писала так редко... Я пыталась… Но каждый раз не знала, с чего начать...

– Извините, мистер! Мистер! М-и-и-и-с-т-е-е-е-р! – кричала Зуа округлому мужчине с розовой кожей. Он спал и, казалось, никакого значения не придавал тому, что его длинные, но очень редкие волосы пепельно-бурого цвета вздымались от громких звуков, издаваемых ртом разъяренной африканки с бусами из слоновой кости. – Мистер! Мистер!..

Крики нужного результата не дали, поэтому маленькая, почти двадцатилетняя, хрупкая  девушка схватила с подноса такой же маленькой и хрупкой стюардессы стакан с теплым молоком и обильно полила им пепельно-бурую голову.

– Девушка, что Вы делаете? – кричала стюардесса. Мне, кажется, что стюардесс набирают по уровню стервозности и равнодушия ко всему. Даже если самолет начнет падать, то эти отборные суки спокойненько соберут вещи, наденут парашют и перед прыжком скажут: «Без паники! Самолет сейчас упадет и разобьется, а вы все погибнете, но только без паники!».
– Какое нахальство! – вторили дамы с дорого стрижеными собачками. Казалось, эти собачки даже устриц едят специальными ложечками для устриц. Причем, Зуа больше смутилась не тем, что собачки едят ложечками, а тем, что они едят устриц. Она, студентка Калифорнийского университета, не могла позволить себе есть устриц, да еще и специальными ложечками. 
– Брррррр... Да, девушка! Здравствуйте! Чего Вы хотели? – сказал розово-молочный мужчина и, вытирая лицо свежим номером The Wall Street Journal, продолжал. – Что Вам нужно? Что вам всем от меня нужно? Отстаньте от меня все!.. О, горе мне, горе! Сначала моя жена, моя любимая Остин, моя очаровательная супруга, выгнала меня из дома. Потом сын, мой единственный наследник, мой замечательный Гордон, ушёл защищать мексиканскую границу, а когда вернулся, заявил, что он гей. Потом моя Петси, моя гордая Петси, моя самая пушистая кошка на свете, связалась с каким-то уличным котярой. И теперь у них… КОТЯТА! Вы только подумайте! Нет, вы только представьте себе – ко-тя-та!..
 
…Гордись, Мама. Твоя дочь учится в одном из лучших университетов Америки. Меня здесь любят. Преподаватель по истории Латинской Америки Мистер Домби даже зовёт меня к себе на специализацию. А ещё у меня здесь очень много друзей. Они всегда мне помогают. Ламбо и Карен нашли мне работу, чтобы я могла купить себе билет до Лагоса. Я скоро приеду и честно-честно расскажу тебе обо всем, что со мной было…

Когда причитающий мужчина заканчивал историю о трагически погибшей рыбке Елизавете, при этом, испачкав всё лицо в чернилах американской прессы, так как пытался вытереть молочные слезы с розового лица, Зуа не выдержала и наконец-то остановила разноцветного мистера.

– Мистер! Я, конечно, очень переживаю за Ваших домашних животных, но Вы не могли бы пересесть на своё место. У Вас какое?

Заревев, мужчина начал рыскать в кармане своего пепельно-бурого пальто, но достал-таки билет и, внимательно изучив цифры, демонстративно покинул место своей дислокации. Пассажиры отвернулись и теперь только изредка погладывали на прямолинейную африканку.

– Э, как ты его! Научишь, пока будем лететь? – улыбающийся парень помог Зуа закинуть сумку на верхнюю полку. – Меня зовут Мицлав.

У него были русые кучерявые волосы и болотно-зеленые глаза, которые при особом освещении могли становиться красными. Огромный лоб свидетельствовал о его образованности, а выдающиеся скулы о каком-то особом сербском мужестве: не военном, а именно жизненном. Такой может жениться на беременной девушке, брошенной сволочью-отцом, забыть про учебу в университете и ради жены и будущего ребенка устроиться на шесть работ. А был бы с ней он не по любви страстной, не по жалости, а потому что он по-славянски верит, что другие смогут поступить, как он, и пойдет цепная реакция. Вот только нет у него такой знакомой беременной женщины.

– Привет, Мицлав, – сказала Зуа и обратилась к стюардессе. – Можно мне лёд?
– Зачем лёд?.. – серб посмотрел вверх. Тяжелая сумка бесшумно скатилась с полки и врезалась ему в бровь.
– Зуа, – улыбнувшись, сказала африканка и протянула пакет со льдом.

К нашей парочке подошел Уорон Саншайн – типичный американский студент. Среди его подвигов можно назвать секс с сорокатрехлетней преподавательницей ради зачета и то, что в знак протеста против университетской  формы, он пришел на пару абсолютно голым. Умом Уорон не вышел, но телом удался. Его мама, лучший пекарь Мемфиса, называет его «своей самой сладкой булочкой». В школе сложнее всего ему давалась геометрия, но кубы и кубики всё-таки оставили след на его теле, удобно разместившись на торсе. Уорон оценил взглядом ситуацию и сказал:

– О-о-о! На любовном фронте вновь потери? – повернулся к Зуа и добавил. – Это ты его так? Молодец! А можешь и мне такой же поставить? Я же не могу бросить друга в беде… Эмм… Уорон Саншайн…
– Очень приятно, Уорон.
– Чтобы узнать её имя, нужно сначала себя покалечить, – поправив лёд, произнёс Мицлав.
– Похоже, этот парень безнадежно в Вас влюбился и он умрёт, если Вы не скажете мне, как Вас зовут.
– Зуа…
   
 …Мама, ты не поверишь, что я везу тебе в подарок. Приеду и узнаешь. Тебе должно понравиться. На работе мне заплатили столько, что мне хватило на билет, тебе на подарок и даже ещё чуть-чуть осталось. Моя Мама, держись! Я приеду и – вот увидишь – тебе станет легче...

Самолёт разрезал молочную пелену облаков и, преодолевая воздушные потоки, помчался подальше от заходящего розового солнца. Пассажиры рейса Лос-Анджелес-Лагос засыпали и представляли дикую Африку, которую они уже совсем скоро будут лицезреть. Пока эти мечтатели витали в облаках абстрактных, наши герои наблюдали за облаками вполне конкретными.

- А знаешь, почему вечером облака становятся алыми? – спросил Мицлав у своей чернокожей спутницы.
- Ну, там что-то с преломлением лучей. Вроде так… Не помню точно. Я в этом не разбираюсь, я гуманитарий, - серьезно задумавшись, ответила Зуа. Это выглядело так смешно. Это всегда очень смешно, когда красивые лица начинают задумываться о чем-либо. Ко лбу и вискам приливает кровь. Брови сдвигаются ближе к переносице, а губы вытягиваются слегка вперед. Это заставляет мужские уши отключаться, зрачки расширяться, а пресс напрягаться. - Честно: совсем не помню... Мицлав, эй! Ты меня слушаешь?
- Извини, задумался...
Зуа поняла, о чем думал Мицлав и даже угадала цвет постельного белья на кровати, куда он мысленно её затаскивал.
- Так что там с облаками?
- С какими облаками?
- С розовыми!
- Ааа... точно. Так вот, слушай...   

III. Эпизод с использованием стальных наручников и французских гениталий

До Лагоса оставалось всего 2 часа, и евро-афро-американская троица уже успела надоесть салону. Про нескончаемые разговоры не стоит и упоминать.

- Вопиющая бестактность! – читая следующие строки, будут кричать дамы типа салона толстовской Шерер, ещё употребляющие в своём лексиконе слова «моветон» и «моншер» и использующие шипр.

- Брутально, - восхитятся дамы, влюбленные в «Жестокие игры» и купившие на прошлой неделе наручники. Нет! Не розовые с пушком! А исключительно чёрные или натурально стальные.

- Стыд-то какой! - воскликнула бы актриса, играющая роль старушки-колхозницы в каком-нибудь советском фильме, воспевающем профессию хлебороба. Хотя откуда ей взяться в этой книге?..

- Ух-ты! Ух-ты! – закричат дети, укравшие эту книгу у своих родителей и сейчас читающие её с фонариком  под одеялом.

В общем, в течение почти всего полёта на лицах пассажиров можно было увидеть любое выражение лица: и задранный нос толстовской Шерер, и облизывание губ садо-мазахистки, и руку, приложенную к губам, у советской актрисы и даже горящие глаза непослушного ребёнка. А всё потому, что по всему самолёту были слышны крики… нет, стоны… стоны, каким позавидовала бы даже теннисистка Мария Шарапова. Стоны доносились из туалета, где достопочтенный глубокоуважаемый джентельмен Уорон Саншайн, известный нам по предыдущей главе, совокуплялся со стюардессой. Имя её я вам не назову. Вдруг Мария Шарапова всё-таки решит посоревноваться в криках, а, как призналась стюардесса, естественно, уже после полового акта, она не очень-то разбирается в теннисе.

Заглянуть в туалет никто не решался, но жадный интерес читался во всех глазах, независимо оттого, были ли они карими, зелёными или вообще закрытыми. Никто не знал, что там происходило. Почти никто. В салоне, ближе всех к туалету, сидел экстрасенс Поль Голь. Закрыв глаза, он наслаждался наблюдаемыми картинами. Через минуту он встал и стремительно направился к двери туалета.

- Вы куда? Там же занято! – шёпотом рявкнула старушка, напоминавшая британскую королеву Елизавету.
- Там сейчас освободится. Вот увидите! – заготовлено оттарабанил Поль и очень по-шведски уткнулся зрением в часы.

Дверь открылась, и в салон хлынул солёный воздух, который каждый незаметно вдохнул в легкие, жадно стараясь уместить там, как можно больше «стыда». Уорон поцеловал руку стюардессе и, как ни в чем ни бывало, сел на своё официально купленное временное место. Пассажиры были увлечены кражей солёного воздуха и запихиванием его в лёгкие, поэтому упрекнуть Уорона было некому. Поль тем временем забежал в туалет и с силой закрыл замок. Через пять минут стоны повторились. Правда, до Марии Шараповой Полю было далеко, но вот обычному порно экстрасенс мог бы составить конкуренцию. Стоны утихли, послышался звук смывания воды в унитазе. Когда Поль только начал открывать дверь, пассажиры набрали в легкие побольше воздуха, чтобы не чувствовать запаха самоудовлетворенных гениталий французского экстрасенса.

- Браво! Браво! Браво! А вы можете повторить это на бис, - наиграно покритиковал француза Уорон и, прочитав текст карточки, расположенной у экстрасенса на правом плече, добавил, - Мсье Голь, не будете ли Вы так любезны… возьмите, пожалуйста, губку и отдрайте каждый миллиметрик в туалете. Я думаю все согласятся, что Вы просто обязаны это сделать…
- Господа, ну, может, это можно как-нибудь исправить, - Уорон взял француза за галстук и начал накручивать этот аксессуар на палец, - будьте, благоразумны, сэр!
- Или ты драишь туалет, - злобно сказал Уорон, притянув его к себе, и ласково добавил на ушко, - или я отрежу твоё «хозяйство».
- Губку, срочно губку! – Поль начал умолять стюардессу. – И чистящий порошок! Дайте мне порошок! И освежитель воздуха!..