Наташа Цукерман

               

Возле речки на опушке
Распласталась деревушка.
В ней десятка три дворов,
Да две дюжины коров.
                На окраине, у речки,
                Дом стоял в одно крылечко.
                Там красавица жила
                Черноброва и бела
Круглолица, светлоока,
Глазки с тайной поволокой.
Парням головы кружила,
Хоровод девчат водила
                Только солнышко зайдет,
                Тут же кличут хоровод.
                Им и месяц озорник
                Звезды расплескает вмиг.
Смотрят с завистью ребята
Как куражатся девчата.
Все изящны как газели.
Про таких поэты пели.
                Но, красивей всех Она
                Что Наташей названа
                Ножки, прелесть, гибкий стан
                А фамилия – Цукерман
Месяц за полночь глядит
Деревушка сладко спит
И ребята всей гурьбой
Возвращаются домой
                Васька, парень озорной
                Говорит – пойдем со мной.
                Погуляем по садочку
                Подари мне эту ночку
И Наташа согласилась
Будто в омут опустилась.
К лесу стелется туман,
В голове шумит дурман.
                Вдруг он девушку обнял
                И смеясь, поцеловал.
                А Наташа обомлела
                Аж сердечко заболело.

Целовались ажно взмлели
Под березкою присели
И, поймете вы едва ли
Они в космос улетали.
                И в лесочке за опушкой
                Кочка ей была подушкой
                Простыней была трава
                Да в дурмане голова.
Загорался новый день
Расставаться было лень.
Опьяненный негой сладкой
На нее взглянул украдкой
                Тут же нехотя поднялся
                И сказал, как попрощался:
                Скоро в армию уйду,
                А вернусь, тебя найду.
Ты ж поедешь в институт,
Будешь ждать, как жены ждут
И тропинкою лесной
Он побрел к себе домой.
                Как любимому не верить,
                Свое счастье не доверить?
                И Наташенька ждала.
                А на Пурим, родила.
Двух красавцев, двух парней,
Улыбнулось счастье ей.
И она под небесами,
Как орлица над птенцами.
                Год прошел, а Вася служит,
                Пишет письма и не тужит.
                Милый! Ты теперь папаша
                Пишет Цукерман Наташа
А в казарме смех до храпа
Братцы, он еврейский папа!
И в курилке тоже гам,
Дык продался он жидам.
                Ой, смотри, как пожалеешь
                Ничего, переболеешь
                Ну-ка будь, повеселей,
                Ты же русский, не еврей.



Сколько Вася себя знал,
Он такого не слыхал.
А Наташа чародейка,
Что ж такого, что еврейка?
                Лучшей в мире не найдешь,
                Хоть всю землю обойдешь.
                Дембель уж не за горой,
                Скоро я вернусь домой.
Год, как паводок, проходит
Вася с армии приходит.
И предсвадебных забот
Закружился хоровод.
                Свадьба! Водки водопад
                Стар и мал веселью рад.
                Ждут своей судьбы девчата,
                Да завидуют ребята.
Пляшут и взахлеб смеются,
И над свадьбой песни льются.
Распоясалися в прах,
Деревушка на ушах.
                День за лесом догорал,
                Вечер тихо наступал.
                А, как свадьбы шум утих,
                Проводили молодых.
Вася пьян и еле дышит,
Ничего уже не слышит,
И в костюме словно тать
Завалился на кровать.
                Кое-как его раздела,
                Поцелуями согрела,
                Шепчет страстно: милый мой.
                Вася, будто не живой.
Повернулся к ней неловко –
Я не буду спать с жидовкой.
Пару раз еще икнул
И бесчувственно уснул.
                А Наташа отрезвела,
                До зарницы проревела
                И пока Василий спал,
                Умотала на вокзал.



В горле ком, сердечко воет,
А в коляске дети ноют,
Липкий дождик моросит,
Но, Наташа не простит.
                А, над белыми полями,
                И лесами, и морями
                Томно самолет гудит,
                Он к себе в Израиль летит.
Наконец-то прилетели
Пассажиры загалдели;
Сколько солнца, море света.
Как приятно видеть это!
                И в Израиле жизнь течет,
                Только все наоборот.
                Но, Наташа не горюет
                А живет и в ус не дует
И работу здесь нашла
Деток в ясли отвела
Счастье нечего ловить
Но, как бают, можно жить.
                Время жизни как вода.
                Словно кони мчат года.
                Жизнь свою не впишешь в книжки
                Повзрослели и мальчишки.
А Наташенька, порой,
На себя глядит с тоской.
И печаль в ее глазах,
Серый иней в волосах.
                Сколько грязных оскорблений,
                Унизительных явлений,
                Ей пришлось перетерпеть
                Чтоб в Израиле преуспеть.
Пел чиновник темнокожий,
На араба чуть похожий:
Ведь насквозь ты мне видна
Знаю, что не спишь одна
                Ну, так знай же, я проверю,
                Я тебе ничуть не верю,
                Я приду ночной порой,
                Ты попробуй, не открой.



Ишь, мамаша – одиночка
Я проверю, чья ты дочка.
Все Олимы не евреи
Проститутки и злодеи.
                Как-то раз на склоне дня,
                Прибежали сыновья.
                Все в слезах и синяках,
                И не детский страх в глазах;
Мам! Нас выгнали из зала
И ребят толпа орала
Нам в лицо, что все руситы
Наркоманы и бандиты.
                Вспомнила, как шеф дебил
                Ей однажды говорил:
                Жизнь твою я обустрою,
                Ты же будешь спать со мною,
А не будешь спать, уволю,
Мигом вылетишь на волю.
Не шути со мною шутки.
Все руситы, проститутки.
                Вспомнила про деревушку,
                Хороводы на опушке
                Когда месяц в небе плыл.
                Чем же Вася хуже был!
Там терзало слово жид
Тот же смысл, что здесь русит.
Усмирите Вашу спесь!
Мы, чужие там и здесь!
                Как-то выйдя на причал,
                Я Наташу повстречал,
                И её простую повесть
                Я стихом пересказал.