Новый год и колядки

Новый год справляли всем селом в клубе, и только ленивый мог пропустить это мероприятие. Готовились заранее. Шили костюмы, лепили маски. Самым мастеровым в этих делах был дядя Ваня Дуванов. Он тщательно продумывал все детали, разводил клестер, собирал газеты. Маска делалась в несколько приемов, наслаивалась. Сушилась, опять наносился слой, и опять сушка. Маска раскрашивалась, доводилась до нужной кондиции, и все готово. Но так, как больше, ни кто не мог делать таких масок, его, конечно же, узнавали. И, все  таки, первый приз ему был обеспечен.  Маски оставались на главный карнавал года, это конечно же святки. Ряженые ходили по всей деревне. Бывало, с одного конца поселка попадали на другой, но чаще походы заканчивались на своей родной улице. Здесь все было до боли знакомо. Где и у кого стоит поленница дров, и кому их можно перекинуть, а там пусть разбираются, кто и когда.  Тоню Жоламанову и Марию Задонцеву давненько не брал мир. Хоть и жили они не далеко друг от друга, а как – то вот близости не было. Поговаривали что Иван, Тонин муж, иногда захаживал к Марии. Правда, ли, нет ли, кто знает, а теперь уж этой правды вряд ли кто прознает. А мы решили сыграть шутку над ними. Ночью потихоньку поменяли коров, Тонину перевели к Марии, а Мариину к Тоне. Света в сараях не было, обычно коров доили в темноте, на ощупь, лампу редко кто зажигал, опасались пожара. Так и на этот раз. Тоня пришла доить, а корова-то ее не подпускает. Да еще так двинула по ведру, что и хозяйка, вместе с ведром и стульчиком полетели на землю. Почуяв неладное, Тоня понеслась в дом взяла фонарик и в сарай, а корова-то чужая. Хорошенько приглядевшись к корове, узнала в ней Мариину. Тут же побежала к ней, а там происходило, почти, то же самое. Еще долго в селе посмеивались над этими проделками.               



  Иногда припозднившиеся гости оставляли без присмотра лошадь у забора, накинут  повод на забор, и стоит, бедолага. Сено в санях, а не повернешься. Вот и решили накормить бедное животное. Развернули лошадь мордой в обратную сторону, оглобли поставили на забор, не забыв привязать их череседельником  по ту сторону забора. А гости то, у Тугамбаевых, были из соседнего поселка. Провожать вышли все, разговаривают, обнимаются, гости завалились в сани, а лошадь не идет, и морда, прямо у лица. Пришлось перепрягать, каждое движение сопровождалось матом, и обещанием, набить морду тому, кто это сделал.      




 Уже обзаведясь семьями, все равно ходили, рядились. Пели песни, пили брагу, поздравляли сельчан с наступившим Новым Годом. Вот и мы с моей подругой Галей, теперь уже не Голышевой, а Ивановой, собрались. Дети были еще совсем малы, мужчин оставили с детьми, а сами, взяв, предворительно,  бидон и сумку, вышли из дома. Обойдя почти всех, родных и друзей, близких, и не очень, иже прилично продрогнув, пошли домой. Приходим, а мужики как стеклышко, дети спят, они сидят, ждут нас. Семен сразу на Галю. Вот точно знаю, что дома есть, все просмотрел, а не нашел. Я и шкафу, и кладовке, ну везде обшарил. Может с собой взяли? Вот не хватало, смеется Галя, но на окошке стоит. Да там вообще ничего нет. Как же нет, а это что? Галя берет баночку с вербами еще прошлого года, ту, что стояла на окне, вынимает их из банки, и подает мужикам. Семен с удивлением смотрит на нее. Так я ж ее раз пять передвигал туда, сюда, нет бы, понюхать. Галя смеется, нюх потерял, так и скажи.