Поле Жизни...

ПОЛЕ ЖИЗНИ...

...........маленький Никитка, можно сказать, был один - одинешенек среди понурой, разнородной толпы пленников, согнанной за колючую проволоку недалеко от сгоревшего поселения с двумя домами на отшибе, у перекрестка дороги, где расположились немцы, устроив контрольно пропускной пункт.   

...........Так получилось что Никитку после внезапной  бомбежки подобрала бабка Агафья, что была в числе беженцев. А до этого, в поезде, она познакомилась с матерью Никитки и вот теперь стала единственным знакомым человеком, для маленького Никитки, который мало, что еще понимал в резко сменившихся событиях, что произошли в последние три недели.

.........Среди согнанных людей, что вдруг оказались пленниками на своей родной земле, детей было мало, так как из пассажиров поезда разгромленной станции мало кто выжил. Да и если бы не бабка Агафья, то и Никитка оказался бы в числе тех выживших в бомбежке детей, оставшихся почему то там, на станции, и чья участь, для Никитки осталась непонятной, как ни старался он выяснить своими «почемучными» вопросами у бабки Агафьи, поверив однако в то что, там, куда их приведут грозные, страшные и совсем непонятные Никитке дяди, там где-то стоит уже другой поезд и там его ждет мама. Но в реальности, там впереди их ждал не поезд, а перекресток дороги с командой СС сортировавшей пленников в проволочном ограждении и широкий ров.
Именно к этому ограждению, в колонне плененных беженцев и солдат, и вышел Никитка с бабкой Агафьей и Анастасией молодой женщиной, что шла рядом с ними, со своей светловолосой кучерявой девчушкой на руках, лет двух не более.
.
И вот, уставшие от перехода люди, оказались за колючим ограждением, расположившись кто, как, прямо на земле, хоть на какое то время передохнуть и осмыслить свое положение пред той неизвестностью, что ждала их .
           Люди были понуры от свалившейся внезапно беды и от подневольного длительного перехода под дулами автоматов, и от палящих лучей солнца и от жажды мучившей в том числе и маленького Никитку. И все-все было плохо-плохо,  так горько и плохо, что Никитка даже не очень то обрадовался, когда небольшое облачко, невесть, откуда взявшись на небе, словно зацепилось за край полуденного  солнца, и вдруг пролилось мелким дождичком на сидящих в сосредоточенном молчании пленников. И только маленькая девчушка Анастасии, заметив вместе мамой возникшую в мелком дождичке радугу, вдруг весело и беззаботно засмеялась, протягивая вверх ручонки, так что грустный Никитка в первый момент в некотором удивлении уставился на малышку, под тихое причитание крестившейся бабки Агафьи.
     А девочка смеялась, неудержимо смеялась переливчатым колокольчиком и ее встревоженная мама Анастасия, невольно просветлев в улыбке и словно забыв про колючую проволоку,  обернулась на понурого парня Андрея, который при переходе, пару раз брал на руки уснувшую малышку, дабы дать отдохнуть Анастасии. И вот ей, как это бывает с родителями при взгляде на своих чад, так захотелось, чтобы и он, Андрей полюбовался  ее малышкой, мило и забавно смеющимся солнышком, белокурым цветочком в кудряшках. И парень, почувствовав взгляд, обернулся к Анастасии, уловив флюиды любви материнского сердца и тут же перевел взгляд на Анишку, звеневшую голоском - колокольчиком. И улыбнулся, а затем и сам добросердечно засмеялся, подмигнув Никитке.
А Анастасия, она уже перевела взгляд  на бабку Агафью, и на смурую Ксению с подвязанной раненой рукой, а затем и на деда Николу и на пожилого солдата и далее, далее, бросая на всех свой лучистый взгляд. И словно говорила – Смотрите! Смотрите, какая у меня славная малышка! Мое солнышко! Слышите, как она смеется! Что же вы такие хмурые. Не верьте, в то, что произошло, это неправда! Это дурной сон. И вот-вот он кончится! Ведь Мир это Солнце добра и света.   

...............И согнанные за колючую проволоку люди, светлели лицами. И невольно улыбались, при взгляде на развеселившуюся малышку, цветочек, сиявший всем светлой детской любовью. И даже рыжий немецкий автоматчик, желая, было прикрикнуть, невольно заулыбался поддавшись очарованию детской непосредственности, смеху – колокольчику Анишки,– в то время как некоторые пленники уже не просто улыбались, а и пробовали шутить  отпуская реплики, и уже слышался тихий, возникший то там, то тут непроизвольный доброжелательный смех, как некая нарастающая эйфория. И казалось, словно не одна только Анастасия, вдруг забыла о войне и свое положение пленницы, в котором она и все оказались.

И возможно, на какой то момент, забылось о войне и этому рыжему немецкому солдату и второму молодому не старше Андрея автоматчику, который подошел к ограждению заинтригованный детским веселым смехом.
И в этом залитом солнцем полдне с легкой спасительной прохладой дождичка, радужно брызнувшего из облака, вдруг, так явственно показалась неуместной, абсурдной изгородь с колючей проволокой, и страшный унылый вид печных труб оставшихся от сгоревшей деревни, и черные воронки от взрывов бомб и  снарядов, и покореженная, смятая пушка на обочине дороги. И эти немецкие солдаты с автоматами, как и все остальные признаки войны, что были и стали явственно неуместными при звонком смехе Анишки и Никитки, который так же вдруг развеселившись, прыгал вместе с ней под каплями таявшего дождя.

............И, наверное, и немецкие солдаты, так же почувствовали это неуместное для жизни мира людей – такое страшное явление как война. Явление чуждое понятию и сути христианской любви, потому, как рыжий солдат, перекинув на плече, словно за ненадобностью свой автомат, что-то сказал молодому и тот полез рукой за лацкан шинели, явно намереваясь что-то извлечь из внутреннего кармана.
Но вдруг, звук командного окрика и топота сапог подбегавшей команды СС, чужеродно ворвался в обусловленный на какое-то время мир добра. И следом тут же раздались резкие автоматные очереди.

............Но люди в этот раз не пригнулись рабски, в страхе, и не шарахнулись кто - куда в стороны, а кинулись встреч  свинцовым пулям, желая закрыть собою Никитку и совсем несмышленую Анишку,  чуть запоздало, подхваченную на руки Анастасией.
И хотел ли что-то доброе сделать молодой немец, что стоял у самого заграждения, так и осталось загадкой для Никитки, но он отчетливо видел и запомнил, как молодой немец обернувшись на первую автоматную очередь поднял в вверх руку  крикнув  - Stehen Sie! Alles gut! -  и тут же осел, повалившись набок.
А автоматные очереди, не смолкнув, еще более точно прицельно, стали поливать свинцом тех, кто, не смотря на крики –Zu liegen! Zu liegen! Лежать! Schweines!- продолжали стоять, не ведая страха. Стоять даже смертельно раненными. Стоять и падать, как упал пожилой Ерофей и следом дед Никола. И Андрей. А следом и бледная Анастасия, с приникшей крепко к груди, беззащитной и хрупкой Анишкой.

И это было последним, что увидел Никитка.
А когда очнулся из минутного, как показалось забытья, кругом была уже почти непроглядная тьма, холод ливня и боль, что он ощутил своим худеньким плечиком.
И плачь, тоненький, тихий плачь Анишки…

******************
Распаханное поле было большим огромным и Никитка шел по этому полю под ярим синим небом гораздо большим чем поле, но для Никитки при его невеликом росте пятилетнего мальчугана и для двухлетней малышки которую он вел за руку, и поле и небо было равнозначным, огромным без конца и без края.
И лишь у самого горизонта для Никитки виделись шелестевшие июльской листвой  верхушки берез. Никитка шел по прибитой ливнями распаханной под пары земле, шел не ведая страха и о чем-то говорил без умолку малышке, с широко распахнутыми голубыми глазами в которых застыла печаль не свойственная детской светлой душе.
Уже пошел второй час, как они остались одни …

А пять часов назад, а может и более, Никитку и уставшую хныкать Анишку подобрал в чуть забрезжившем рассвете дядя красноармеец, разведчик, оказавшийся в это раннее утро недалеко от периметра ограждения.
- И это откуда такие цыплята!? – вполголоса проговорил он, обнаружив их за одним из пригорков у дороги.
- Оттуда - нисколько не испугавшись ответил Никитка – показав в сторону ограждения , за которым вдалеке виднелись два темных силуэта домов с проемом светящихся окон.
Никитка теперь уже понимал, что за беда случилась вчера на железнодорожной станции и там за ограждением… это была война и смерть. Война, о которой он услышал месяц назад, не понимая зачем и почему они с мамой, вдруг однажды расстались с отцом. И  почему так страшно гудели самолеты налетевшие на железнодорожный полустанок и зачем все вокруг взрывалось и горело, и зачем и почему Никиткна мама вдруг упала на перроне, прикрыв его своим телом. Как и потом за ограждением, бабка Агафья бросилась к нему, пряча его от выстрелов …

- И что там!?- снова спросил разведчик
- Там всех убили… А там в домах фрицы….
- Ясно… и что же мне с вами делать!? – несколько озадачился красноармеец. А это кто тебя так умело обинтовал !?
- Тетя … она там… она еще живая, у нее ножки простреляны…
- Это, где там…
- Да, за ограждением…А она сказала нам идти быстрей … А Анишка быстро не может. И я не знаю куда идти – сокрушенно посетовал Никитка
- Ну, хорошо ребятки, подождите меня тут …-  сказал красноармеец и скрылся за пригорком.

Женщина, что перебинтовала Никитке плечо и выбралась с детьми из ограждения, была и правду еще жива…
- Ты как!? – без лишних слов спросил разведчик пытливо посмотрев в глаза молодой женщины.
- Увы, только ползком…обе ноги  и боюсь что мне уже не долго…
- Ты из медсанбата!?
- Да, с поезда, была в вагоне с ранеными…
- Фрицев много…
- Человек может пятьдесят из СС. И другие из конвоя и есть еще там, на пропускном….А ты что, один воевать с ними собрался!?
- Да можно было бы, но задача другая. Вот теперь выбираюсь к своим. А что... за ограждением, всех что ли!?
- Всех… без разбору… Как я поняла, фрицы, эти, из СС  что-то праздновали…ну а потом… Словом звери они.
- Понятно. Так, как же нам быть с детишками и с тобой!?
- Детишек выведи…
- А я вот что думаю …. Пока еще совсем не рассвело, давай выберемся к речке, а там видно будет.

Подхватив бережно медсестру, разведчик дотащил ее туда, где сидели дети, и там малость передохнув, они уже все вместе и осторожно двинулись к зарослям орешника и далее в сторону речного тальника… 
Протекавшая речушка была узкой и с частыми перешейками отмели мелководья
а вот течением была в направлении к оккупированной территории.   
- Да, незадача… Но, да хотя бы немного стоит пройти по воде. - обернулся к детям разведчик - А ты, как боец, не боишься ног замочить!?
- Нет, я ничего не боюсь – бодро ответил Никитка…
- Но-но боец, не пали так громко… Ты я вижу, парень хоть куда, но давай условимся, говорить тихо. Идет!?
- Почему…
- А мы понимаешь, в разведке, так!? так! И стало быть, надо, вести себя тихо. Иначе, какая же это разведка. Понял!?
- Понял…
- А как наша малышка…
- Я не боюсь… - тоненько пролепетала Анишка…
- Ну и ладно… тогда двинулись на ту сторону речушки…


           Оставив позади себя холмы с остатками сгоревших строений и речушку с топкими берегами, разведчик с ношей на плечах и двумя малышами, идущими следом, вскоре вышли к березняку за которым начинались поля. Из  коих некоторые были заминированы при отступлении.  И там на этих минных полях был проход, единственный проход к своим,  известный Николаю.

Но до березняка еще надо было добраться по мелколесью, а солнце уже поднялось над горизонтом и где -то по большаку уже слышалась эхом урчание мотоциклов  …

Надо было спешить, но как спешить почти по открытому пространству, хорошо обозреваемому с пригорков оставленной за речушкой дороги.    
И вот, не прошло  и получаса, как они не смотря на все предосторожности, были замечены и вскоре послышался отчетливый треск мотоциклов остановившихся за излучиной речушки и отрывистый лай немецких овчарок.
И уже собственно не таясь, разведчик дотащил Клавдию до более менее загустевшего перелеска…
Все привал – выдохнул он явно уставший от частых переходов с ношей.
- А где дети … спросила девушка в попытке приподняться на руках.
- Да вон десяти метрах бредут следом. Ты думаешь я быстрее их ковылял.
- Послушай Коль… - невольно поморщившись от резкой боли, сделала паузу Клавдия, - оставь меня здесь. Я хоть собак на себя отвлеку. А ты бери детишек и иди, ведь успеешь до твоего поля… А!?
- Эх...И дрянь же эта война… одним словом - сука! – не сдержался от горечи Николай, и глядя в озерные глаза девушки молвил – А жаль Клава, что не выпало нам встретится иначе, из-за этой суки - войны. Но так все равно не будет по ее раскладу, как мы с тобой расстанемся, а может и не расстанемся….Ан, не все решать этой войне, суке германской! Ты только Клава поверь, слышь, не спеши, потерпи милая… А я двужильный, слышь, вот до беремся до наших... И еще танцевать с тобой будем…
Я сейчас вот что сделаю, только ты подсоби, насколько сможешь, я вот "перепояшу" тебя потуже, да к себе пристегну. А вот и ребятки подошли… Скажи  Никитка, сможешь ремень вот так по низу просунуть!?
- Ага, я ловкий…
-  Да вижу, что ловкий! Ишь, как невесту то свою бережно ведешь, несмотря что подраненный.
Обвязав Клавдию, Николай приподнял ее и, усевшись спиной к спине, одел лямки ремней на плечи.
- Ну, Никитка давай помогай…– обратился мальчугану Николоай.
И вот Никитка изловчившись просунул под Клавдией петлю ремня сунув ее в правую руку Николая.
- Ну, вот молодец… теперь главное подняться не спешно… вот так …встали … Ну, как Клавдия, терпимо!? - спросил Николай опершийся одной рукой на ствол березы 
- Очень… - сквозь слезы улыбнулась Клавдия               
- Ну тогда Никитка, подай-ка мне автомат. Ну, что в поход!?
В поход! – отозвались дети, и Николай двинулся по прямой в направлении березняка…

Теперь подбадривая ребятишек, идущих то впереди, позади него, Николай делал передышки, как есть, стоя, осматривая и намечая при этом дальнейший маршрут. Но уже к тому времени,  как они вышли к первому заминированному полю, позади них уже более отчетливо обозначился лай овчарок и голоса автоматчиков.
-Эх, полюшко, поле… и раздольно ты, и спасительно, но вряд ли мы тебя успеем пройти… - проговорил Николай, - да, нам бы часок еще…
- Николай, отвяжи меня.. и прошу, иди с ребятишками..
- Эх Клавдия! Да пойми же ты, дети, есть дети. Будь ты и в здравии ногами, так все равно бы мы прошли не намного быстрее. Так, что не сетуй виновато. И с тобой ли, без тебя ли, я бы и так сюда с ними быстрей не добрался… 
- Коль, а что делать то…
- А то… окопаемся мы с тобой чуток в глубине поля. Ты, из пистолета стрелять умеешь!?
- Да и не плохо…
- Вот и хорошо. Главное собак пострелять, понимаешь, до детишек не допустить, пока они поле проходить будут. Они то, Никитка, с Анишкой  легонькие… Даст Бог, пройдут…- пояснил Николай и обратился к малышам - Никитка, слушай меня малыш…Я сейчас проползу, тропочкой по полю, проползу с Клавдией, а ты потом следом, с Анишкой, прямо по тропочке и пройдешь не сворачивая прямо до меня. Идет!?      

Через несколько минут, срезав ремни, Николай заминировал проход и вновь, обратившись к Никитке пояснил:
- Значит вот что боец, прямо с этого места, иди по прямой наискосок, вон к той березке с ленточкой. Видишь!?
- Ага…
- Так вот Никитка, иди смело, не ведая страха, и Анишку веди насколько можно быстрей, ладно!?  А там через полоску перелеска, прямо до большого поля, и иди прямо через него. Вы пройдете… А услышите позади выстрелы и взрывы, все равно идите не оборачиваясь и не ведая страха, это важно, идти спокойно…И крепко держи невесту. Понял!?… А наше дело задержать, сделать, так чтобы пули вас уже не достали. И вот еще что… На вот этот листок спрячь в карман рубашки. Это военный секрет. И значит, это тебе очень важное задание.  Передашь самому главному командиру. Все Никитка, бегите.         
   
Провожая взглядом ребятишек Клавдия ободрилась.
- А знаешь…- молвила она с улыбкой посмотрев в глаза Николая - мне кажется у них, потом, в дальнейшем...  будет счастливая судьба… 
- А я знаю – так же улыбнулся Николай, - и вот нам, с тобой... Здесь, и предстоит выстоять, и сделать, все что возможно… и честно я рад, что рядом ты, хотя если раздуматься, так лучше бы было, если бы и ты смогла уйти с ребятишками…

Первая овчарка, выбежавшая по следу, сходу и с рыком рванулась на поле, и Николай  не сразу смог срезать ее короткой очередью. А в ответ тут же застрекотали немецкие автоматы и еще две овчарки  ринулись к небольшому окопчику посреди заминированного поля, а следом показались и темные силуэты немецких солдат в характерных касках.    
Взрывом расстрелянной с расстояния мины одну из собак зацепило, но вторая в несколько прыжков была уже почти рядом, но все же Клавдия успела сбить ее пулей и овчарка с визгом закрутилась на месте. И в этот момент Николай интуитивно сгреб Клавдию вжавшись с ней в углубление окопа. Раздался второй взрыв мины взметнувший чернозем  высоко в небо и почти оглушивший Клавдию и Николая. Но Ииколай передернув автомат хотел, было уже подняться, как послышался характерный писк выпущенных из миномета снарядов…   

………….И уже ни Клавдия, ни прикрывший ее в тревожности сердца Николай не увидели,  как пересекая, изрытое минами поле в направлении ушедших детей грозно понеслась четвертая по счету овчарка, а сами автоматчики не решились, двинуться следом.
Там, за полоской берез в недосягаемой для автоматных пуль глубине второго поля, они увидели Никитку и Анишку, которые шли взявшись за руки, шли, не оборачиваясь и не ведая страха, так, как их научил разведчик поручивший Никитке важное дело с важным секретом.

- Aber kann,  aus dem zu probieren… аus dem Gewehr!?   ( Но может, стоит попробовать… из винтовки!? ) - предложил один из младших офицеров старшему.
- Du denkst, es wird…( Ты  думаешь, не справится овчарка!?) ты хочешь испортить зрелище!? – ответил тот, разглядывая детей в бинокль.

Но зрелище действительно было испорчено тем, что сразу за полосой березняка навстречу овчарке выскочила потревоженная взрывами волчица. И в два упреждающих рыка и в два встречных броска, овчарка, оказалась порезанной матерой волчицей, огласившей поля и долы, победным воем.  И было что-то символическое в этом эпизоде с волчицей, словно сама природа по велению Свыше преградила путь овчарке обученной зверству от зверства людей, непрошеными пришедших на эту землю.    

Распаханное поле было большим, огромным и Никитка шел по этому полю под ярким синим небом, гораздо большим, чем поле. Но для Никитки при его невеликом росте пятилетнего мальчугана и для двухлетней малышки, которую он вел за руку, и поле и небо было равнозначным, огромным без конца и без края. И это поле было полем Жизни, но по прихоти войны, в очередной раз учиненной алчными людьми, оно, это поле, теперь было и полем Смерти. Но только не для Никитки и не для Анишки идущим по нему не ведая страха… Ведь оно, это поле, большое и огромное поле начиненное минами, с каждой минутой делало, именно во имя Жизни и для Жизни, столь недосягаемыми, и недоступными для вражеских пуль и минометных снарядов, идущих по нему детей,

И там на другом краю поля, детей уже заметили и вскоре встретили красноармейцы, и Никитка, как научил его Николай, затребовал главного командира.
- А вы накормили бойцов – первое, что спросил майор улыбнувшись, когда к нему в блиндаж ввели Никитку и Анишку, которую «боец» все также ни на минуту не расставаясь держал за руку.
- А попробуй их накорми! Требуют в два голоса к командиру и все тут – ответил старшина разведгруппы.   
- А вы и есть самый главный командир!? – следом выпалил Никитка.
- Выходит, что, как раз самый… - снова улыбнулся майор.
- Вот, тогда это вот вам – обрадовался Никитка доставая сложенный по размеру кармашка детской рубашки, двойной тетрадный листок и важно добавил -  это от главного разведчика армии дяди Коли…
Взяв, письмо – листок, майор развернул, и, обозрев со всех сторон, одну из страниц с мелкими цифрами отдал офицеру, а вторую снова сложив, протянул Никитке.
- Вот что боец Никита, как научишься читать… – молвил серьезно майор – словом там от главного разведчика Николая Алехина и Клавдии, есть тебе еще одно важное задание, задание на всю жизнь…
- А какое !? –  переглянулся с девочкой окрыленный Никитка.
- А вот беречь, и любить на всю жизнь…- не договорил майор, но Никитка уже догадался о ком идет речь, и еще чуть по крепче, но бережно сжал ладошку его маленькой спутницы Анишки…