Летописи Лихолетья. Сказка. Глава десятая заключит
…Что такое? Что случилось?
Отчего остановилось
И пошло наперекос
Колдованье, вкривь, в разнос!?
Что-то сбилось в бойком ритме!
Отчего? – Слова молитвы
Про себя наш Лесовод
Произнёс тут – ну и вот
Вакханалия обмякла:
Истуканчики невнятно
Чуть шатаются во тьме,
Змей огромный на стене, –
Мрачный символ лиходейства, –
Весь обмяк и похудел как,
Человечек, ручки вниз,
На плите своей обвис,
Правящий эфиром «дух»
Тоже как-то просто – ух! –
Сжался, вжался и – исчез
Вновь в свою шкатулку влез…
Лесовод же безыскусно
Произнёс: «Господь Иисус мой,
Ты прости, прости меня…» –
Искренне, – молитве вняв
Той негаданной, случайной
Лесоводом невзначайно
Про себя произнесённой,
Приструнилось как-то всё…
Но
Вот из тьмы мерцавшей залы
Вышли Маги, одеяла
Волочились по земле
Их, в подобие Змее:
«Ха-ха-ха!» – они негромко
И сбиваясь, чуть в сторонке
Встав, с ухмылкой дурака,
Рассмеялися слегка.
Это были те из Магов,
Что в прошедших передрягах
Не попали в их просак, –
А теперь, выходит, так,
Что «второго плана» Маги,
Все избегнув передряги,
Получается – вперёд
Вырываются – и, вот,
Тридевятым будут править,
Всю страну, по новой, грабить,
Колдовать да ворожить,
Жить, жируя, не тужить!?
Мол, убрал ты, Лесовод,
Главных магов, – ну так вот,
Всё останется, как прежде,
Мол, оставь свою надежду
Что-то, в корне, изменить! –
Ты, ухватываешь нить?
Лесовод и говорит им:
«Я уж знаю, как молитва
На вас действует, «друзья»!
Как убрать вас – знаю я;
Так что уж не обессудьте
И смывайтесь-ка отсюда,
По добру да по здорову
В Лукогорья, в Заозёрья!»
Тут он плётку в руку взял,
Ею пригрозив «друзьям».
«Ха-ха-ха! – ему опять же
Рассмеялися вальяжно
Маги. – Козырь есть у нас
В рукаве, тебя мы в раз
Обломаем!» – Закивали
Шибко Маги, раскрывали
Ширму сбоку, – а за нею, –
Что, читатель, побледнели? –
Раскрасавица жена
Лесовода – вот те на!
«Ты-то думаешь, дурак,
Что в заложницы мы так
Уж ее, врасплох, и взяли?
Ха-ха-ха! – смеясь сказали
Маги. – Ха, а вот и нет!...»
Лесовод же им в ответ
Ничего да не сказал,
Пальцем лишь потёр глаза
И с улыбкой на пенёк
Сел и… молвил: «Невдомёк
Вам, наверное, ребята,
Что еще давно, когда-то,
Как мы встретилися с ней
Я узнал: ее ко мне
Подослали: в Лукогорных
Тайных офисах проворных,
Лишь вот только начал я
Свой порядок учинять
В позаброшенных залесьях,
Очищать от чужебесья, –
Взволновались: что, мол, там
Он творит?! – не нужно нам
Ничего такого вовсе!
Ну так мы ему подбросим
Раскрасавицу жену, –
Пусть полюбится ему!
Знать мы будем всё о нём,
Наперёд! – он лишь о том
Чуть подумает, – а мы
Знаем от его жены
Обо всём уж! Того боле,
Управлять им будем, волей
Его просто завладеем;
Ну а коли будет делать
Что-то нам наперекор –
То не долог разговор! –
Уберём его – и в воду
Все концы!… Однако, вот вам,
Неожидан разворот…» –
Говорил им Лесовод.
А жена его, продолжив,
Его реченьку итожит:
«С детства – девочка-сиротка,
На мальчишек-одногодков
Я взирала свысока,
Почти в каждом дурака
Замечая изначально,
И на сверстниц лишь печально
Я смотрела, – никаких
Перспектив иных для них,
Кроме сереньких, не видя, –
Им бы было замуж выйти,
А парням… да тут совсем
Говорить нелепо – секс
Был один у них в умах,
А по сущности – в штанах…
Все из них теперь: кто спился,
Удавился, опустился,
Да и кто разбогател –
Лишь душою опустел…
Меня это не прельщало,
Я, ища иное счастье,
Билась, словно рыба в лёд,
В стену – ну как повезёт!?
Кем я только не служила:
Вокруг пальца обводила
Толстосумчатых козлов,
Позолоченных ослов
Оставляла в дураках, –
Но, опять-таки, никак
Я себя не находила…
Кем я только не служила! –
Акробаткой, бильярдисткой,
Пляжною волейболисткой,
Гейшей, т.е. проституткой,
Поэтессой, ради шутки…
Но, однажды, в Лукогорье,
Когда лихо я на Взморье
Вокруг пальца обвела
Двух баранов и смогла
Убежать от их охраны,
За мой столик, в ресторане,
«Добрый дядечка» подсел
И мне в душу посмотрел,
Меня глазками буравя,
Предо мною раскрывая
Свои карты, рассказал,
Все мои дела, – глаза
Его мне впивались в душу,
И он мне сказал: «Послушай,
Мы следили за тобой
Уж давно, само собой,
Ты подходишь нам, и это
Предложение конкретно,
Отказаться от него
Ты не можешь, – оттого,
Что в сей папке, пухлой очень,
Все дела твои, – не хочешь,
Коли ты нам помогать,
То мы папочку продать
Можем тем ослам, баранам,
Чьи надутые карманы
Облегчила ты слегка;
А теперь, давай, смекай,
Долго ль будет тебе жить,
А, тем паче, не тужить?...
И тем боле, будешь делать
Ты всё то же, что доселе
Ты проделывала, – но
Тут условие одно
Наше будет: на кого
Мы укажем – ты того
Лоха ловко разведи,
Но уж бабки не кради,
А все выведай секреты,
То да сё, да то, да это,
Что нам нужно, развяжи
Ты язык ему, – скажи
Нам потом всё, – мы за это,
За раскрытые секреты,
Тебе денежек дадим,
Если нужно оградим
От плохих поползновений…»
И вот с той поры да времени
В лукогорских службах тайных
Я служила – истуканов
Много здешних развела:
У кого женой была,
У кого лишь секретаршей,
Иль любовницей, иль старшей
Даже, вот, была сестрой, –
Наслаждалася Игрой
Этой я, я ею жила,
Многих я обворожила,
Многим голову вскружила, –
Вон, ведь, многие из вас,
Что стоят во тьме сейчас –
Мои бывшие «клиенты», –
Генералы, импотенты, –
Но теперь меня вы, впрочем,
Не признали, знать, я очень
Изменилась с оных лет –
Парика и грима нет. –
Государственный тайны
Раскрывали истуканы
Мне – и тайны Лукогорью
Те известны были вскоре…
Впрочем, Маги Лукогорья
Тридевятым подзаборьем
Всем и так владели тут, –
Но всего на 5 минут
Ты оставишь без призору
Свою вотчину – и скоро
Заартачится она,
Своего, глядь, пахана
Выдвигает она тут же, –
Оттого пригляд был нужен
Лукогорский завсегда, –
Оттого меня сюда
К Лесоводу и заслали:
За полями, за лесами
Разузнать, чего он там,
Подозрительное нам,
Вытворяет, – и, вот, я
Прилетела в те края…
Отгадал меня он сразу,
Ну, с одной, буквально, фразы, –
Не скажу я вам, с какой, –
Он, вообще, был не такой,
Как другие, – умный, добрый
И – душою мне подобный!
Паче Лукогорцев власть
Мне была совсем не всласть,
А торчала костью в горле –
Я «послала» Лукогорье!...
Здесь я счастье обрела,
Полной жизнью зажила!...
Но оставить нас в покое,
В нашей вольнице-приволье,
И свободный наш народ
Маги не могли, – и, вот,
Вновь народ обворожили,
Оболгали, обложили, –
И в полон всех увели…
И у матушки-земли
Не осталось никого,
Не осталось ничего…
И решили мы тогда,
С Лесоводом, что беда
Эта мимо не пройдёт
И сама не пропадёт, –
Надо нам самим идти,
Землю и народ спасти…
Вот пришли мы – победили!
И народ освободили!
Ну-ка, истуканы, в ряд
Стройтесь-ка! – Вам говорят!» –
Взяв у Лесовода кнут,
Всех застроила их тут…
…Но мелодия как будто
Зазвучала в ту минуту,
Сперва тихо, а потом –
Громче, громче, словно стон,
Словно смех она звучала…
И, казалось, поначалу,
Ну, мелодия, и ладно,
И внимания не надо
На неё нам обращать –
Но как будто превращать
Она магов, истуканов,
Их клевретов – стала в странных
То ли змеев, то ль в существ,
У которых пальцев 6,
Зеленела у них кожа,
Да и рожи как-то тоже
Изменялися слегка…
Лесовод же, вот, никак
От того не изменялся,
Человеком оставался;
Да и жёнушка его
Не менялась. – Отчего
Лесовод был столь устойчив
К разным чарам, прочим порчам? –
Не гипнабелен он был! –
Часто, знаете ль, бурлил
Жбан общественного мненья
Разным недоразуменьем,
То ли слухов-сплетен пар,
То иной какой пиар
Барабанил людям в уши
И просачивался в души,
Обращая их в козлов,
Иль в баранов, иль в ослов, –
С Лесоводом ж ничего
Не случалось из того;
Человеком оставался
И в осла не превращался.
И сейчас он стек свой взял,
Подошёл, куда нельзя, –
«Не влезай – убьёт!» – табличка
На табличке неприличный
Был рисунок, – Лесовод
Подошёл туда и, вот,
Приоткрыл тугую дверь,
А за дверью – верь не верь –
Приоткрыл уже решётку,
За решёткой ещё что-то
После ширму, а за ширмой…
Истуканов тут прошило
Жутким страхом! Маги все,
Зеленея, окосев,
Затряслися от испуга,
Тщетно прячась друг за друга! –
В темноте там гад сидел,
Немигаючи глядел,
Лишь мелодия текла
Из зубастого горла,
Вытекала, обращая
Магов в гадов, обещая
Столь извечную им жизнь…
«Ну, гадёныш, ну держись!» –
Лесовод свой поднял стек…
И исчадье «дискотек»
Сих магических прикрыл,
Тюкнув змея промеж крыл!
И пернатый гад замолк,
Трепыхнулся и в комок
Сперва сжался, но опять
Развернулся и – кричать
Начал этот птеродактиль,
Извиваясь весь: «Предатель! –
К Человечку обращаясь. –
Что же ты не защищаешь
Господина своего!?»
Человечек ничего
Уж на то не отвечал,
Обессиленный молчал,
И, обвиснув, лишь лежал,
И уж даже не дрожал:
Измочален ворожбой,
Учинённой над собой…
Колдовству он столь отдался,
Что уж и не трепыхался….
Вот второй раз Лесовод
Поднял стек свой, –
и урод
Змеекрылый закричал:
«Ты же, дурень, сгоряча
Меня сгубишь тут с плеча,
А потом тебе за это,
Дурню, в качестве привета,
Лукогорье дар пришлёт:
То ль кирпичик упадёт
На башку твою случайно,
Под авто ли невзначайно,
Ненароком попадёшь,
Или просто пропадёшь, –
Нередки такие судьбы, –
Пропадают часто люди;
Или съешь чего-нибудь
Не того, не обессудь…»
На те вопли невзирая,
Стеком, Лесовод, играя,
Стукнул змея раз второй –
Взвился Змей, воскликнул «ой!» -
И, обвиснувши, обмяк,
Но вновь взвился, поменяв
Интонацию свою:
«Ладно, дурень, извиню
Я тебе удары эти,
Ибо, – может, ты заметил? –
Что магическая Власть
Может всё тебе дать всласть:
Власть, и деньги, и престиж,
Всё, чего ты захотишь!
Будешь Магом лукогорским,
Не, вот, здешним, а заморским,
Настоящим! будешь жить
Лучше всех и не тужить!
Подчинись лишь мне слегка,
Не давай мне тумака
Ты волшебного, – и я
Дам тебе всё!»
– «Ну, змея!» -
Лесовод лишь произнёс
Да и тюкнул Змея в «нос»
В третий раз! –
Раздался гром,
Вспышки молний, – то ли стон,
То ли смех загрохотал!
Змей лукавый трепыхал
Всё крылами и хвостом,
Издавая то ли стон,
То ли смех, а то ли вой,
Трепыхаясь головой –
И – обмяк, потом исчез,
Испарился словно, весь!
Не осталось от него
Ну почти что ничего:
Только кожи чешуя,
Пух и перья… Больше я
Ничего там не заметил…
Но случилось что за этим
Трудно даже описать,
Даже в сказке рассказать:
Завертелась словно вьюга,
Завихряяся, по кругу,
Потемнело как-то всё, –
Вихрь мусорный несёт
Смех и стоны, голоса,
Вопли, крики, чудеса, –
Словом, всё, что нёс с собой,
Вперемежку да гурьбой,
«Дух» эфирный чужебесья,
Покоривший сёла, веси,
Покоривший города –
Весь ужался он сюда,
Словно смерч, в кромешный зал, –
Свист в ушах да пыль в глаза! –
Вот Жучонки-щелкопёры –
Изо всех щелей попёрли, –
В тех щелях они сидели,
Всё жужжали да галдели,
Лихо щелкали пером,
Обращая мир в дурдом,
Обращая людей в зомби,
А теперь со всем позором
Вьются в вихре и жужжат,
Бестолковые, кружат!...
Вот подвид их – Мозгомои –
Некое подобье моли, –
На Истории ковре
Сядут, глядь – уж на дыре
Там дыра, еще одна, –
Память у людей до дна
Выедают, гадя там же,
И в каком-то будто раже,
Словно бы понос у них
Рьян и вечен, – и они
Вьются, глупые, вокруг,
Жрут и гадят, т.е. – врут,
Всё бесстыже на ковёр;
Мозгомой и щелкопёр –
Очень вредные жуки,
И коль люди – дураки,
То в их подлых экскрементах
Станут все одномоментно!...
Вслед за ними, глядь, кружится
Нефтесос-жучок – разжиться
Жаждет жидкостью волшебной, –
Долгоносик сам ущербный,
Но напившись – вдруг, огромен
Он становится, нескромен;
А, вообще, у тех жуков
Вид довольно бестолков:
Присосаться любят к Трубам,
Любят вверх ползти по трупам,
В смутных, мутных временах,
Расплодятся они – ах! –
Словно тля обсядут стебель, –
Всё себе бы да себе бы! –
Соки высосут и – ах! –
Стебелёк уж и зачах!...
Вон кружатся Пузырята –
Очень бойкие жучата –
Раздувают пузыри –
У людей, как упыри,
Жизни соки выпивают,
Своё брюшко раздувают,
А скопившиеся газы –
В пузырёк желеобразный
Выдувают – и пузырь
Раздувается в разы!
Через эти пузырьки –
Овладели всем жуки:
К пузырям людей привяжут, –
И теперь что ни прикажут –
Всё теперь исполнят люди,
Всё теперь держаться будет
На тех «мыльных» пузырях…
Но захочут жуки – ах! –
Лопнет дутый пузырёк! –
Людям будет невдомёк,
Отчего им стало плохо
Жить, – останется лишь охать,
Жизнь убогую влача, –
Ведь стараньями жучат
Новый «кризис» на дворе, –
Зато в пухлом пузыре
Очень много новых «газов»! –
Всё хиреет как-то сразу,
Коль жучата-упыри
Надувают пузыри…
А теперь вот с пузырьками
Прикреплёнными мелькают,
Вьются в вихре, – пшик да чпок
Постигает пузырёк –
То один, то, вот, другой! –
Вот уж чпокают гурьбой!...
Вот в верчении эфирном –
Пауки-бумагофилы –
Все в обрывках паутины –
Презабавная картина –
Вьются, сорванные с мест
Тёплых, тёмных, – покамест
Не постиг их этот вихрь,
Паутины свои свив,
Из бумажных волокит,
Всё опутав, пауки
Свои жертвы в эти сети
Заловляли, – жертвы эти
Отдавали свою кровь
Вновь и вновь, – не прекословь
Тем зловещим паукам –
По губам да по рукам
Вам дадут – бумажкой рот
Вам заткнут – наоборот
Выйдет всё, – и пуще только
Ты запутаешься в тонкой
Паутине этой клейкой,
Будешь дёргаться калекой,
Но ужасным паукам
Будешь дань платить века…
Но теперь, вихляя в вихре
Паучиным брюшком лихо,
В паутинах уж своих
Сами путаются, их
Странный всех уносит ветер…
Тараканы, – в Лихолетье
Что размножились весьма, –
Тоже вьются, – кутерьма
Их кишмя кишит кругом, –
Весь заполонили дом! –
Их давить – не издавить!
Их морить – не проморить!
В Лихолетье тараканы
Расплодились: тут и там, вон,
Всех мастей: кто хулиган,
Кто воришка-таракан,
Кто «в законе», кто грабитель,
Кто детишек похититель,
Кто иной какой бандит;
Но несносный аппетит
Те имеют тараканы –
Вмиг обчистят вам карманы,
Изобьют вас иль убьют,
Всё, что было отберут,
Изнасилуют… эх, впрочем,
Тут прервусь я, – много очень
Самых разных подлых дел,
Тех, которые б хотел
С нами сделать таракан…
Но уносит Ураган
Их ораву!...
…Много разных
В вихре паукообразных,
Насекомых, – вши да мухи,
Вон, клопов бордовобрюхих
Вихрь вьёт, слепней да ос,
Клещ кружится, кровосос,
Саранча да короед,
«Замминистра» да «полпред»…
Все по сути были кем
Превратились в то, зачем
Все они живут да жрут,
И теперь кружатся тут,
В этом вихре насекомом,
Столь до боли нам знакомом,
Но воочию теперь
Нами зримом, верь не верь,
Пронеслись они и – хлоп! –
Схлопнулись в шкатулки гроб!...
Наступила тишина…
И усталая страна
Как-то вдруг вздохнула будто
Облегчённо, словно утро
Просочилось в мрачный склеп,
Солнца луч блеснул… и след
Насекомышей простыл,
И народ как будто стыд
Поразил, вдруг: «Боже мой,
Со своею со страной
Что же мы-то сотворили,
Отчего себя забыли!?
Всё пропили да продали,
Все болванчиками стали!
Пудры тонны на мозгах,
Пыли центнеры в глазах!
Отчего не замечали,
Что страна в такой печальном
Положении лежит!?
Бестолковую прожив
Жизнь свою, мы только жрали,
Хрюкали да забывали
О душе, а жирный клоп,
Пустобрех, болтун да жлоб
Промывали нам сознанье,
Свои опыты над нами
По зомбированию душ
Проводили, крупный куш
Свой имея в этом деле,
Мы же блеяли, балдели…
Изо всех щелей попса
Оскверняла небеса!
В вое рэпов и хип-хопов
Обращались в остолопов
Незадачливые мы!
В наши шаткие умы
Заливалась мифов масса
Об истории о нас – и
Мы, зомбированные так,
Каждый сам себе дурак,
На себя самих плевали
И кормились плевелами,
И накормленные так,
Каждый сам себе дурак,
Свои личные святыни,
Растоптали, словно свиньи,
Что подрыли корни дуба, –
Незадачливые дуры, –
Нас кормившего, и мы,
Позабыв свои умы,
На себя лишь одеяла
Всё тянули, – удивляясь
Лишь при этом: отчего
Никак счастья своего
Обрести не можем мы,
Всё пируя средь чумы!?
Но зато Большие Маги,
Сочиняя нам бумаги,
В Одеяла облачались
И уж жить нас поучали,
Паутиной нас опутав,
Безнадёжно… почему-то…
Но теперь – как много нужно
Сделать нам, да, взявшись дружно,
Из руин восстановить
Тридевятое! творить
Появляется потребность!
Не единым, паче, хлебом
Человек, народ живёт!...»
Вот и солнышко встаёт!...
В небе солнышко сияло,
Радуга дугой стояла,
Дождик только что прошёл,
На душе – так хорошо!
Славно солнечное утро
Всё в блистанье перламутра
От недавнего дождя;
Вот и солнце, восходя,
В лужицах переливалось
И обратно отражалось
В синий-синий небосвод,
Освещая весь Народ!
Возле царского дворца,
Подле царского крыльца
Собрался Собор Народа…
В ожиданье Лесовода
Весь народ слегка бурлит…
Лесовод идёт, – велит
Речь ему держать Народ –
Берёт слово Лесовод:
«Кланяюсь тебе, Народ,
В вихрях горестей, невзгод
Ты смог выжить, предо мною
Ты стоишь живой стеною!
Ты свободен, ты могуч,
Ты свободы своей ключ
У себя хранишь и этот
Ключ свободы сей заветный –
Есть твой Царь, кто Крест и Бремя,
Тяжесть нынешнего времени,
На себя возьмёт, и мы,
Не забыв свои умы,
Для страны всей окормленья,
Крест тяжёлого Правленья
Подадим Государю,
Настоящему Царю!
Кто страною будет править,
Цели истинные ставить,
Защищать честной народ
В вихрях горестей, невзгод!...»
Тут, конечно, весь народ
Закричал: «Пусть Лесовод
Будет истинным царём,
Правильным Государём!»
Лесовода, мол, на Царство,
Править нашим государством!...
«Разлюбезный, ты, народ, –
Поднял руку Лесовод,
И когда народ утих
Произнёс: – Увы, прости
Ты, народ, но я на Царство,
На кормленье Государством
Уж, наверно, не гожусь;
Я уж лучше потружусь
На своей привычной ниве:
Буду лес беречь, за ним ведь
Нужен, право, глаз да глаз;
А не то, неровен час,
Его кто-нибудь пожжёт
Да порубит, – сбережёт
Кто его да охранит?...
Ты, народ, уж извини,
Что от Трона убегаю;
Но тебя предлагаю –
Сына в качестве Царя,
Всей страны Государя!
Он воспитывался мною,
Моей верною женою,
В чести, совести, наукам
Преобучен; я поруку
За него даю! Конечно,
В ад политики кромешный
Отдавать его мне больно, –
Сам бы бремя взял! – но Богом
Не дано мне быть Царём,
Истинным Государём.
Если ты, народ, согласен,
Будет он, – науке Власти
Пообучится; а я
Помогу ему, – Царя
Юного и ты, народ,
Поддержи…»
Так Лесовод
Речь закончил…
И в молчанье
Погрузился люд сначала,
Но мгновение прошло
И воскликнул люд: «Зело
Любо нам твоё решенье,
Лесовод, пускай Правленье
В длань свою твой сын берёт!...»
Выше солнышко встаёт,
В куполах блестит церковных,
Благовест звучит привольно,
Растекается, поёт,
Выше солнышко встаёт…
На волшебном на ковре,
Где дырища на дыре
Уж протёртая зияла –
Дырок как уж не бывало:
Затянулись, заросли,
Ворсом новым зацвели;
Маги в соснах трёх блуждают
И детей не обижают,
Не воруют, не колдуют,
Людям головы не дурят.
Тридевятое цветёт,
Выше солнышко встаёт;
Люди в творческом избытке
Трудятся, горят улыбки
На их лицах, словно сна
С глаз упала пелена, –
Люди словно бы прозрели:
Даль-окрестность оглядели,
Что в руинах и «реформах»
Прозябала препозорно, –
И, прозревши, с этих пор
Выносить такой позор
Не могли, – им стало стыдно,
Страшно, больно и обидно
За себя, за весь народ, –
Стал народ уже не сброд,
А творец и созидатель,
Гений и изобретатель!...
Что ж, на этом мы, пожалуй,
Сказ закончим, уважая,
Вас, читатель, ваше время;
И примите уверенья
В лучших чувствах к вам моих!
И на этом я свой стих
И закончил бы, но всё же
Я Моралью подытожу
Летописный листопад:
Свой возделывайте Сад,
И родство не забывайте,
Мир почаще удивляйте
Вы любовью и добром;
Только помните при том
Вы, увы, о Лукогорье,
Ворожащем зло и горе
Нам извечно, чьи соблазны
Затуманивают разум…
Будьте бдительны, друзья, –
Так советую вам я.
В этой жизни биться нужно
И ценить святую дружбу
И любовь к земле родной,
Ведь без них – ты просто ноль,
Без любви – ты лишь болван,
Безнадёжный истукан!
Словарик
Диван – мягкое место, где восседали Маги и откуда правили Тридевятым государством.
Заозёрье – вотчина Великих иноземных Магов.
Лукогорье – заморское место, обиталище Великих Магов; находится в Заозёрье.
Одеяло ворсистое – магическая ритуальная одежда властей предержащих.
Тридевятое царство – сказочная страна, в которой происходит действие сказки.
Шляпа – эзотерический аксессуар правящих Магов.
Свидетельство о публикации №111061503144