22 июня 1941г. Война!

      Уважаемые читатели! Приближается памятный день начала Великой Отечественной Войны. Предлагаю Вашему вниманию отрывок из моих воспоминаний о том времени. Полностью воспоминания опубликованы на Прозе.ру ("От трех до семидесяти пяти") и в журнале "Юность" №5 за 2011 г.

Фотография 1938 года: вот такими мы были. 1-й класс. Учительница Софья Николаевна Агапова. Второй ряд сверху, третий слева - это я.

      Воскресенье 22 июня 1941 г. Утро. Мы (мама, папа и я) идем на станцию, чтобы поехать в гости к родственникам. Издалека видно, что на платформе много военных с перекинутыми через плечо противогазными сумками. Стоят группами. Кто-то, шедший навстречу,  сказал, что ночью немцы напали на СССР. Вернулись домой. А в 12 часов дня я в толпе людей собравшихся у шалмана, где на столбе висели репродукторы-рупоры, слушал выступление  министра иностранных дел В.М.Молотова.
      Первое время особых признаков войны не ощущалось. Вечером слушали радиоприемник в комнате у хозяек дома, Бунзенов. Помню передачи немецкого радио, – громкие, как бы истеричные речи, с бравурной музыкой. Хозяйки-немки слушали молча, нам ничего не переводили. Что-то переводил папа. Вскоре все радиоприемники было приказано сдать, взамен выдавали квитанции, обещая возвратить приемники после войны. Наш детекторный приемник, принимавший всего одну радиостанцию, тоже конфисковали. Квитанция на него долго сохранялась мамой, потом затерялась.
      Много было разговоров о немецких шпионах и диверсантах. Детям говорили, что они не только выведывают советские военные тайны и подают сигналы вражеским самолетам, но могут и отравить наших людей.  Поэтому, мол, нужно быть очень бдительными, не разговаривать с чужими людьми и не принимать от них угощений.
      Потом в небе стали появляться  одиночные немецкие самолеты. Нас учили, как по звуку моторов отличить немецкий самолет от советского.  У советских самолетов летящих на высоте, звук мотора  ровный, а у немецких с завыванием. Помню, как впервые увидел немецкий самолет. Я на улице. Солнечный день, жарко. Чистое, безоблачное небо. Случайно подняв голову, вижу высоко-высоко в небе, кажущийся совсем неподвижным самолетик. А вокруг него вдруг стали возникать белые бутончики разрывов зенитных снарядов. И все это  в полной тишине. Разрывов и выстрелов не слышно. Потом разрывы  прекратилась, и самолет скрылся из виду. И совсем не страшно. Ну, а затем немцы стали летать над нами все чаще и чаще. И очень редко мы видели советские самолеты.
      Понимали ли мы тогда, десяти-одиннадцатилетние дети, серьезность происходящего? Думаю, что нет. Осознание пришло спустя месяцы, а пока было простое детское любопытство. Когда разбомбили железную дорогу и станцию, – бегали смотреть воронки, собирали осколки и какие-то коробки, сброшенные с самолетов. Когда немецкие самолеты бомбили Ижорский завод в Колпино, – смотрели с высотки у станции Красный Бор, как те, выстроившись в круг,  пикировали на цель и  то там, то здесь над территорией завода вырастали дымы  взрывов.
      Еще осенью 1940 года у отца возникла идея построить собственный дом. Помню, как мы ездили в запань на р. Тосно  за бревнами.  Сразу на выезде при подъеме в гору машина, нагруженная толстенными  бревнами, сильно  буксовала.  Наконец, выбрались на ровную дорогу. В Поповке (станция Октябрьской железной дороги в 30 км от Ленинграда) наши бревна сложили сбоку проезжей части улицы, недалеко от дома, и для сохранности окантовали толстой  проволокой. Наверное, из этих бревен получился бы хороший дом. Но судьба их оказалась  печальной. Дома не вышло. В июле 1941 года люди начали строить во дворах бомбоубежища и бревна как-то быстро и незаметно растащили. Соорудили бомбоубежище и в нашем дворе. Вырыли  большую яму, накрыли ее оставшимися бревнами и сверху засыпали толстым слоем земли.  Забираться в это убежище нужно было, чуть ли не ползком, через небольшой лаз. К счастью воспользоваться этим сооружением не пришлось. Зато, после того как в конце августа Поповку заняли немцы, убежище, должно быть, им пригодилось. 
     Отступлю немного назад. На лето 1940 года Бунзены сдали веранду в доме молодому человеку, немцу по национальности.  Это был высокий, атлетически сложенный мужчина, со спортивной выправкой. Он сразу же  стал кумиром для ребят. Немец покорил  мальчишек тем, что на спор остановил ехавшую по дороге лошадь с телегой.
      – Вот, если я выиграю, то вы, ребята, натаскаете мне на веранду цветов, ромашек с соседнего поля. Оказалось, что он собирался жениться и хотел отпраздновать свадьбу на веранде, убранной цветами. Лошадь он действительно остановил, ухватившись за колесо телеги, чем вызвал неудовольствие возчика, но зато в день свадьбы пол веранды устилал ковер из ромашек.
      Должно быть, этот человек был известным спортсменом, учился или работал в институте физкультуры им. Лесгафта. В августе, в день физкультурника мы с родителями смотрели физкультурный парад в Ленинграде. В знаменосце, несущем впереди колонны института на вытянутой руке  флаг, мы  узнали нашего немца. 
      Летом 1941 года они с женой снова жили на веранде. А вскоре после начала войны я видел, как ночью их арестовали и увезли.  Было тепло, и я спал наверху, на чердачной площадке перед входом в наши комнатки. Однажды под утро показалось, что внизу зафырчала машина. Приподнявшись, выглянул в маленькое окошко. Действительно, внизу почти вплотную к входу  в дом стоит фургон,  а из дома выводят  немца и его жену и  подталкивают в открытую заднюю дверь фургона. Больше мы этих жильцов не видели. Но вот немок, хозяек дома, почему-то не трогали. Несколько лет назад я безрезультатно пытался узнать в институте что-нибудь об этом человеке. Говорят – ничего не нашли. Но ведь был же он! И исчез бесследно. Вот так же как бесследно, вместе с женой и маленьким сыном, исчез в 1936 году мой двоюродный брат, командир Красной Армии, живший в Киеве. Осталась у нас в семье только его старинная фотография с женой и сыном, да мною-малышом, примостившимся на спинке дивана.   
     Для борьбы со шпионами и диверсантами в Поповке сформировали истребительный отряд. Он разместился в доме промкомбината на противоположной от нас стороне улицы. До войны там изготавливали  детские игрушки. Директора комбината Семена Филипповича Нагулина (мужа моей двоюродной сестры)  назначили политруком отряда. На пригорке по соседству с нашей школой «истребители» вырыли окоп и соорудили зенитный пулемет собственной конструкции: на бруствере окопа вкопан невысокий  столб, на торце которого горизонтально укреплено вращающееся тележное колесо. На колесе стоят два спаренных пулемета «Максим» без щитов. Пулеметы могут еще качаться в вертикальном направлении, чтобы стрелять вверх под углом.
     Вскоре истребительный отряд понес потери. Наверное, в середине или конце июля немецкий самолет ночью бомбил станционные пути. Я так крепко спал, что в тот раз ничего не слышал, хотя бомбы упали совсем недалеко от нашего дома. О бомбежке мне утром сказала мама. Ребята же, которые видели налет, говорили, что немец летел очень низко, была сильная стрельба и, вроде бы,  самолет подбили бойцы истребительного отряда из своей самоделки. Днем Семен Филиппович  подтвердил, что самолет действительно подбили его бойцы, и он упал где-то далеко в лесу. Их отряд отправился на поиски. Самолет нашли. Немецкие летчики оказались живы, отстреливались, убили одного из  наших. Помню похороны этого бойца, устроенные еще по довоенным меркам. У школы, где стоял гроб с телом убитого, собралось множество людей, и похоронная процессия двинулась по дороге к кладбищу. Впереди  духовой оркестр, за ним повозка с гробом, накрытым красным полотнищем, за ней истребительный отряд в полном составе и с оружием, а далее еще жители поселка. Неожиданно, параллельно дороге  пролетает немецкий самолет. Он летит так низко, что можно разглядеть лицо летчика в кабине. Летчик, повернув голову, рассматривает  похоронную процессию, и самолет его зачем-то, может быть в знак приветствия, покачивает крыльями. Как в замедленной съемке вижу самолет, голову летчика в шлеме и это  покачивание крыльями. А ну как вместо приветствия, немец расстрелял бы похоронную процессию?
     Нужно сказать, что  вплоть до эвакуации в последних числах августа, мы почти не видели в воздухе советских военных самолетов. Лишь с приближением фронта к городу они стали появляться.
     Конец августа 1941г. Вторая половина дня. Мы с ребятами играем во дворе. Неожиданно над головами, почти касаясь верхушек растущих на участке елей, со снижением проносится истребитель И-16 («Ишак»). Мотор его чихает и через секунды слышно, что он и  вовсе останавливается. Думаем, что самолет упал на поле за поселком, все несемся туда. От кромки поля, виден стоящий вдалеке самолет. К нему бегут люди. Мы прибежали первыми. У самолета  летчик. Он хромает, но ковыляет к нам, машет руками и кричит, чтобы все уходили. Кричит, что могут налететь немецкие самолеты. Никто не уходит. Потом, немного успокоившись, летчик сказал, что  самолет подбили в воздушном бою, а его ранили в ногу. Скоро откуда-то появились военные, разогнали любопытных и поставили у самолета охрану. На следующий день его разобрали и увезли. Но на этом история с самолетом еще не закончилась. Дня через два, когда жители Поповки  уже начали уезжать из своих домов,  в поселке появилось множество незнакомых людей.  На улице нас с Юркой Огановским остановил мужчина – где тут на днях  сел  самолет. Мы, конечно же, проявили бдительность!
     – Да, сел, но потом улетел.
     – А покажите мне место, где он сел – попросил мужчина, вынул из кармана пачку папирос и  предложил нам  закурить. От папирос мы отказались, а на поле, где самолета то уже не было, показали. Обманули, умники, шпиона! Что это был на самом деле за человек, зачем ему был нужен самолет, никто теперь не ответит. Но вот недавно в книге о немецких авиаторах прочитал, что для того, чтобы немецкому летчику зачли сбитый советский самолет, требовались свидетельские показания. Может быть, это и был тот самый случай? 
     Еще помню. Незадолго до подбитого истребителя. Полдень. Купаемся в пруду за поселком. Слева болотце, заросшее невысокими деревьями и кустами, справа недалеко железная дорога. Мы в воде. За болотом в воздухе послышалась стрельба короткими очередями. Низко над нами проносятся три самолета. Впереди немецкий. Летит, выделывая какие-то зигзаги, за ним  наши. Рев моторов, стреляют. Мгновение, самолеты исчезли и опять все тихо. Наши самолеты не И-16, а какие-то новые. Таких самолетов я  еще не видел. Значит, есть новые самолеты и у наших летчиков.

                ****

    А совсем недавно произошло чудо!
    Телефонный звонок.
     –  Здравствуйте, Дмитрий Федорович! Это Вика Симоненко.
     –  Какая Вика, не сразу поняв, спрашиваю я.
     –  Вика Симоненко, которой Вы передавали записочку в школе!   
     –  Господи, Вика! Вот это сюрприз! (На фотографии Вика сидит на полу, вторая слева)
     Оказывается, она живет в небольшом городке недалеко от Петербурга, и кто-то из читателей городской библиотеки, читая журнал «Юность», где опубликованы мои воспоминания, увидев ее фамилию в рассказе о школе,  поинтересовался, не о ней ли идет речь. Ну а дальше, как  рассказала Вика (теперь уже Виктория Фёдоровна), долго искала мой телефон. И вот, ровно через 71 год - мы встретились с Викой! Целый день проговорили у меня дома, рассказывая о себе. В основном рассказывала она, а я расспрашивал и слушал, слушал. И теперь смотря на старую фотографию нашего 1-б класса, поражаюсь мужеству и стойкости этой девочки, перенёсшей тяжелейшие испытания: немецкую оккупацию, концентрационный лагерь, «доброту» родины, после освобождения отправившей ее с родителями на поселение в Казахстанские степи, и еще много чего.

     Так бы хотелось узнать о судьбах остальных ребят с фотографии, но это уже вряд ли возможно. А вдруг?