Анне Ахматовой

                Ужели и гитане гибкой
                Все муки Данта суждены.
                О. Мандельштам

1
Фонтанный дом…
К нему ведет дорога…
Помолимся
И постоим немного.
На сердце — тяжесть,
Маята, тревога…
Но не избыть нам горя,
Не забыть.
Где кровь лилась —
Покоя не ищите,
И нету там защиты —
Не взыщите.
…………………..
И это наша боль…

2
Вот дом твой, сад.
В душе тревога,
Тревога и печаль…
И вижу — шаль струится,
По плечам легла...
О, сколько ты, поэт,
Снесла!
Где силы, милая, брала?
Красива, царственна,
Грустна,
Не суетлива и умна.
Как совершенна,
Как точна
Творимая тобой строка!
Но… Анна!
Не хватает слова,
Таланта, мужества и сил,
Чтоб стих мой,
Мучаясь изломно,
Тебя для жизни воскресил…
Ты скажешь: «Я всегда живая,
Я вам оставила стихи,
В них — все мое
И все без края,
И столько неземной тоски...»
И… голос слышу, голос твой
Диктует властно, скупо…
Он льется из страны другой:
— Нет. Голос мой не стих,
Но я молчать устала —
Ведь смерть не скинет покрывало
И губы не прошепчут стих…

*
С мороза стекло запотело —
Не видно заплаканных глаз.
И я ведь когда-то пела
И живая была для вас.
И снесла двух войн лихолетье,
И снесла, то — еще страшней,
Знавших муку эту: бесчестье,
Помутившее разум людей.

3
Во сне явилась ты ко мне:
Вся в белом, прибрана, в венце.
Венец плывет над головой,
Как нимб какой…
Ступаешь гордо, не спеша,
Но рук не видно —
В складках тонут.
И шаль… То — мантия с плеча.

4
Пыль мостовой.
Решетки черной вязь.
Какой-то мусор,
Нищета и грязь.
Ты здесь жила,
Ты здесь ходила.
Страдала, верила,
Любила.
Вела житейский разговор
И иногда вступала в спор.
Полуголодная, худая,
Отчаявшаяся, полубольная.
В себя все страхи вобрала.
Своим путем достойно шла…
Без ножки кресло и диван.
Стол, чайник, зеркала овал
И Модильяни на стене.
Все видится как в вещем сне.
Терпеливая — терпеливо
Ожидала из лагеря сына.
Посылки ему собирала
И ночами и днями — ждала.
О, мой мальчик, о, Гумилевушка,
Золотая моя головушка.

5
Тетрадка, ручка…
Клен в окно.
На улице — фонарь.
Темно.
Уже какую ночь не спишь
И слушаешь ночную тишь.
Вздыхаешь… Бродишь
И одна
Стоишь подолгу у окна.
И губы шепчут,
И слова
Ложатся в строчки,
Голова
Слегка наклонена,
И свет
Желанно лепит
Твой
Портрет...


Рецензии
И. Бродский на столетие А. Ахматовой (1989)
Страницу и огонь, зерно и жернова,
секиры острие и усеченный волос --
Бог сохраняет все; особенно -- слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.

В них бьется рваный пульс, в них слышен костный хруст,
и заступ в них стучит; ровны и глуховаты,
затем что жизнь -- одна, они из смертных уст
звучат отчетливей, чем из надмирной ваты.

Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, -- тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной.
_______

Последнее время, я начинаю понимать И. Бродского несколько больше. Он жил, как мне кажется, в нескольких измерениях и, как и М. Цветаева, был «допущен» более других к незримому.

Более того, в его сочинениях слышится гул эпох, что на фоне личных переживаний, придаёт особую иносказательность и универсальность высказываний т.е., — это то, о чем поэт молчит. В то время, как любое высказывание уводит от начального импульса, ради которого и приходится сочинять, оставаясь всегда за скобками, продолжая витать в ауре, в непередаваемых вибрациях, в «колокольцах» сердца…

Тамара Квитко   24.06.2021 22:35     Заявить о нарушении