У Елоховской

(Эти события произошли в конце 80-х, в самом центре Москвы.)

   Елоховская блестела на солнце. Все ее купола, стройные стены, узорная ограда радовались жизни. Там и сям стояли старушки. То ли они просили милостыню, то ли сами желали дать ее, по резким, напряженным лицам прохожих было видно, что все это их не касается.
   Мостовая гремела, шум стоял ужасный. И только по остаткам былой роскоши, изящным силуэтам старинных домов и гибким поворотам узких боковых улочек, можно было понять, каким чудным это место было когда-то.
   С рынка несли зелень, черешню, клубнику. Сиротливо зеленела трава на крошечных островках газонов. И несмотря на цены, угрюмую толчею в транспорте и холодный ветер, было ясно, что лето все-таки настало.
   На остановке рядом с церковью ждали троллейбус. Ждали долго, и ожидание сковало всех особенно прочной цепью. У церкви же шла своя жизнь: прошли две монахини, шаркнули чьи-то ноги. И вдруг завыла, заголосила женщина у паперти. Ее вели под руки, и отчаяние, заполнившее ее лицо, заливало и церковный двор, и неторопливых прохожих, и бесстрастно гудевшую улицу, и даже чудесных мраморно-серых голубей, хлопочущих у ограды. «Едет, едет!» -  закричали на остановке. И троллейбус, милостиво впустивший всех страждущих, поплелся по широкой улице.