Подарила мне мамка икону

Подарила мне мамка икону.
Говорила от всяких бед.
Говорила,  живи по закону,
Перед Богом держать ответ.

Не бери жизнь людей напрасно,
Буйну голову ты береги.
Жизнь одна, она так прекрасна.
Неимущим ты помоги.

Я всю жизнь словам её верил
От тоски лишь щемило в груди.
Мама,  мама, жизнь, чем я не мерил.
Хоть в какую дуду дуди.

Хоть  каким  по  земле  ходи  краем,
Доброта   всё  больше  скудна.
И  граница  меж  адом  и  раем
Так  бывает  порой  не  видна.

Как гулял я по дону с сотней!
Эх, держи меня мать земля!
Что воскресный день, что субботний!
Жгли, ломали  дома и поля.

И  рубил я людей с оттягом,
Только шашки свист да ура!
То  под красным, то белым флагом
Полыхали мои хутора.

А я пил вечерами страшно
Пред иконой за все грехи,
Что губил людей бесшабашно,
Жизнь не стоила рваной дохи.

Нету мамки, погибли два брата.
Да и люди сошли все с ума.
За грехи наши будет расплата.
Видно ждет нас тюрьма да сума.

Если б заново, да с рассудком,
Да вернуть бы деток своих…
Я б сожрал этих тварей желудком,
Этих тварей для сердца чужих!

Да, не входит в душу прощенье.
Да и сам натворил, боже мой.
Скоро будет мне угощенье,
Будет суд над распятой душой.

Эх,  икона  моя родная.
На ней мамки живут глаза.
Не видать мне мамка там рая,
Лишь мучения да слеза.

Я  с  ранением  провалялся.
Разум  мой  совсем  уж  устал.
Я в бреду  со  смертью  тягался.
Жалко  мне,  что  позиций  не  сдал.

Белый  свет,  зачем  же  ты  создан?
Для  чего  я  любил  и  мечтал?
Чтоб  по  капле  мой  разум  был  роздан.
Лучше  б я его  вовсе  не  знал.

И  пришли,  наконец,  и  забрали.
Теперь  суд.  Перед  кем  и  за  что?
Те,  кто  сами  губили  и  крали
Не  считая  людей  ни  за  что.

Да  и  пусть  уж. Внутри все сгорело.
Зажить ранам  не  хватит  души.
Лишь  стреляли  б,  когда  рассветлело.
Свет  он  лучше  темной  глуши.

Ночь  в  сарае  я  провалялся,
Думал  думы,  зачем же  я  жил?
Как  отцу  помогал,  как  влюблялся.
Как  я  страстно  женщин  любил!

Пристрелили б быстрей, что ли суки.
Душа рвется, как загнанный зверь.
Жизни край, устал я от муки.
Уж быстрей бы открыли дверь.

Лишь  под  утро  сном  вдруг  сморило.
Почему-то  приснилась  Она.
Как  была  ты  для  сердца  мила.
Почему  была  не  жена?

А  на  утро,  на  самом  рассвете,
Петухи  лишь  запели вот, вот,
И  на  этом,  на  белом  свете
Я  отжил  последний  свой  год.

«Слышь,  братки,  икону  мне  можно
Взять  с  собой,  с ладошку всего.
Помирать  как-то  очень  сложно.
Глядишь,  поможет  если  чего».

И  желание моё исполнили:
«Это свято, ты можешь взять».
И  еще потом сквозь зубы дополнили:
«Зря рожала тебя твоя мать».

Я  ответил: « Мне жалость не нужна,
Мне бы свежего неба глоток.
Как рубали мы вас тогда  дружно!
Эх, рубали как, до порток!»

По зубам получил, а мне легче.
Крови вкус ярость не жжет.
Эх,  братки,  душа уж  далече.
Моё  тело  лишь  только  ждет.

Я с иконой не расставался,
Я икону ту в жизни сберег.
И  когда крик "пли" раздался
Я держал её, сколько мог.