Наливаем чай

                Синхронизация при приеме звуковых
                сигналов и восприятие поэзии.

            Эта лекция прочитана 07.02.2002 при малом стечении народа,
            текст дешифрован  из диктофонной записи. В основе лекции -
            мысли, родившиеся в голове инженера, занимавшегося в это
            время ЦОС (цифровая обработка сигнала. Исходное правило -
            математика (техника) есть примитивное воплощение реальных
            жизненных законов.

   Наливаем чай, чтоб не греметь чашками, и начинаем лекцию.
   - С удовольствием.
   Я уже предупреждал, что база текста. Последующего. Лекции. Это – всё-таки
эволюция. Всё имеет историю и все развивается. И человек и его ресурсы, в том
числе и язык.
   Если исходить из понятий происхождения и человека и его речи из низших
стадий к последующим и понятия сигнала signum = знак, то у живых существ
интеллектуальных, высших млекопитающих, сигнал совпадает с носителем,  т.е.
тон, мощность, обертоны звука и то, на что указывает, к чему назначен этот
сигнал, в общем случае совпадают. Конечно, с какой-то вероятностью.
У человека же носитель энергии, информационной, и сам сигнал, знак
не совпадают. Например, “а-а-а” – носитель, то, что энергетически
достигает наших ушей. Под этот носитель можно подписать знаки  (слова)
“барабан”, “каланча”, “фаланга” и так далее. Тогда, чем отличается сигнальная
система человека, от сигнальных систем других, интеллектуальных, думающих
живых существ: кошка, собака ets. Она отличается, во первых
фрагментированием, разделением, мы пока не определяем, чем разделяется.
Говорим, каким-то разделением. Во вторых позиционированием этих фрагментов.
Речь – позиционная система.
   Если мы разделили речь на фрагменты, то еще и поставили каждый кусок
на свои позиции. (Пример позиционной система обозначения -  привычная нам,
арабская система записи чисел 123 и 231 – разные числа). “мода” и “дома” –
разные слова , знаки. Считаю, что можно утверждать: человеческая система
сигналов определяется не самими носителями, энергией, а разделением
и позиционирование. Чем разделяется? Согласными. Согласные и определяют
речь человека. А гласные просто работают грузчиками, несут на себе информацию.
   О носителях: “а”, ”о”, “у”…
   - А при чем здесь, вообще, происхождение видов?
   Сейчас, погоди, “а”, ”о”, “у”, да, еще “э” – три звука. В науках, о
поведении, сейчас… Этология, кажется. Психология также. Чем старше история
каких-либо реакций живого на внешний мир, тем в более раннем возрасте
проявляется. Точно также и в физиологии. Есть этап развития ребенка, внутри
мамы, когда он напоминает ящерку. А после рождения он еще долго лежит, потом
ползает. Давайте подумаем, когда в его звуках появляются, как бы, согласные:
губные “б”, “п”, “м” и заднеязычное “к”. Он начинает ходить, хотя бы,
пытается. Если адресовать этот факт к истории человека, как вида, то следует
обратиться к тому моменту, когда он встал на ноги. То есть, Праязык – это
примерно полтора миллиона лет назад, Африка. Появляется потребность,
необходимость и стать на две ноги, и первые звуки речи.
   - А кто видел?
   Я не видел, но еще раз напоминаю, что чем раньше, одно, тем раньше
и другое.
   - А в колыбели? “А-а-а”, “ба-ба”, “ма-ма”.
   Может быть и так, но надо еще учесть и подражание. В общем, даты все
приблизительные.    И всё-таки, осознание, когда начинает ходить, появляется
адресация, не просто плач, “мне больно”, или он гулит, “мне хорошо”. Именно,
обращение к другому человеку.
   Если же говорить о всех согласных, которые есть в нашей речи, и тех
согласных, которыми отличаются разные языки: альвеолярные, шипящие,
свистящие, то, видимо, стоит говорить о времени разделения рас. А малыш
в это время начинает задавать философские вопросы. Что такое хорошо, что
такое плохо. Характер появляется. Дитёнок понял, что он живет на этом свете.
   Вот при чем здесь происхождение видов. Мне очень нравится филологическая 
гипотеза о ритуальном происхождении языка. Да, я считаю, что первые звуки
предъязыка появились раньше человека, но сам язык всё-таки начался у костра,
два притопа, три прихлопа. И мерное, в такт движениям, бубнение. Предпоэзия.
Стихи появились раньше языка, как инструмента. Поэзия старше истории,
пожалуй, раньше появления наших предков в Костенках.
   - Но Мишка говорил о Костенках. Капища там были.
   Тем более. Уже были, уже о чем-то просить горних сил захотелось.

   От печки немножечко оттанцевали. Да, при рассмотрении любой приемопередачи
сигналов, знаков самая сложная часть – прием. И самая необходимая.
Представьте себе, что мы кричим, зовем о помощи, а нас не слышат. Ну и что
толку? И мы будем рассуждать о том, как мы слышим речь, как её понимаем, как
разбираем слова. А один из самых существенных моментов при приеме любой
информации - синхронизация, буквальный перевод одновременность”. Скажем, если
мы слышали обрывок, окончание разговора, то можем и не понять, о чем
говорилось.
   Итак, речь фрагментирована, разделена на мелкие кусочки согласными,
об этом мы порассуждали раньше. Как же эти фрагменты различаются, выделяются?
первое, при любом восприятии новой информации важно, чтобы были зацепки, было
то, что нам априорно известно. Второе, априорные элементы должны хорошо
выделяться. Видимо, это, опять таки, согласные.
   Давайте попробуем разобрать один из самых простых примеров знаковых
систем, скажем азбуку Морзе. Хорошо всем известную азбуку Морзе, то, что
иногда слышно из приемника при настройке на декаметровый диапазон. Раньше
у нас в стране на КВ “голоса” слушали. Азбука Морзе = точка, тире и пауза.
Три знака. Представим себе, что мы бы придумывали автомат, который эти знаки
различал. Растянем мысленно во времени эти знаки. Пауза – ничего нет.
Появился писк, и мы начинаем отсчитывать время, скажем, так, как измеряем
пульс. Недолго длился звук – точка. Длиннее – тире, если же писк продолжается
слишком долго, то либо радист заснул, либо аппарат сломался. То есть знак
ограничивается переходом от молчания к звуку и обратным переходом. Выходит,
подойдя к моменту появления звука мы свернули из состояния покоя к измерению
длительности звука. По окончании переходим к покою, временному. Всё, мы
восприняли один знак. Получается, что синхронизация – это точка ветвления,
от неразличения символа к различению. А чем разделяются звуки человеческой
речи? Ими же, согласными. И минимальная единица языка – слог: гласная,
ограниченная согласными. Что бы там новые дидакты ни придумывали, старая
метода изучения письму (по слогам) ближе к природе человека, природе его
речи. В общем, ничего нового. Иллюстрация: “Дыр бул щил”. Это как раз
иллюстрация выделения слогов, как знаменитый чёрный квадрат – иллюстрация
выделения элемента пространства, картины. И так же, как в любой азбуке
единица речи ничего из себя не представляет, как каждая точка и тире в азбуке
Морзе, как пресловутый бит в информатике.
   - Ну да, слог ничего не значит? Как это?
   - Эти самые “Ну” и “Да”, которые только что…
   - А односложные слова?
   Сами по себе, вне контекста – ничего. Бит – ничто, состояние: было – не
было. Нет, конечно, один слог может что-то означать, во первых не всегда,
во вторых, в диалоге. Но о кадрах дальше.
   Минимальная единица речи – слог, гласная, ограниченная согласными или
молчанием, паузой. Кстати, йот – согласный, я раньше спорил с учительницей
русского и считал гласным. Но функционально – согласный, модифицирующий
гласный и ограничивающий слог.
   Кстати, если говорить о чужом языке, в случае, если мы его не знаем, то
воспринимаем его именно, как человеческую речь. Мы мысленно выделяем,
не всегда достоверно, но выделяем. А уж если мы раньше слышали, скажем,
французскую речь, и нам сказали, что это именно французский язык, то мы её
уже не спутаем. Не отличим, кто говорит француз, бельгиец, швейцарец, житель
западной Африки, но язык определим. Выделяем, синхронизируем и ничего
не понимаем. Просто мелодия.
   А, вот, теперь можно говорить об априорности. Мы не задумываемся, как
устроен мобильник, но я уверяю, прием, восприятие информации и там происходит
очень похоже на речь. Как в технике, так и при восприятии речи необходимы
точки опоры, заранее известные элементы, последовательности. К началу школы
человек усваивает азбуку слогов и потом её использует. Какова слоговая
азбука, таковы правила переноса при письме, какие они есть. Поэтому мы
транскрипируем, читай, трансформируем иностранные слова, подслушайте
разговоры программистов. Ну не нравится русскому, в широком смысле русскому,
человеку “Таллиннн”. Не умещается такое название в нашу слоговую азбуку. Нам
нужно привести текст к заранее известным блокам.
   Мы принимаем сообщения от другого человека следующим образом: выделяем
моменты перехода от паузы к звуку, переходы от одной от согласной к гласной,
переходу от одной комбинации согласных к другой и тому подобные, простите за
неизбежную тавтологию, переходы. В этом процессе мы нанизываем в своем уме,
конечно, не осознанно, автоматически, звук на звук, как кусочки баранины на
шампур, и получаем так необходимый нам шашлык, пока еще сырой. Восприятие
чужого языка – смотри выше.
   Итак, услышал человек слоги, а что же дальше? Да, есть такая
филологическая наука о смыслах, семантикой называется. Не нравится мне один
их термин, семная матрица. Понимаете, когда тебе два года на матфаке или
физфаке вбивали в голову линейную алгебру, а потом еще много было разных
наук, в которых этот аппарат используется, неизбежно понимание матрицы, как
чего-то дискретного. Любой размерности и любого числа строк, столбцов и тому
подобного, полная или разреженная, всегда есть жёсткая регулярность. Всегда
в одной точке, на перекрёстке – один элемент. А в языке всё куда сложней.
   Я бы применил слово “кадр”, почему именно кадр- чуть попозже. А сначала
о понятии знак. В умных филологических книжках знак называется заместителем
некоторого объекта или сущности. Не знаю, как замещает стрелка с
нарисованными на ней вилкой и ложкой живое кафе или реальную столовую.
Вряд ли пиктограмма может утолить голод.
   - Смотря какой голод?
   Может упокоить, поддержать морально, а накормить – нет. Так вот, ничего
нового нам выдумывать не надо. У программистов есть один термин, кстати, один
из базовых = “указатель”, это – адрес некоторого места в логическом
пространстве, в памяти машины. Это место может быть очень обширным, например,
адрес крупного предприятия, завода. Множество корпусов, отдельных зданий,
дочерних юрлиц – и всё по одному адресу. А также, по какому-то адресу может
находиться хибарка, а то и просто сарай. Квартира в десятиэтажке. Знак –
адрес. И никакой мистики.
   Почему, всё-таки, не “знак”, не “слово”, а “кадр”. Это – не из
программизма. Эти чаще всего пользуются термином “слово” = “word”, некая,
имеющая смысл, комбинация битов, используют и понятие “фрейм”. Почему же
“кадр”? Давайте вспомним одну картинку из истории кино. На заре победного
шествия люмьеровского изобретения по нашему голубому шарику один русский
кинорежиссер, фамилия… Кажется, Кулешов, точно , Лев Кулешов. Так вот,
этот режиссер соединил два кадра. Первый кадр, актер Мозжухин, отодвигая
занавеску, заглядывает в комнату. Лицо напряженное, вглядывается А во втором
кадре были два варианта обстановки в комнате: стол с тарелкой и девушка в
гробу. И, когда у зрителей спрашивали о выражении лица актера, то они
отвечали в зависимости от второго кадра. Первые эксперименты по монтажу.
Похоже, что мы подобным образом воспринимаем и речь, мысленно монтируем
кадры.
   Итак, я считаю, что стоит, во первых, говорить не о семной матрице,
жесткой системе логических элементов, а о смысловом пространстве человека.
Уникальном для каждого. Пространство это включает в себя весь опыт индивида
и чувственный и ментальный. Во вторых об адресе каждого элемента этого
пространства "яма имени Мандельштама". В третьих о монтаже сообщений методом
нанизывания этих элементов в процессе восприятия (поджаривание шашлыка).
И обзовем это всё одним словом “кадр”.
   Кадр – не только слово, хотя, иногда и оно. Например, окончание слова
в смысловом пространстве человека означает способ связывания одного слова
с другим “кем – чем”, “о ком – о чем”. Кадром может быть суффикс, например
“стульчик”. А “стульчак” – это самостоятельный кадр, не модифицированный
стул, а дощечка такая.
   Да не надо мне этой вашей "лексемы", она нужна при построении текста, при
прочтении интереснее "кадр".
   - Так кадр или знак?
   Знак – указатель на место, точку в смысловом пространстве, кадр – позиция
этого знака в тексте, речи.
   Еще одно замечание, окончание – кадр не самостоятельный, оно
присоединяется, а в письменном тексте просто принадлежит слову, поэтому чаще
всего оно может объединяться в общую структурную единицу речи, как например
проезд в кинематографе. Союз – тоже способ объединения слов, чаще всего
объединяется. С другой стороны иногда мы, расставляя акценты, можем выделить
союз или окончание.
   А теперь мы сможем поговорить и о поэзии. Почти два с половиной века
в русском языке царствует силлабо-тоника. Те самые ямб, хорей, трёхсложники.
Я честно скажу, долго не мог понять, особенно в случае неполного размера,
что написано ямбом, что хорем. Как мы выделяем? Размер. Давайте подумаем,
рассматривая классический пример, скажем, хорея: “Пора, пора, рога трубят”
   - Ямб.
   Простите, да. Я вижу, что каждый кадр, каждый адрес в смысловом
пространстве укладывается в стопу. То есть, каждый кадр мы воспринимаем и как
минимальную единицу стиха и как минимальную смысловую единицу. Одновременно.
Вот это тоже синхронизация. Уточню, вернусь к понятию “априорное”. Это не
только заведомо известное, но и ожидаемое. Мы, слушая стих, ожидаем новую
смысловую единицу. И не обманываемся в своих ожиданиях. А когда не встречаем
ожидаемого движения речи...
   - А если читаешь глазами?
   Это только формула такая: “Дай почитаю глазами”. В любом случае стихи
мы читаем ушами, мы уши при чтении включаем в работу, не всегда бормочем под
нос, иногда стих проговариваем мысленно.
   И другой классический пример: “Буря мглою небо кроет”. Хорей. Здесь,
как раз, особенность кадра по имени ”окончание”. Кстати, о слоге и кадре.
Корень “мгла” содержит один слог, “крыть” – так же. Так вот, если автор не
акцентирует именно на окончании, то оно обычным образом присоединяется
к корню, кадру.
 
   Давайте попробуем в этом плане разобрать стихотворение нашего Лика. Скажем, Боев.

       Листопад, а точней, лабиринт листопада.
       Листья клёнов чисты и прохладны.
       От печали собачьего взгляда
       Тает тонкая нить Ариадны –
       как следы на узоре эфеса
       из руки выпадающей шпаги.
       И листвы круговая завеса
       превращает тропинки в овраги,
       а часы в поломавшийся компас,
       или компас в часы? – я не знаю.

       Ощущенье такое, что снова
       ходишь где-то по самому краю
       и нет силы сорваться, как в пропасть,
       И нет слабости биться до смерти….

       Только листьев безумство и робость
       в разрывающей свет круговерти.
       Так оно, или как-то иначе, –
       что за прок от победног лавра,
       если куплены сушки помягче –
       угостить старика Минотавра.

   Я разбил одну строфу на строфы так, как это мне нравится. Право же,
замечательное стихотворение, правда, есть и неточности. Давайте разберём.
Поставим разграничители так, как это мы бы делали при переносе.

       Листопад|аточней|лабиринт|листопада.
        _    ^  _  _ ^   _ _ ^    _  _ ^ _

   Амфибрахий. Трёхслжник. Не полный, заканчивается отдельным безударным.
Первая строка ложится строго в размер. И “аточней", соединение союза и
последующих слов – это устойчивое произношение, скороговорнкой Далее:

       Листьяклё|новчисты|ипрохладны.
        _  _   ^  _  _  ^ _  _  ^  _

   Да, не получается. Давайте попробуем по-другому.

       Листья|клёнов|чисты|ипрохладны.
        ^ _     ^  _  _  ^ _  _  ^  _

   Лучше. Похоже, здесь у нас строка более энергичная, по сравнению с первой.
Да... как ни уверяли меня в том, что слово “синкопа” не применимо к поэзии,
это – неправда. Здесь такой термин оправдан. Печальная первая строка, и более
решительная вторая. Акцент. Это – у меня печаль. У многих осень – время
весёлое. С другой стороны, ожидание ритма в данной строке неоправданно, более
того, первое ударение эту самую неоправданность объясняет.
   Поехали дальше:

       Отпеча|лисоба|чьеговзгляда
       _  _ ^  _ _ ^   _ _    ^ _

   Надо еще одну вещь пояснить. Положим, в слоговой азбуке речи есть 100
слогов. Пусть все слова (знаки) состоят из 4-х слогов. В арифметике при
позиционном счислении весь диапазон значений, представляемых 4-х значными
числами = = 0000 – 9999 = 104. Аналогично 4-х сложные слова будут иметь
возможность представление 100 в четвертой понятий, это больше ста миллионов.
В индоевропейских языках слогов – сотни. Количество слогов в словах – от
одного вплоть до десятка. Избыточность невероятная.
   Избыточность, как раз, и помогает исправлять ошибки. То есть, если ты
что-то прослушал, пискнул твой мобильник, и т.д. Но согласование частей речи
позволяет тебе мысленно вернуться немного назад и исправить ошибку
восприятия.

   Вот один из примеров декодирования последовательного избыточного кода.
(картинка в заголовке, декодер Виттерби). Из каждого предыдущего состояния
возможен переход только в одно из двух новых.
   Тонкие линии – все возможные переходы, эллипсы – те состояния, которые,
как нам показалось мы услышали. Толстые линии – те переходы, которые мы
считаем выжившими. Параллельно могут образовываться несколько путей (в данном
примере 2). Видно, что в какой-то момент мы один из путей бросаем.
И окончательно делаем вывод, что нам передавали сообщение  = 00,10,01,10,01.
Человек, конечно, не задумывается, как это делается, мозг сам автоматически
и параллельно, производит вычисления. Но полное отбрасывание – только
в прямой математической, научной логике. В художественном, да и бытовом
восприятии невыжившие пути не совсем отбрасываются. Они оседают в нас
интонациями, контекстами.
   Из серии “говорят дети”: В конце 60-х властя пустили в оборот эвфемизм
“песни протеста” для обозначения англоязычного рока. Мой более молодой
коллега вспоминал своё детское недоумение этим выражением. Мол, про какое
тесто они поют и зачем про это самое тесто нужно петь.
   Итак, возвращаемся к допустимым и недопустимым слогам и сочетаниям
в предыдущей строке, исходя, естественно  из трёхсложника. Мы чувствуем,
что “ли”, “лисо” и “чьего” допустимы, как кадры, в то же время в контексте
строки они не значимы. Недопустимые логически варианты отбрасываются,
но контексты остаются. Для данной строки есть ещё подсмысл: “А, может быть,
Дама всё же о чём-то думает? И преданна, хоть и лиса?”

   И подтверждение подхода:

        Таеттон|каянить|Ариадны
         __  ^   __ ^    __^  _

   Смотрите, Ариадна остаётся полностью определенным, независимым кадром,
значимым для текста. А первые стопы объединяют не только прямые значения,
но и контексты: “тон” – звук тонущий в лабиринте. Каяться, а за каким я сюда
забрался (читай первую строку с “лабиринтом”). Возникает глубина. Автор,
естественно, не заморачивается над тем, как нам усложнить углубить
восприятие, он ищет, пытается максимально благозвучно уложиться
в форму и при этом умудриться рассказать о своём. Мы, ведь, не думаем о...
О воздействии стиха, ну, о том, что ранее мной произнесено, при написании
стихотворения. Пишем о своём и для себя. Работа с формой вытаскивает
из глубин личности значимые вещи. Понятно?

        Далее, опять - синкопа:

        Какследы|наузоре|эфеса
        Дальше – всё в том же порядке:
        изруки|выпада|ющейшпаги.
        Илиствы|кругова|язавеса
        превраща|еттропин|кивовраги,
        ачасы|вполомав|шийсякомпас,
        иликом|пасвчасы|янезнаю.

   В последней строке появляется “пас”. Да, поехали дальше

        Ощущенье|такое|чтоснова
        ходишьгде|топоса|момукраю
        инетси|лысорвать|сякаквпропасть,

   О, вот. В этой строке – небрежность. Эта строка полностью выдирается из
звука, из смыслового поля. Давайте перепридумаем, как изменить эту строчку,
сохраняя смысл и энергию, вполне. Строка должна быть не слишком энергичной
по звуку (сил нет), чтобы попасть в общий смысл стихотворения. Если бы было
слово “воля”, могло бы появиться “ля” или “ли”…”Есть ли ? Нет, это –
энергично.”
   Как?
   Мне в данном смысле, в данных контекстах придумать что-либо сложно. Лучше
было бы просторечное “нету”. Ладно, дальше:

        Инетсла|бостибить|сядосмерти….

   В принципе, то же самое. Даже контрапункт (звуковой) “бости” – “биться”
не спасает.

        Тольколисть|евбезум|ствоиробость
        вразрыва|ющейсвет|круговерти.

   Синкопа

        Таконо|иликак|тоиначе, –
        чтозапрок|отпобед|ноголавра,
        есликуп|ленысуш|кипомягче –
        угостить|старика|Минотавра.

   Да, успех стихотворения – прежде всего в первой и последней строках.
И строки эти заявлены достаточно точно.
   - Короче, твои биты, как тактовая черта.
     Нет, нет, нет. Биты – незначащие вещи. Кроме того, бит видим.
   - Эти, как их, фреймы.
   Нет, о фреймах позже. Тактовая черта… Честно говоря, я их, эту тактовую
черту, в мелодии не слышу.
   - Ну да неслышимая.
   Понял. Кадр видим и опознаваем. Метрика не видна, её слышат и видят спецы
и некоторые поэты. Стопа не видна, она вспомогательный инструмент для
восприятия стиха. Пианист, особенно дирижёр, естественно, всё слышит,
он строит на этом музыку, а мы связываем свои чувства, воспоминания с тем,
что слышим. Понятно?
   - Не понятно, но дальше, а то до утра засидимся.
   Да нет, Танюш, не разлагать, а понимать, как они работают. Потом, мы же
все пишем. Хотя бы своё написанное стоит понимать. Что мы делали? Еще раз
повторю, метрика априорно предполагает для нас разбиение речи на кадры,
в ожидаемых точках. И подбрасывает пресловутый (в кинематографе) двадцать
пятый кадр.
   О, вспомнил. Однажды я написал стишок. “Тепло, опять желтеет август / Над
звонким холодком воды”, далее – бормотание… Вот: “Уходят буйства, сходит
знанье / На голову без лишних слов / И так же глуп, красив, здоров/ Свет
ускользающий в ненастье/ Свет в ожиданье холодов.” В предыдущих строфах,
если помните, была довольно жёсткая рифмовка, правда, строфа на пять. Здесь –
четыре. Да, вначале, когда первый раз записал, в этой строфе была рифмовка
“знанье-преданье”. Довольно избитая формула, хотелось от неё уйти.
“Счастье-ненастье” – было бы интереснее, но хотелось оставить знание, опыт
приобретённый. Чувство человека уже что-то сделавшего в жизни. И получилось
так, как получилось, но человек, знающий, слышащий стихи, априорно
подставляет свою рифму. Тому, кому это интересно, я здесь, в данном тексте
даю ту информацию, то звучание, то понимание, которого я ищу для себя.
   Это я потом понял, когда зафиксировал.

И Мандельштам:

      Науш|нички|науш|Ники|мои
      Припо|мнюя|воро|нежски|еночки:
      Недо|пито|гого|лоса|Аи
      Ивпол|ночьскрас|нойпло|щади|гудочки
      Нукак|метро|молчи|всебе|таи
      Неспра|шивай|какна|буха|ютпочки
      Авы|часов|кремлев|ские|бои
      Язык|простран|ствасжа|того|доточки

   Не слышна в этом тексте судьба чердынского изгнанника? Мне очень даже.
   - И ты можешь так же дольник расписать?
   Дольник? Поймали, не думал. О дольнике не думал. И, как раз, перешли к фреймам.
   Нет в грамматике такого термина, фрейм. В русском языке это
программистский термин. Означает минимальный объём информации, потока
информации. Бит – не информация, уже говорили. Но осмысленный набор символов
– фрейм. Что же в языке? Минимальный кусок информации – то, что можно
передать простым предложением. Части составных (сложносочиненное,
сложноподчиненное) предложений, причастные и деепричастные обороты.
У филологов есть умное слово “синтагма”. Мне оно тоже не нравится. Разделяют
фреймы в письменной речи – знаки препинания, в устной соответствующие
интонации и паузы. Очевидно. Запятая прикрепляется к впереди стоящему слову.
После паузы мы ожидаем нового фрейма. Элементами синхронизации, стартовыми
точками, в речи могут быть вводные слова, в устной ещё и междометия.
   Стихотворения же разделяются на строки, собственно, стихи. Каждая строка
и есть фрейм. Нет необходимости ни во вводных словах, тем более
в междометиях. Последнее просто считается грязью. В поэзии. Более того,
допустимо писать стихи, если это контекстно оправданно без знаков препинания
и начинать строку со строчной. Стих сам по себе фрейм, переходя глазами на
новую строку мы готовы прочесть новое сообщение. Вот и всё.
   Иллюстрация...
   - Погоди, а если в строке цезура?
   Это две строки, может автор, не разбив строчку на две хотел сохранить
метрику стиха, может посчитал, что акцент не слишком сильный, это его право,
но разбить сроку на две вполне возможно. Иллюстрация

   Наш, ЛИКовский собрат, Ромахов:

      Российственно…
      От это ощущенье
      Не крыльев за спиною –
      А креста!

   Это обычный дистих. Вероятней всего, при написании так и было, однако
автор перенёс, разбил строки. Вы можете его расписать в две строки, но...
Как дистих это короткое стихотворение вяло, а при том разбиении, которое
у Саши в книжке, текст решительный и точный.

   И иллюстрация от противного, песенка такая была:
      Прощай, от всех вокзалов поезда
      Уходят в дальние края

   Так и просится на язык что-нибудь скабрезное. Нет, я утверждаю, что именно
такая запись и предполагалась, потому что в дальнейших куплетах пятистопный
ямб. Но эта строка не закрыта. Фрейм не закончен. Такие тексты и называются
графоманством. Вопиющим.
   - И переносы запрещены в стихах? А мы их делали.
   Если перенести окончание или части составного, двухкоренного слова (смотри
про кадры), всё в порядке. Вернее, в порядке, если нужна соответствующая
интонация, необходим акцент. В поэзии возможно всё. Всё, что работает.
   - А я считаю, что не надо этой теории, и никакой теории вообще не нужно.
Стихи, это же музыка? А ты тут, зануда, разлагаешь.
   Во первых не разлагаю, а разглядываю минимальные элементы и устной речи,
и стиха. Да я их и сам так слышу, принимаю, воспринимаю. И мелодия
записывается точечками на пяти линиях. А музыкант читая партитуру, мысленно
слышит мелодию, а потом эту музыку играет для слушателей. Как не разбирать?
И ноты, и диезы, и тактовую черту. И, кроме того, как и музыка, поэзия
существует только в динамике, только, когда текст проигрывается, вслух или
в голове. Это – не чертёж конструктора, чертеж – статическая данность.
Стихотворение – сценарий пьесы, которую играет читатель, один, но в лицах.
   - Так что ты хотел о дольнике?
   Не хотел, и не готов. Да и не последний раз собираемся.