Белые крылья мои лебяжьи

Вновь под лопатками жжёт – умру! -
Ломит суставы тупою болью.
Если появится кровь к утру,
Не посыпай её горькой солью!

Ррраз! Тетивы твоей дрожь…Испуг…
Снова брожу между сном и былью,
Не замечая, как быстро, вдруг,
Руки мои превратились в крылья.

Подкараулил меня, как тать!
Меткий стрелок, не подумав даже,
Что я могу не уметь летать.
Так ли ты прав, соколиный княже?

Ночь цвета воронова крыла
Нас не укроет - здесь ночи белы.
Ты меня звал? Я б сама пришла,
Ты ж захотел, чтобы я летела.

Капает кровь из открытых ран,
Не говори, что возьмёшь любою!
Слышу, как грает ВелЕсов вран,
Тоже зовёт он меня с собою.

Слышишь – там песня, там голос струн,
Дивные гусли для нас запели,
Там, где гранитный лежит валун,
Там, где шумят вековые ели.

Что же ты встал у лесной межи?
Сердце колотится так тревожно…
Что я за птица? Скажи, скажи!
Раз мне туда в одиночку можно?

Знаешь, уже не течёт руда
С раненых крыл, хоть лечу высОко…
Ворон меня проводил туда,
Где не бывал ещё ясный сокол.

Утром над росной лесной травой
Снова звучал отзвук песни древней…
Кто-то, пленившейся Волховой,
Крылья украл у речной царевны.

Выкрал, унёс за Калинов мост,
И зашептал: «тайну тайн открою:
В Ирии Сирин и Алконост
Всё называли тебя сестрою….

Ведать и петь – вот твоя стезя,
Петь, даже если совсем не хочешь.
Только тебе это знать нельзя!»
Прыснул водою забвенья в очи,

И, улетая в заката медь,
Вдруг повернул, усмехнулся странно:
«Раненым сердцем сподручней петь!» -
И отворил мне опять все раны.

Ноет ночами в груди стрела,
Снятся мне сокола очи княжьи…
Северной ночи светлы крыла,
Белые крылья мои лебяжьи.